Памяти Габиля Алиева

Их единицы — музыкантов, в чьих руках инструмент обретает сверхъестественные свойства — живую душу, особое звучание, от которого слушатель, едва заслышав первые ноты, замирает на месте, боясь пропустить малейший их нюанс, нечто таинственное, что кроется в душе инструмента, некое чудо виртуозного мастерства, мысль, растворенную в мелодии. Габиль Алиев — выдающийся азербайджанский музыкант, вдохнувший вторую жизнь в старинный народный инструмент кяманчу, одухотворивший ее, научивший «разговаривать» с публикой, открывший ее скрытые возможности и обогативший ее звучание новыми выразительными красками — из их числа. Каждое исполнение Габиля Алиева, каждый концерт, где бы он не выступал (а его слушали во многих концертных залах мира), всегда был эксклюзивным, насыщенным экспрессией, присущей только ему сверхчувствительностью к звучанию кяманчи. Он играл так, словно вел с ней диалог — от сердца к сердцу — то с нежностью, то с болью, а то со страстью. Не случайно в одной из зарубежных газет его назвали «восточным Паганини». Я была школьницей, когда впервые услышала его, не будучи поклонницей мугама. Поспешила к телевизору, чтобы увидеть лицо музыканта. Он играл с закрытыми глазами, весь растворившись в музыке. Равнодушно слушать его было невозможно, настолько чувственно он играл. Необычное звучание его кяманчи словно бы разрушало на своем пути все преграды только лишь ради того, чтобы войти в чье-то сердце. В моем оно осталось, и мне уже не надо было спешить к экрану телевизора, чтобы удостовериться в том, что играет именно Габиль Алиев: его исполнение до сих пор при всех стараниях и устремленности не смог превзойти ни один музыкант. Это неоспоримый факт. Габиль Алиев был человеком, чья душа была открыта миру, людям, а кяманча, благодаря его выдающемуся, уникальному таланту, помогала ему делиться с ними тончайшими ее движениями, эмоциями, ведь в этом смысл исполнительского искусства — в том, чтобы «строить» мосты от души к душе, творить и дарить красоту. А Габиль Алиев был искуснейшим виртуозом в этом деле, недаром один из иранских президентов, познакомившись с искусством азербайджанского музыканта, расчувствовавшись и находясь под воздействием его таланта сказал ему следующие слова: «Никакие усилия политиков не будут так способствовать установлению мира на Земле, как ты своей талантливой игрой». Кяманча Габиля Алиева была истинной примой среди остальных ее «подруг», единственная из них вышедшая на мировую сцену. Волшебство ее звучания действовало на людей буквально гипнотически, вводя в особое медитативное состояние. Так было с журналистами газеты «Известия», перед которыми Габиль муаллим выступал в 1970-е—1980-е годы. Будучи наслышаны о легендарном азербайджанском музыканте, они захотели послушать его выступление и понять, в чем секрет огромной его славы. — Они пригласили меня в редакцию и я выступил перед 15-ю журналистами, — вспоминал Габиль муаллим. — Когда через час я закончил играть, они продолжали молча сидеть и переглядываться друг с другом. Я не знал, как реагировать, и вдруг услышал, как один из них вполголоса спросил другого: «Что с тобой?» Тот ответил: «В первый раз музыка так на меня подействовала, ты не знаешь, что он такое играл?» А из другого угла я услышал шепот: «Слушай, он играл ровно час, ты чувствовал время?» Габиль муаллим попенял, что я своей настойчивостью вынуждаю его делиться такими наблюдениями. «Это нескромно», — сказал он, но это был тот случай, когда я понимала, что должна быть настырной. Такие свидетельства того, как воздействует музыка талантливого исполнителя, очень ценны. На мои слова о том, что, играя на кяманче, Габиль муаллим словно растворяется в музыке, «улетает» куда-то, он ответил: — Это очень трудный вопрос, это невозможно объяснить, раскрыть, рассказать, что со мной происходит, я лично, когда играю, могу умереть, путь, на который вступаю в поиске музыкальной выразительности, чего-то, что еще не исполнялось, не было найдено и что я ищу, он очень трудный. Понимаешь? Я так далеко ухожу в этих поисках, и словно какая-то сила тормозит мой мозг, разум, останавливает меня. Я ведь не готовлю заранее дома свои музыкальные пассажи, я импровизирую, творю непосредственно на концерте, так же, как это происходит с мейханой. Очень может быть, что что-то не так получится, не понравится, а бывает, что нечто прекрасное получается, но повторить это я уже не смогу, и оно остается в прошлом. Такова особенность импровизации. Я вспоминаю, что некоторые наши мугаматисты не воспринимают импровизацию и утверждают, что мугам нужно исполнять по раз и навсегда установленным правилам, а Габиль муаллим, получается, эти рамки ломает. — Когда я исполняю, например, чааргях, я словно вхожу в море и плыву, куда хочется, но возвращаюсь к берегу цел и невредим, не тону в море, потому что у чааргяха есть свой лад, своя структура, которые я не нарушаю. У музыки нет и не должно быть границ. В советские времена цензоры порой придирались ко мне, что когда я играю мугам, в нем проскальзывают турецкие или индийские мотивы. Но ведь мугам — импровизация, а у меня такое правило было: когда я ехал в ту или иную страну, обязательно знакомился с их национальной музыкой и во время исполнения мугама вплетал их напевы в музыкальную ткань мугама. Какой же внутренней духовной силой надо было обладать, чтобы на протяжении всей жизни сохранять живым, «упругим», жизнестойким тонус своей души и не уставать делиться духовной энергией с тысячами и тысячами людей, переполняющих во время его выступлений концертные залы в Азербайджане и за рубежом, чтобы прикоснуться к живительному источнику настоящего искусства. Каждый его концерт отличался новизной, очередным откровением и всегда был адресован конкретной аудитории. Как, например, было во время его первой гастрольной поездки вместе с группой певцов и музыкантов в Турцию в советские времена, когда на первый же концерт в основном пришли соотечественники, эмигрировавшие из Азербайджана в революционные годы. — Когда я заглянул из-за занавеса в зал и увидел их, задумался, что бы им такое сыграть, чтобы они душой перенеслись на родную землю, как бы побывали на Родине, и когда вышел на сцену, первое, что сыграл, «Апарды селляр сараны», — рассказывал мне музыкант семь лет назад. — Я обычно играю с закрытыми глазами, и в тот раз также, но вдруг я услышал странные, непонятные звуки, какое-то движение в зале. Открыв глаза, я увидел, что старики плачут, уткнувшись лицом в платки. Уникальным, неповторимым был один из концертов в Иране, на который пришли сплошь священнослужители. Габиль муаллим обомлел, увидев из-за кулис в зале колыхающееся море тюрбанов, и сразу понял, что в этот раз надо сыграть что-то такое, чтобы муллы прочувствовали божественную суть музыки, поняли, что она заключена и в утреннем озане, и в протяжном «Аллах акбар». — Я впервые тогда исполнил на кяманче озан, это была импровизация, — вспоминал Габиль муаллим, — а когда закончил, в зале стояла мертвая тишина, я был в недоумении, но оказалось, что они просто находились под впечатлением, а через минуту бурно зааплодировали, топая при этом ногами. Присутствовавшая на этом концерте супруга музыканта Шаргия ханум, вспоминая о нем, сказала, что стоило ее мужу извлечь из кяманчи какой-то невероятный, фантастический звук, как весь зал поднимался с восторженными возгласами. — Представить себе такую реакцию священнослужителей, да еще в Иране, где это не разрешено, сложно, но так было, — свидетельствовала она. Габиль муаллим говорил, что для него не существует разницы между европейскими и восточными любителями музыки, включая руководителей различных государств. Играя для них, он просто делится тем, чем одарил его Бог, и даже более того, — любовью к людям, к жизни, природе, прекрасному, то есть тем, чего так недостает сегодняшнему миру и, по сути, всегда в дефиците. Потому в свое время после одного из концертов в Ташкенте люди обнимали его, целовали кяманчу, расспрашивали, пытаясь понять секрет творимого им чуда. То же было и в Англии, где, казалось бы, сверхсдержанный зритель, во Франции, в других странах. Кстати, после гастролей в Англии Габилю Алиеву по инициативе Гейдара Алиева было присвоено звание народного артиста Азербайджанской ССР. Последний сольный концерт Габиля Алиева состоялся в 1997 году во дворце «Республика». На нем присутствовал и Гейдар Алиев. По окончании концерта он поднялся на сцену и, поблагодарив всех участников, спросил юбиляра: «Ты где? Почему ты давно не играешь?» «Я уже постарел», — попытался «оправдаться» музыкант. «О чем ты говоришь! — воскликнул Президент. — Как говорил Мешади Ибад, ты стоишь тысячи молодых, ты обладаешь уникальным талантом». Будучи скромным человеком, Габиль Алиев неожиданно посетовал: «Уважаемый Президент! Я бы хотел быть не музыкантом, а работать в такой области, чтобы приносить пользу своему народу, государству — быть ученым или инженером, или учителем, я стыжусь, что стал музыкантом». И это при той мировой славе, которая ходила за ним по пятам. Но в этих словах Габиль муаллим был также искренен, как и в своем исполнительском искусстве. Тот концерт проходил в преддверии дня рождения выдающегося музыканта, а наутро, 28 мая, стало известно, что Указом Президента Габиль Алиев награжден орденом «Слава». Для него это было неожиданным событием. Уникальное исполнительское мастерство Габиля Алиева, оставляя глубокий след в душах поклонников его таланта, способствовало также созданию интересных произведений в области других видов искусства. Так, находясь под впечатлением его искусной игры, композитор Франгиз Ализаде создала «Габиль саягы» — произведение, исполняемое во многих странах мира. Народные поэты Сулейман Рустам, Расул Рза, Бахтияр Вагабзаде были вдохновлены им на написание посвященных Габилю Алиеву стихотворных произведений. Выдающийся азербайджанский живописец Саттар Бахлулзаде создал эскиз ковра, в центре которого рядом с такими корифеями, как Узеир Гаджибеков, Мирза Алекпер Сабир и другие, поместил портрет Габиля Алиева... Уход из жизни таких выдающихся мастеров, как Габиль Алиев, огромная, невосполнимая потеря для азербайджанского и мирового музыкального искусства. В эти дни скорбь по поводу кончины выдающегося музыканта, в частности в социальных сетях, выражают иранские поклонники его таланта. «Трудно поверить, что после него кто-то сможет исполнять, как Габиль Алиев», — пишут они, называя его богом восточной кяманчи. Большая удача, что его современникам посчастливилось насладиться его талантом.

Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВА

Бакинский рабочий.-2015. - 18 сентября. - С. 6.