Карабахская Отечественная: они сражались до последнего…

«Бакинский рабочий» продолжает публикацию глав из документальной повести заслуженного журналиста Азербайджана Татьяны Чаладзе «Карабахская Отечественная: они умирали честно», посвященной азербайджанским солдатам и офицерам — защитникам своей Родины.

Часть XI (Начало в №№79, 81, 83, 84, 92, 102, 108, 109, 111, 117)

В самом начале июня 1993 года азербайджанским спецслужбам стало известно, что армяне готовят план большого наступления в Ходжавендском районе. Причина была политическая — армяне, опасаясь и не желая возвращения Гейдара Алиева к власти, решили этому воспрепятствовать попыткой захвата нескольких районов, чтобы «взорвать» и без того сложную политическую ситуацию в Азербайджане. Наступление должен был подготовить и провести Монте Мелконян, международный террорист, известный как Аво. Он был знатоком подрывного дела, террора и захвата заложников, участвовал в ряде войн на Ближнем Востоке, являлся организатором террористических актов в разных странах мира. В Карабахе стал командующим Мартунинским направлением фронта. Армяне планировали захватить стратегически важные пункты — Агджабеди, Тахтакерпю, на Бейляганском, Физулинском направлениях и другие пути, ведущие в центр страны и столицу Азербайджана. [Однако] именно тогда и произошла… [битва], изменившая ход событий и закончившаяся ликвидацией Мелконяна. Кстати, после уничтожения Мелконяна с этого направления наступление так и не состоялось. 12 июня армянские вооруженные формирования начали массированное наступление в направлении райцентров Агдам и Агдере. Как уже ранее было обнародовано в средствах массовой информации, в операции были задействованы более 6000 военнослужащих, до 75 единиц техники, поддерживаемых огнем гаубичной и реактивной артиллерии, эскадрильей боевых вертолетов Ми-24. В качестве ближайшей задачи ставилось расчленение боевых порядков азербайджанских частей с последующим окружением Агдама, уничтожением сосредоточенных в нем сил, штабов, склада боеприпасов, базы ремонта бронетехники и военного госпиталя. Уже в ходе первых трех суток армянским войскам удалось выйти на рубеж в 5 км севернее и 10—15 км южнее Агдама, охватив город с двух сторон. Тем не менее азербайджанские части оказали упорное сопротивление, удержав основные позиции вдоль шоссе Агдам — Барда и нанеся противнику значительные потери. ВВС Азербайджана нанесли ракетно-бомбовые удары по армянским позициям; дальнобойная морская артиллерия, переданная флотом, вела обстрел военных объектов в Ханкенди. 18 июня после подхода подкреплений азербайджанские войска предприняли контратаку, отбросив противника на исходные позиции практически по всему периметру Агдама. Не добившись успеха в районе Агдама, армянское командование перенесло усилия на Агдеринское операционное направление. После затяжных боев армянские части 26 июня заняли Агдере. К началу июля армянское командование сосредоточило на Агдамском направлении большие силы: четыре пехотных полка (до 6000 военнослужащих), два танковых батальона (60 танков), пять артиллерийских дивизионов (120 стволов артсистем, часть 1-го десантно-штурмового полка, 1 вертолетную эскадрилью (до 10 вертолетов Ми-24). Задействовав имеющиеся силы, армянские войска предпринимали постоянные массированные атаки с целью захватить Агдам. Несмотря на все тяжелые условия, Агдам оборонялся до последнего. 4 июля 1993 года армяне даже поспешили объявить о захвате города, но частям нашей Национальной армии удалось отбить штурм армянских войск. При этом они неоднократно входили в пределы городской черты, но были выбиты после уличных боев. Вечной славой покрыли себя многие солдаты азербайджанской армии, так же как взвод из 23 солдат, которые четвертого июля 1993 года не оставили своих позиций и все погибли в селе Кызыл Кенгерли в бою с превосходящими силами противника. 21 июля 1993 года армяне начали новое наступление на город. За почти полтора месяца беспрерывных боев азербайджанские войска понесли тяжелые потери и уже не смогли отразить новое наступление армян. В ночь с 23 на 24 июля 1993 года армянскими войсками был оккупирован город Агдам. Как позже писал американский дипломат Мэтью Брайза: «Увиденное мною в Агдаме привело меня в ужас. Город полностью превратился в развалины. Я — поляк по происхождению. Оккупация Агдама напомнила мне картину Варшавы после Второй мировой войны. В то время фашисты разрушили Варшаву». …И вот Магомед Мамедов рассказывал, как это все происходило. «Погиб и Эльдар Асалиев. Он был санинструктором и с группой солдат вышел из окружения в районе Хачинстроя, но услышал, как ребята говорили, что там остался раненый танкист. Эльдар вернулся за ним. Но отступать было уже некуда, их окружили. Эльдара ранило в плечо. Армяне подходили все ближе и ближе, Эльдар подорвал себя гранатой, чтобы не попасть в плен. Я не могу его забыть, он часто ходил со мной на позиции, немногословный, смелый, он был удивительно скромен. На него можно было положиться. Аллах рехмет элясин!» Все поднялось в моей душе. Я позвонила Джамиле в издательство и сказала, чтобы в мой фотоальбом в самом начале поставили два слова — «Часть первая». Уже давно я перестала быть независимым журналистом. Моя жизнь, моя работа, состояние моей души стали зависеть от этой войны. Чужая боль, чужая война стали моей болью, моей войной, и, как каждый солдат на фронте, я страстно желала ее окончания. Я должна была что-то делать. И я снова надела военную форму и поехала на фронт. Собирать материал для второй части. …Казалось, что после оккупации Агдама уже ничто так сильно не потрясет наш разум. Но захват армянами 21 августа Физули поразил в самое сердце. Накануне, 19 августа, я пробивалась в город Физули. Именно пробивалась сквозь сплошной поток беженцев. Снова старики, женщины, дети. Я просто не знаю, как писать об этой беде. Слава Богу, радовалась я, что их не обстреливают. Сам город уже опустел, остались только солдаты да брошенная домашняя живность — кошки, собаки. Я уже давно замечала, что кошки и собаки, самые верные существа, остаются в хозяйском доме до последней возможности терпеть голод. Возле здания телеграфа нас остановил пост — кто такие?! После проверки документов провели меня в штаб. Здесь я встретила многих своих знакомых еще по моим первым фронтовым поездкам. В Физули фотографировала до тех пор, пока не закончились пленки. Предчувствие, что, возможно, это последние фотографии перед оккупацией, придавало мне сил. Ребята отнеслись с пониманием, проводили меня везде, где только было можно, — двести метров до армянских постов. И когда, наконец, я осталась без пленок, ко мне подошел связист. В разрушенном снарядом доме он нашел чистые, запечатанные фотопленки, не выбросил их, а сохранил на всякий случай. Оказалось, для меня. В одной роте ребята сами сшили национальный флаг Азербайджана и под ним вели так называемые «уличные бои». До сих пор в моей душе живет щемящее чувство — я уехала, как будто сбежала, а они остались... Они сражались за свой город до последнего, им удалось испортить армянам «вкус победы». И вдруг посыпалось: 23 августа оккупирован Джебраильский район, 31 августа — Губадлинский. Армянские формирования вышли на границу с Ираном. Таким образом, весь Зангиланский район оказался в окружении. Огромное число беженцев — около трехсот тысяч — одновременно с двух районов, Губадлинского и Джебраильского, обрушились на республику. А перед этим было свыше семисот тысяч беженцев из Армении, Кяльбаджар, Лачинского района, Шуши, сел Нагорного Карабаха, Агдама, Физулинского района. И вся эта огромная масса не пересекла границы Азербайджана, они остались в своей родной республике. К слову сказать, вспомните армянских беженцев, они почему-то все ринулись в Москву и там стали «качать» свои права. В течение двух месяцев Зангиланский район оказался в самой настоящей блокаде. С одной стороны, государственная граница с Арменией, с другой — армянские бандформирования в оккупированных Джебраильском и Губадлинском районах, а с третьей — государственная граница с Ираном. Но перед ней река Араз. В этот момент армяне объявили на весь мир очередное «перемирие». Как уже бывало, армянская сторона использовала «перемирие» лишь для очередного накопления сил. К середине октября армяне упрочили материально-техническое снабжение оккупационных частей в Джебраиле и Губадлы. И начали наступление на Зангиланский район по проверенному плану, то есть одновременно и силами из Губадлы, Джебраила, и нарушив государственную границу Азербайджана. Около ста тысяч мирных жителей с отчаянием метались в поисках выхода. А он был единственный — в Иран, через реку Араз, переплыть которую из-за ее течения практически невозможно. В эти драматические дни Иран проявил гуманность и сочувствие. Он открыл свои границы и по возможности предоставил плавсредства для беженцев. Действия развивались стремительно, все мужское население, подростки и старики создали силы самообороны для прикрытия женщин с детьми, бросавшихся в реку и пытавшихся выплыть. Спаслись немногим более сорока тысяч. Остальные попали в плен или погибли. К первому ноября все было кончено. Армяне упивались своим успехом. Еще бы! Теперь они контролировали двадцать процентов территории Азербайджана — Нагорный Карабах и прилегающие к нему районы. Захватывая эти районы, армяне ведут тактику «выжженной земли», создавая так называемые «буферные зоны». Вспомните яркий пример: когда фашистская Германия напала на СССР для безопасности от партизан вдоль железных дорог на какое-то расстояние вырубался весь лес, для полного контроля обстановки. Точно так же армяне планомерно стирали с лица земли эти районы, чтобы азербайджанцам некуда было вернуться... Никто так сильно не ожидал выпуска моего фотоальбома, как солдаты на фронте. Им приходилось труднее всех, из дома приходят неутешительные известия о том, что подорожали хлеб и бензин, практически нет никаких лекарств, а родители болеют, наступили холода, не хватает денег купить теплую одежду братьям и сестрам. Солдатам казалось, что о них все забыли, им не хватало веры и убежденности, что погибают они не зря, им необходимо было знать, что Родина помнит и надеется на их стойкость и мужество. Они сердцем приняли свой долг перед Родиной, несмотря на холод, огонь, смерть,— шли в бой. Они умирали честно... Фотоальбом «Карабах: война в лицах» был для них своеобразным моментом истины, на фотографиях они были самими собой — измученными мальчишками, взвалившими на себя всю тяжесть горя, постигшего нацию. «Свершилось! Приезжай!» — сказала по телефону Джамиля Аббасова. Вот я уже держала в руках свой «многострадальный» фронтовой альбом. Я была счастлива. Из правительственного гаража мне разрешили взять машину, чтобы отвезти книги на фронт. Конечно, качество печати сильно разочаровало, то ли типографии были старые, то ли краски не хватало, тем более было обидно, что оригиналы фотографий были хорошего качества. Но делать было нечего, подогнали «Волгу» к складу издательства, загрузили багажник, заднее сиденье и вперед! Да. Это был особый период в моей жизни. Это был мой своеобразный ответ всем и вся! Мною был обретен, наконец, смысл моего существования за последний год, смысл моих лишений и страданий, смысл переформирования моей личности. Понятно, что эта война потребовала от меня высочайшего напряжения душевных и физических сил. Мы приезжали в части, и я своими руками раздавала ребятам книги с автографами. Господи, как они радовались! Я не знаю, с чем сравнить, но для них это был истинный праздник души! Книги солдаты берегли и, как правило, отвозили домой. В рапорте на отпуск так и писали «...чтобы отвезти фотоальбом родителям». Ничего удивительного, ведь там были их фотографии. Воспользовавшись тем, что у меня теперь как бы служебная машина, я колесила буквально по всей линии фронта, заезжала в каждую воинскую часть. Однажды, возвращаясь с Муровдага, не доезжая до Гянджи, наша машина сломалась. Поломка была серьезной, требовалась редкая запчасть. Я пошла искать местные власти. Но никого нигде не оказалось, а я уже наученная опытом пошла прямо в полицию. Во всех районах круглосуточно только в полиции можно было решить почти все вопросы: переночевать, найти бензин, если нужно — отремонтировать машину. Так, впервые я попала к начальнику полиции Ханларского района Рамизу Лятифовичу Джангирову. Ему много объяснять было не нужно, уже через полчаса мы с водителем Рамизом Наврузовым пили чай в Ханларском доме гостей. Более чудесного места, чем здесь, я ранее не встречала. Территория на тихой улице была огорожена высоким забором, казалось, что стены звуконепроницаемы. Двор — сплошной сад, где и розы, и тенистые каштаны, и даже бамбук. Небольшой декоративный бассейн, везде аккуратные дорожки. Одноэтажный дом очень просторный, со всеми удобствами. Можно было только мечтать, чтобы жить и писать в таком доме. Однажды, гораздо позже, я пережила там очень сильную бурю, но даже в такую непогоду, а это было настоящее светопреставление, дом не потерял атмосферы света и покоя. В это же время там находился командир одной из воинских частей, которые теперь, после оккупации Лачинского района, держали позиции в горах Дашкесана. В некоторых местах, чтобы доставить на позиции продукты, боеприпасы и вообще все необходимое, только на дорогу в один конец требовалось четыре часа. Мне очень захотелось самой отнести туда свои книги. Командир смутился. «Туда дойти, — это проблема», — проговорил он, однако я настояла, из-за своего характера всегда больше всех страдаю я сама. В общем, деваться было некуда, и на следующий день состоялась поездка в Дашкесан. Когда мы вышли из машины у подножия горы, мне стало плохо: никогда в своей жизни я не поднималась так высоко. Подумать только! Две тысячи восемьсот метров вверх! Честное слово, я искала предлог, чтобы избежать путешествия. Но не успела, прозвучала команда, и наша группа из семи человек тронулась в путь. Мы шли и шли, а вершина так и не приближалась. Ноги меня не слушались, сердце выпадало из груди, я хотела умереть, но шла... Спасали частые привалы, я видела, что ребятам тоже трудно. Вдруг я почувствовала какое-то облегчение. У меня было такое состояние, когда говорят — открылось второе дыхание. Мы поднялись на эту гору. Но здесь меня ждал жестокий удар. Оказывается, это промежуточная гора между тылом внизу и позициями наверху, которые на другой горе, еще выше, чем та, на которую мы поднялись. Делать было нечего, как говорят, охота пуще неволи. Мы пошли дальше. Дорога становилась разнообразней, мы продвигались по тропинке среди гор — справа над тобой нависающая гора, слева — обрыв с шумящей внизу между камнями речкой. Меня предупреждали, чтобы я не смотрела вниз, но было так страшно туда упасть, что я каждую минуту оглядывалась. И, конечно же, сорвалась, покатилась вниз. Инерция падения — страшная сила, она тащила меня, крутила, била о камни, которые, в свою очередь, срывались, катились вместе со мной, больно ударяя. Вдруг я почувствовала, что меня схватили, и падение прекратилось. Я лежала, не чувствуя ни рук, ни ног, рот был полон земли. Остановил мое падение Закир, он прыгнул вслед за мной, поймал меня и прижал к земле в четырех-пяти метрах от речных камней, о которые я могла разбиться насмерть. Книги, которые я несла, рассыпались по всему склону горы, один фотоаппарат разбился полностью, а второй внешне мало пострадал, но, как потом выяснилось, перестал действовать. Ребята уже все собрались вокруг меня и помогали встать. Наверх, на дорогу, они меня втащили буквально за шиворот. Пока я приходила в себя, они собрали мои фотоальбомы, которые, как и я, имели жалкий вид. О том, чтобы идти наверх, не могло быть и речи, что-то случилось с моей спиной, давала знать о себе та авария в Карабахе, год назад. Командир группы принял решение возвращаться вниз. В санитарной сумке нашлось обезболивающее средство. Всю дорогу домой меня поддерживали ребята, шли медленно и вышли к машинам лишь в темноте...

(Продолжение следует)

Фотографии взяты из фотоальбома Т.Чаладзе «Война в лицах».

Татьяна Чаладзе

Бакинский рабочий.-2016.- 20 июля.- С.3.