Сохранить древнее наследие и идти в ногу с XXI веком

Вагиф Асадов: В Европу мы должны вступать с многовековым духовным багажом нашего народа, не изменяя и не адаптируя его

По роду своей профессиональной деятельности и общения с музыкантами, ханенде и инструменталистами мне часто приходилось слышать робкие замечания о том, что реформа великого Узеир бека Гаджибейли, совершенная в азербайджанской музыке сто лет назад, лишила ее исконных звучаний и многовековых особенностей, присущих нашему мугаму.

Мы справедливо гордимся и говорим о том, что являемся первой страной на мусульманском Востоке, в которой были созданы первая опера, первый балет, первое симфоническое произведение, первая профессиональная композиторская школа и т.д.

Это стало возможным благодаря той же реформе Узеир бека, который адаптировал национальную музыкальную систему к европейской, что послужило мощным толчком к ее грандиозному развитию, признанному во всем мире. Эту точку зрения в среде профессиональных музыкантов не разделяют некоторые представители традиционной музыки - ханенде и инструменталисты, особенно старшего поколения, хорошо знающие историю азербайджанского мугамата и слышавшие корифеев начала прошлого века.

Несколько лет назад мое внимание привлекла песня Bico, по своей форме и интонациям напоминавшая народные песни, хотя слово Bico вносило в песню приятную грузинскую изюминку. Ее исполнял певец среднего возраста с очень приятным, с небольшой хрипотцой голосом. В суете сует не было возможности проследить за творчеством этого исполнителя, но совсем недавно и неожиданно мне представилась эта возможность, уверившая меня в том, что ничего случайного в этом мире нет, и что этот человек в искусстве народной музыки - фигура далеко не случайная.

Творческая биография Вагифа Асадова столь же насыщенна, сколь необычна его человеческая судьба.

Все началось в Государственном ансамбле песни и танца, где он танцевал и играл на гармони. Известный танцор и хореограф, народный артист Алибаба Абдуллаев заприметил одаренного парнишку и попросил его спеть, после чего решил, что Вагиф будет и петь, и танцевать, и играть.

Начинающий артист очень внимательно слушал и анализировал исполнение лучших ханенде и певцов. Будучи в ансамбле песни и танца, он имел возможность приобрести опыт и танцора, и певца, и инструменталиста-гармониста, поэтому справедливо считает, что этот коллектив сыграл большую роль в его творческом развитии.

Он поступил в Азгосуниверситет, отлично учился, на лету схватывая каждое сказанное педагогами слово. Однако на последнем курсе, за пару недель до завершения вуза, одна из преподавателей после его отличных ответов на вопросы билета спросила, читал ли он какую-то книгу. Вагиф честно признался, что зрительная память у него слабая, но слуховая - очень сильная, поэтому он знает все, о чем рассказывала педагог, и что она со студентами обсуждала по этому предмету. Преподаватель заупрямилась и сказала, что не пропустит его, если он не прочтет эту книгу, хотя на экзамене он ответил на все вопросы. Так продолжалось несколько раз, и в конце концов Вагиф, буквально накануне госэкзаменов, решил оставить университет, хотя диплом через 10 дней должен был быть в его руках...

Жажда знаний и прекрасный голос привели его (не без настояния друзей в 42 года) в Госконсерваторию на вокальный факультет. Красота голоса подкупила педагогов, упрекнувших его в том, что он должен был прийти к ним еще двадцать лет назад. Но и здесь судьба сыграла с ним злую шутку - неожиданная встреча в стенах консерватории перевернула все его планы, и по личным причинам он на первом же курсе решил бросить учебу.

Сегодня мы беседуем с искусным исполнителем на гармони и певцом Вагифом Асадовым, который многими воспринимается как истинно бакинский музыкант, в голосе которого невозможно не услышать пронзительно ностальгические нотки по старому Баку и всему тому кодексу качеств и понятий, которые были присущи не только бакинцам первой половины прошлого века, но и всему национальному музыкальному искусству.

- Ваши мысли о реформе, произведенной Узеир беком в азербайджанской музыке, свидетельствуют о том, что вы прекрасно разбираетесь в том, что и как происходило сто лет назад и каковы сегодня последствия той революции в азербайджанской музыке. Т.е., адаптировав азербайджанскую нотную систему, которая предусматривала разделение одного тона на несколько составных частей, к европейской, где один тон состоит всего лишь из двух полутонов, наша традиционная музыка потеряла своеобразие национальной идентичности. Выходит, вы ощущали эту разницу исключительно на слух, дифференцируя малейшие расстояния звуков?

- Думаю, разум и знания здесь ни при чем, главную роль в этом сыграли моя генетическая память и острая музыкальная интуиция. На примере настройки инструментов это особенно четко можно увидеть, когда один по старым меркам правильно настроенный инструмент будет звучать фальшиво по сравнению с сотней других, настроенных по европейской системе. В связи с этим хотел бы рассказать эпизод из детства.

Мне было 6-7 лет. В наш дом часто приходил знаменитый Ислам Абдуллаев (Сегях Ислам), которому в то время было лет 90. Он дружил с моим дедом и по его просьбе часто пел. Например, когда он исполнял мугам «Махур», он показывал и говорил, что Кечячи Мамед пел этот мугам так, а Джаббар Гаръягды - по-другому, Шекили Алескер эту часть мугама исполнял таким образом, а я пою вот так. Все примеры он показывал голосом, подчеркивая разницу в исполнении разных ханенде прошлого века. В то время было непонятно, как же так, ведь это мугам «Махур», но у всех получается по-разному. Тогда никто из ханенде не осмеливался петь в присутствии Ислама Абдуллаева, настолько он был авторитетным и требовательным знатоком мугама, - это был великий мугаматист!

Эти встречи и домашние концерты с музыкальным разбором оказывали на меня огромное воздействие. Сегодня мугам поют все, и все поют одинаково, а почему исполнение Габиля Алиева так отличается от исполнения других мастеров? В чем тут разница? В тембре инструмента? Да, в тембре, который он нашел сам. Габиль Алиев как-то рассказывал, что однажды свой инструмент он отдал мастеру-армянину, и когда взял обратно, обнаружил, что тот звук, который ему был нужен, исчез, потому что «мастер» проделал какие-то манипуляции с инструментом и настройкой. После этого он уже не мог играть на той кеманче, ему пришлось самому что-то изменить, чтобы инструмент выдал искомый звук. В нем говорила та самая генетическая память, которая веками отсутствовала и не могла быть у «мастера-армянина», пусть даже виртуоза.

- Выходит, тот звук и был тем, чего недоставало нашим мугамам в соответствии с европейской музыкальной системой, верно?

- Однозначно! Он сам нашел и настроил инструмент так, как того требовали вековые законы мугама. Кеманча не должна просто играть, она должна высекать огонь из сердец и слезы из глаз. Я всегда чувствовал эту разницу в звучании наших инструментов и понимал, что нынешнее звучание - не настоящее, оно искусственно созданное.

Да, азербайджанский мугам не имеет себе равных, но он, к сожалению, потерял свою былую красоту и многовековой аромат. Например, у турок, арабов, индусов есть свои четверть и другие тона, я слышу их, а у наших инструментов - нет. То же и в таре, зурне, балабане.

Мы должны гордиться своими предками, мы не можем быть духовно более развитыми, чем были они, наши корни очень сильные, но их надо укреплять, а не разбавлять чужеродной культурой.

- Вопросы, затронутые вами, очень серьезны, тем более что время идет, меняются поколения и молодые музыканты принимают и исполняют музыку и тот же мугам в новом ключе, не подозревая об его исконном звучании…

- Мы не должны принимать европейскую систему во вред собственным особенностям, присущим только нам. В Европу мы должны вступать со всем многовековым духовным багажом нашего народа, не изменяя и не адаптируя его к чему-то за счет пренебрежения собственными средствами и формами выражения. Это похоже на то, как в пьесе «Севиль» Дж.Джаббарлы Балаш, устыдившись национальной одежды своего отца перед высокопоставленными гостями, заставляет снять ее и надеть европейский фрак.

В наших собственных ладах звучали звуки, которые сегодня мы не можем слышать, потому что их не могут извлекать наши инструменты, настроенные на европейский лад. Да, были музыканты, которые интуитивно сохранили их в генетической памяти на слуху от предков, например, Габиль Алиев, Шамси Иманов и другие музыканты старшего поколения, это качество отличало их исполнение и вызывало восхищение народа, но еще и потому, что они использовали ту, старую темперацию.

В 1995 году по семейным обстоятельствам Вагиф Асадов с семьей уехал сначала в Германию, потом во Францию, исколесил всю Европу, но через некоторое время понял ошибочность этого шага. В те годы в Баку скончалась его мама, но обратного пути не было, поскольку документы были не в порядке: «В тот момент, когда я метался в отчаянии от невозможности проводить мать в последний путь, появилась песня Ana, mən qəribəm, qərib. Песня родилась очень давно, но приобрела четкие очертания через много лет, у нее особая история.

- Это был внутренний взрыв эмоций, и я понимаю, что каждая ваша песня имеет свою необычную историю появления. Слова и музыку написали вы сами?

- Да, мои песни - это то, что я не могу не высказать, это чувства, которые распирают мне сердце и которые я должен выплеснуть в музыку и стихи. Когда я вернулся из Франции, друзья настояли записать те несколько песен, которые я сочинил для себя и напевал в узком кругу. Так и получилось, благодаря друзьям они приобрели известность. А потом на АzТV решили обо мне сделать фильм. Режиссер Вугар Тапдыг обратился ко мне с просьбой разрешить снять фильм, но я отказался, ибо не считал себя человеком, о котором нужно снимать фильм, тем не менее он его снял.

- Но своеобразие творческой индивидуальности Вагифа Асадова, его бескомпромиссность и верность корням, присущие только ему интонационные особенности голоса и средства выразительности принадлежат не только ему самому, но и народу, сыном которого он является, ведь по роду своей деятельности он стал выразителем его дум и чаяний. Но и фильм Tənhalıqdan sonra получился очень живым и трогательным. Ваши песни очень оригинальные, их стиль не похож на почерк известных композиторов, скорее они напоминают народные баяты, чувствуется, что они выстраданы сердцем и временем…

- Свои песни я пишу сам - и слова, и музыку, и у каждой своя история, хотя я исполняю и некоторые песни других композиторов, например, Mənə yüz il ömür arzulamayın Эльчина Иманова на слова Вахида Азиза. Когда поэт сложил эти стихи и попросил композитора написать музыку, он добавил, что хотел бы услышать ее в моем исполнении. Или, скажем, Kimlər gəldi, kimlər getdi

С.Гаджибекова на слова Зейнала Джаббарзаде, к которым я приписал одно четверостишие.

- Песни, преисполненные вековой мудрости, они многому нас учат…

- Мой девиз по жизни - обрадовать человека, облегчить ему жизнь любым способом. Это стало привычкой, от которой я получаю огромное удовольствие и счастье. Я исполняю песни с большой любовью и желанием доставить слушателям наслаждение. А когда отдаешь любовь, получаешь невыразимо больше, поэтому считаю себя счастливым человеком, я наслаждаюсь своей жизнью и своим окружением!

Афет ИСЛАМ

Бакинский рабочий.-2023.- 2 мая.- С.11.