В кадре-человек

Бакинская публика на ура восприняла постановку первого дамского романа, написанного Джейн Остин 200 лет назад, «Гордость и предубеждение», осуществленную кинорежиссером Ильгаром Сафатом. Опасения, что спектакль получится слишком киношным, не оправдались. Сам режиссер доволен своей работой. А в интервью New Baku Post рассказал о том, что человек человеку – не только брат и враг, но еще и пространство для размышлений. Вас можно поздравить с успехом вашего очередного проекта. Но, к сожалению, у нас практически отсутствует профессиональная критика…– (Перебивая) Это очень грустно. Критики, пишущие о театре, увы, сами не выдерживают никакой критики. Не хватает ни вкуса, ни эрудиции. В этом смысле мне больше повезло с моей картиной, потому что «Участок» просмотрели не только у нас, но и в ряде европейских стран. О фильме много писали. И это была профессиональная критика. Даже когда критика не слишком лицеприятна, но ты видишь, что это пишет не малограмотный щелкопер, и не «тетя Нюра у телевизора», рассуждающая категориями «нравится – не нравится», а профессионал, пытающийся проникнуть в режиссерский замысел, – тогда критика полезна.– Существует известная нам, зрителям, разница между театральными подмостками и киносъемочной площадкой. Но есть еще и, наверное, разница в энергетике театра и кино. Вы сами как определите разницу между этими двумя площадками?– Прежде всего это разный материал. Кино похоже на чеканку – сделал рисунок, и он остается навсегда, в незыблемом виде. А театр – это живой организм, он ближе к музыке, например. Это живой процесс, непредсказуемый, но тем он и интересен. Мне очень интересно работать в кино. Я продумываю досконально картину и потом, во время съемок и монтажа, стараюсь максимально приблизить к своему замыслу. То же самое делаю в театре. Но в театре всегда имеет место эффект прибоя волн, которые смывают все рисунки на песке. В театре всегда сталкиваешься с живым течением реальности в чистом виде. Это очень захватывающий процесс. И поэтому каждый новый спектакль, даже каждый прогон, отличается от предыдущего. А на сцене все всегда происходит как в первый раз.– Кино – более дорогостоящее удовольствие. В этом смысле вы пришли в театр, потому что не можете так часто, как бы вам того хотелось, реализовывать себя в кинематографе, или желаете расширить сферу своего влияния?– Всегда хочется осваивать новые территории в искусстве. И сегодня театр для меня – это возможность работать с новым материалом. Даже в музыке, занимаясь авторской песней, я всегда старался создавать маленькие спектакли. То же самое было потом и в игровом кино, и в документальном. Сейчас – в театре. Все мои интересы в творчестве связаны прежде всего с природой сознания. Что касается театра, я давно им интересуюсь, много лет вел записи, связанные с театром, с режиссурой, и в данный момент готовлю диссертацию на тему «Театр как феномен сознания». Так что, думаю, все это – продолжение одной линии, начатой много лет назад. – Ваша заявка в кино была громкой. Продолжение следует, или уже можно записать картину «Участок» в категорию «случайный успех»?– Сейчас у меня на руках два законченных сценария. Как вы заметили, кино – это вещь дорогостоящая, и все упирается в финансирование. Сценарии, на мой взгляд, очень интересные, съемки картин должны быть масштабными. И я сегодня пребываю в состоянии ожидания. Этот проект предполагает совместное производство с Россией и европейскими партнерами.– Мы уже знаем, что кино – это важнейшее из искусств. Но какая тема от азербайджанского кинематографиста может быть интересна миру, что разыгрываемая в вашей новой картине история уже привлекла внимание россиян и европейцев?– Как мне кажется, человеку интересен человек. И когда та или иная тема пропущена через авторскую и художественную индивидуальность, если это ярко, интересно и талантливо, то это будет интересно большой аудитории. И тогда уже не важно, где ты снимаешь – в Китае, Азербайджане, Франции или России. Безусловно, у нас своя культура, свои традиции. Но свои традиции есть у всех стран, у всех народов. А вот такие уникальные человеческие проявления, как эмоции, прозрения, сильные переживания, мощные истории, происходят не со всеми. Поэтому, мне кажется, неправильно всегда делать ставку на этнографию, колорит, на сугубо национальное. Это в некотором смысле уже пройденный этап. Сегодня глобальное информационное пространство делает доступным практически все происходящее в мире, и все обо всем все знают. Но есть такие сферы, куда доступ попрежнему ограничен, и это –сам человек.– Кто-то сказал, что в последнее время человеческие трагедии рождают желание схватить не руку страждущего, а телефон –чтобы запечатлеть трагедию и выставить в Сеть. В этом смысле современное кино как тот же телефон – стоит случиться трагедии, как в Голливуде и не только уже снимаются десятки картин.– Да, утратилось чувство сопереживания. Очень скоро появится картина и о братьях Царнаевых. Когда случился теракт 11 сентября в США, я был в Москве и по телевизору наблюдал кадры этой трагедии. И только по лицам людей я понял, что это не кино, а реальная история. Настолько все это было похоже на очередной голливудский фильм. Но возникло непривычное чувство абсурда всего происходящего. Голливудские поделки встраиваются в реальность, тогда как документальные кадры теракта ее трансформируют, разрушают.

АЙНУР ГАДЖИЕВА

Bakupost.- 2013.- 24 апреля.- С.16.