Родион Исмайлов о бакинском кино

Кино без поднятия какой-то проблемы – это все равно, что стихи про ромашку. Картины уроженца села Кехнагала Товузского района Азербайджана кинорежиссера Родиона Исмайлова продолжают свое шествие по кинофестивалям мира. «Кочевье» и «Моя родня» рассказывают строгой кинопублике о детских воспоминаниях автора и возвращении к истокам. Автор считает, что его личные переживания интересны публике потому, что он строго следовал современному киноязыку, чем могут похвастаться далеко не все отечественные режиссеры. Оттого их работы и не имеют успеха. В интервью New Baku Post Родион Исмайлов рассказал о том, что отличает бакинского режиссера от мирового.– Вы как-то обронили, что «не вылезаете» из фестивалей.

Какая ваша картина с такой удачной фестивальной судьбой?– Картина даже не одна, а две. «Кочевье», снятое несколько лет назад, и сравнительно новая «Моя родня». Сейчас нас ожидает участие в итальянском кинофестивале с «Кочевье». Это один из последних фестивалей, в которых участвует эта картина. А «Моя родня», напротив, набирает обороты. Я даже не думал, что у нее будет такая яркая фестивальная история: выхватывает приз за призом на фестивалях, куда до сих про азербайджанская нога еще не ступала. (Смеется) – Уже можно сказать, что в азербайджанском кино лед тронулся. Снимаются фильмы, представляются на фестивалях самых разных категорий. Но что это участие дает лично вам как режиссеру, и в целом азербайджанскому кино? В мировом кино об Азербайджане как не знали, так и не знают. Неужели все эти вложения

пустая трата денег и сил, а участие на фестивалях – это плановое движение без всплесков, подъемов и взлетов? – Говорить о том, что лед тронулся у нас, рано. Два-три фильма на фестивалях – еще не основание аплодировать нашему кино. На кинофестивали приглашают пару-тройку режиссеров, которые более или менее известны. Но они снимают очень редко, и нельзя сказать, что их работами представлен азербайджанский кинематограф так, чтобы запомниться. Лед тронется тогда, когда азербайджанский фильм станет событием в мировом кинематографе.

Что это дает мне? Конечно, я не только показываю себя и свой фильм. Я еще и смотрю другие картины, учусь у них, имею возможность наблюдать изнутри все тенденции современного большого кино. Это очень важно. Многие азербайджанские режиссеры замкнуты в своем мирке, они не видят дальше бакинского кинематографа. Это отдает местечковым уровнем. И создается ощущение, что внутри этого мирка режиссеры соревнуются в том, кто снимет хуже. А это дорога в никуда. Она не приведет в большое кино. Я, например, был удивлен, когда увидел, что студенты Университета искусства, обучающиеся на кинофакультетах, практически не ходят на фильмы, представленные на фестивалях. В других странах от студентов не бывает отбоя, все залы забиты

до отказа, молодежь смотрит, записывает, наблюдает, знакомится с людьми, ходит на мастер-классы, конференции. Они жадно ловят любую информацию. Поэтому редкие наши фильмы, которые «выстреливают» на кинофестивалях, напоминают камешки, брошенные в болото. Эти камешки ненадолго приводят в движение это болото. – То, что вы называете болотом, не так давно было плодородным полем. Но куда все это делось? Почему приходится начинать с нуля? Неужели дело в том, что старое и новое поколения отторгают друг друга, как вода и масло, не идут на диалог?– Старое поколение к тому же не желает воспринимать новейшие технологии, стили и язык современного кино.– То есть проблема нашего отрыва от своих кинокорней в том, что старое поколение не желает сотрудничать с молодежью?– Именно. Молодежь всегда более открыта, больше стремится к новым знаниям. Мировоззрение же старого поколения застряло на местечковых проблемах, темы у них стали мелкими. Тогда как нужно в киноформате рассматривать темы, интересные всему миру. Я сам смотрю фильмы, которые у нас снимают представители прошлого кинопоколения, и думаю: «Ну кому они нужны?!» Это фильмы для семейного просмотра, внутреннего пользования.– Но ведь ваша «Моя родня» тоже больше годится для внутреннего просмотра. Вряд ли она будет интересна членам американской киноакадемии…– Нет! Я, рассказывая о своей семье, рассказываю о своей стране. Но это не лично

моя история. Многие наши соотечественники легко могут увидеть себя на моем месте с теми переживаниями, проблемами и мыслями, которые высвечены в картине. Иначе эту картину не приглашали бы на фестивали во всем мире. Я имею в виду то, что даже собственные проблемы можно подать масштабно. Чтобы было интересно зрителю в любой точке мира. А у нас как принято?! Если поэт, то должен писать про город, про цветы. Полностью отсутствует проблематика. Фильмы снимаются с оглядкой направо, налево, вверх, вниз – дабы никого не задеть, не обидеть. Так не пойдет! Если что-то болит, нужно об этом говорить! В мировом кино подняты проблемы. Я не о политике вовсе. Проблемы семьи, социального порядка. Почему иранские фильмы имеют успех? Они рассказывают о своих проблемах, а язык повествования вызывает интерес к поднятой теме. Кино без поднятия какой-то проблемы – это все равно, что стихи про ромашку. Нужно быть в курсе всего, иначе будете обречены оставаться только бакинским режиссером. – Но сегодня есть какой-то кинокруг, на который можно положиться? Просвет есть? – Есть! Таких людей мало, но они есть! Нужно судить по делам их. Я смотрю их работы, и в них чувствуется масштабность мышления. Есть очень талантливые ребята, которые пока не успели проявить себя. – Какие у вас самого припасены камешки, чтобы потрясти наше болото?– Есть у меня идеи и по художественному, и по документальному кино. Но прежде всего мне нужно завершить документальный фильм, над которым работаю по заказу телеканала «Культура». Скоро приеду в Баку, и все прояснится.

АЙНУР ГАДЖИЕВА

Bakupost.- 2013.- 17 июля.- С.16.