Гасан ГУЛИЕВ:
"Я -
"карьерный
преподаватель"
Писать о подвижниках литературы всегда интересно еще и потому, что в процессе работы выявляются многие детали, бросающие позитивные отблески как на личное творчество таких подвижников, так и на их деятельность как организаторов этого процесса в среде молодых авторов
Одним из
подвижников
вполне
справедливо можно
считать
профессора
Азербайджанского
государственного
университета
культуры и
искусства Гасана
Гулиева,
отмечающего
свой юбилей - 75
лет, сегодня
являющегося
значимой
фигурой в
нашем обществе.
Он
немало
сделал для
развития как
русского
языка в
Азербайджане,
так и
популяризации
такого
теперь
известного
литературного
сообщества,
как
ассоциация
"Луч", выпустившего
более десяти,
и в том числе
международных
антологий
прозы и
поэзии. Несмотря
на возраст,
Гулиев много
работает как
активный
пропагандист
литературы и
культуры Азербайджана.
Благодаря
настойчивости
и
целеустремленности
в достижении
цели можно
считать, что
каждый
прошедший
год для
профессора
был плодотворным.
Так, в
прошлом году,
помимо всего
задуманного,
к юбилейной
дате - 75 летию
Союза
писателей
Азербайджана
благодаря и
его усилиям,
писательская
организация
выпустила
три тома
азербайджанской
поэзии на
русском
языке. Обычно
на
подготовку
аналогичных
изданий
уходило
несколько
лет, но издателям
удалось
выполнить
этот заказ за
полгода. По
словам
Г.Гулиева,
неоценима
здесь роль руководителя
Союза
писателей
Азербайджана
Анара,
взявшего под
свой
контроль
исполнение
этого
проекта. О
своей
творческой
жизни и о
целях,
поставленных
в новом году,
профессор Гасан
Гулиев
поделился в
интервью "Эхо".
- Что вы
можете
рассказать о
вашем
прошлом, об
родителях,
словом, об
истоках?
- Отец Мамедага,
бакинец, его
отец был ахундом
в селении Бильгя.
После
прихода
советской
власти в
Азербайджан
он переехал в
Иран и
дослужился
до высокого
духовного звания
шейха. Мать Зумруд ханым,
родом из
Шуши, из
купеческого
рода Мтиреиябовых.
Один из
караван-сараев
в Шуше
принадлежал ее
отцу.
Советская
власть у
него, моего
дяди Джалала,
все
конфисковала,
и он
впоследствии
умер от
чахотки.
- А когда
вы начали
пробу своего
пера?
- Еще в
школе. Мне
нравилось
писать
сочинения. Потом,
в период
учебы в вузе,
особенно
после его
окончания, я
публиковался
как критик и литературовед.
Уже в зрелом
возрасте я
перешел к
прозе и драматургии.
Произошло
это в период
развала СССР,
когда критика
как жанр к
тому времени
утратила свое
значение и
авторитет. Наверное,
это
произошло
еще и потому,
что литературный
процесс
замедлил
свое развитие,
стал менее
интенсивным. Но
оставалось
желание
высказаться,
выразить
свое
отношение к
происходящему
вокруг. Вот,
думается,
причина
моего
обращения к
другим
жанрам, в том
числе и
художественным,
на которые
критик может
опираться. На
сегодняшний
день у меня
вышло из
печати больше
двадцати
книг.
- Теперь,
пожалуйста, о
языке, на
котором она
формировалась
веками, в том
числе о
языке, на
котором пишите
и вы сами.
-
Кажется, я
понимаю
смысл вашего
вопроса. Это
чрезвычайно
важная проблема
как в
развитии
мировой
литературы,
так и азербайджанской.
Наша
литература
развивалась
с древнейших
времен,
испытывая влияние
арабского, фарсидского,
а, начиная с ХIХ
века,
русского и
европейских
языков. Исконный
тюркский или
азербайджанский
язык,
безусловно,
испытывал
влияние этих
языков, можно
сказать,
обогащался. А
литература,
развивавшаяся
на его
основе,
преодолевала
их
воздействие.
Были периоды,
когда
азербайджанские
писатели
прошлого
обращались к другим
языкам,
которые уже
создали
мировую
литературную
традицию. Фарсидский
и арабский,
затем
русский и
европейские
языки, к
которым
соответственно
обращались
азербайджанские
писатели
разных времен( Хагани,
Низами, Насими,
Физули, М. Асадбек,
Чингиз
Гусейнов, Чингиз
Абдуллаев, Р. Ибрагимбеков
и многие
другие)
сделали их
имена
известными в
масштабах
мировой
литературы. И
хотя
большинство
азербайджанских
писателей
отдают предпочтение
родному
языку (и это
понятно и достойно
одобрения),
но и те из них,
которые в своей
практике
обращаются к
другим
языкам (и при
этом
воплощают
национальную
тематику)
остаются
азербайджанскими
писателями, которые
к тому же
имеют
возможность
непосредственного
выхода к
широкому
читателю,
русскоязычному,
например. Об
этом
свидетельствует
и опыт
писателей, входящих
в
русскоязычную
ассоциацию
"Луч". И,
добавлю, мой
собственный
опыт как пишущего.
- Какие у
вас были взаимоотношения
с ветераном
ВОВ и главным
редактором
журнала
"Литературный
Азербайджан"
Иваном
Третьяковым?
- С
Иваном
Третьяковым
у меня
сложились
хорошие
отношения. Но,
если быть
точным, я
публиковался
в "Литературном
Азербайджане"
еще до
прихода туда
Третьякова. Тогда
редактором
журнала был
Дмитрий Минкевич,
супруга
которого
была моим
преподавателем
по
литературе. В
журнале
заведовал
отделом
критики Валентин
Михайлович
Богуславский,
перешедший
затем на
работу в
Театр
русской
драмы. Эти
люди, можно
сказать, были
моими
наставниками.
В журнале мне
доверяли
важную и
насущную
работу -
переводить
на русский
язык
материалы
азербайджанских
авторов. Надо
сказать, что
в те времена
редакторами журналов
были люди с
высокой
профессиональной
подготовкой. Складывалось
такое
впечатление,
что все они -
выходцы из какой-то
общей школы
редакторов. Итак,
я
подрабатывал
в журнале,
где я получал
гонорар,
помогающий
мне, молодому
человеку,
жить, да еще и
обретать
литературный
опыт. Когда
редактором
стал
Третьяков, я
по-прежнему переводил
для журнала
литературные
материалы. Однажды
главный
редактор
предложил
мне перевести
статью
очередного
автора, предварительно
спросив мое
мнение
относительно
того,
вызывает ли
статья
интерес с
литературной
стороны? Статья
была не очень
интересная.
"Если
сказать
правду об
этой статье, -
думал я. - мне
не видать
своего
гонорара. А
если
переведу, то
у него будет
повод упрекнуть
меня о зря
потерянном
времени". Передо
мной стояла
дилемма. Как
быть? Когда я
честно
высказал
свое мнение
на этот счет, Третьяков
предложил
разрубить
этот гордиев
узел
интересным
предложением,
написать мне
самому
статью на
предложенную
тему. Так, по
существу
началась моя
работа литературного
критика в
журнале. А
однажды,
после выхода
очередной
статьи главный
редактор
предложил мне
зайти в его
кабинет. - Вы,
знаете - он
свирепо
воззрился на
меня, - критик
Галина Белая из
московского"Литературного
обозрения"
прочитала и
похвалила
вашу
публикацию!".
- А почему вы
так свирепо
на меня
смотрите?-
вырвалось у
меня.
- Этим
выражением на
лице я
выражаю свое
удивление, -
ответствовал
он. Так мы
подружились.
Я продолжал
работать переводчиком,
но
почувствовал,
что внимание
ко мне
сотрудников
журнала
несколько изменилось.
И в бытность
И.Третьякова
и после я
поместил в
журнале
много статей,
рецензий,
обзоров. А
потом журнал
опубликовал
и три мои
пьесы, а
также
историко-публицистический
очерк "Смерть
дипломата,
или к истокам
конфликта в
Карабахе". Интересно,
что на сбор
денег на
печатание книги
под этим
названием по
методу "с
миру по
нитке" кто-то
из спонсоров
дал 100
долларов,
другой - 50.
Издатель
Вахид Азиз
выдал мне
бесплатно
газетную
бумагу. Среди
спонсоров
был и
директор
Фонда культуры
Кямал
Абдулла. За
книгу,
вышедшую
тиражом в 500
экземпляров, в
мае 1995 года я
получил
премию
международного
общества
"Бакинец". Затем
был написан
сценарий по
книге, и мы с известным
кинодокументалистом
поехали снимать
"натуру" в
Иран, Санкт-
Петербург, Москву.
Но работа над
фильмом не
была
доведена до конца.
А жаль, ведь
эта тема для
нас, для
Азербайджана,
так сказать,
"вечная". Она
постоянно
муссируется
в печати. Так
и ваша газета
недавно
опубликовала
интересную
статью Нурани
о последних
днях Грибоедова.
- А
каково ваше
отношение к
тому, что
произошло в
Тегеране,
из-за чего
погиб
русский дипломат
А.С. Грибоедов?
Так сказать,
ваша
концепция...
- Это
большая тема,
которую я
пытался
раскрыть в
моей книге. Моя
точка зрения
сводится к
тому, что
Грибоедов
погиб потому,
что не учел
специфики традиций
Ирана того
времени и
всячески ими
пренебрегал. Так,
Симонович,
занявший
место посла
после Грибоедова,
утверждал,
что в своей
гибели
виновен сам Грибоедов.
И такого рода
высказываний
немало.
Грибоедов
при визитах к
царствующим
персонам не придерживался
дипломатического
этикета,
раздражая и
придворных, и
самого шаха. Вот
почему в тот
злополучный
для русской
миссии в
Тегеране
день, и
кавалерия в
три тысячи
сабель
атамана
Самсонова,
составлявшая
гвардию в
охране шаха,
вышла из
города. И еще
в той
злополучной
истории свою
роль сыграли
армяне. Как
известно,
евнух Мирза Ягуб
Маркарян,
который
считался
министром
двора и
по сути
важным лицом
после шаха в
Иране, был
также
смотрителем
шахского
гарема. Он
попросил
убежища у Грибоедова,
желая
покинуть
Иран и
выехать с
миссией в Россию,
прихватил с
собой часть
казны, а заодно
и информацию,
которой
располагал. А
ведь что
такое гарем?
Это целый
городок со
своими
тайнами. С
кем делились
тайными
новостями
жены шаха?
Конечно, с
хранителем. Поэтому
Мирза Ягуб
был в курсе
больших
секретов
страны. И
когда он
попросил
политического
убежища в российской
миссии, это
была большая
потеря для
Ирана. Равносильная
передача
американской
военной
разведке
тайн военной
разведки КГБ
генералом-перебежчиком
Кулагиным. Надо
отметить, что
иранские
источники,
освещающие
то смутное
время, дают,
на мой взгляд,
более
объективные,
чем другие
источники сведения
о нравах,
царящих в
русской
миссии во
времена А.Грибоедова.
Армянский
исследователь
тех событий Б.Балаян
утверждает,
что в русской
миссии
находились
грузинские
женщины,
перекочевавшие
туда из
гаремов
других вельмож.
Иранские
источники
говорят, что
в русской миссии
были не
грузинские, а
армянские
женщины. К
этим
женщинам,
насильно
приведенным
в русскую
миссию, стали
приставать
армянин Рустамбек
и молочный
брат Грибоедова.
Те стали
кричать, что
их насилуют и
потребовали
вернуть их к
законным
мужьям, вызвав
возмущение
населения. Эти
и другие
причины и
привели к
разгрому миссии.
- Но
давайте
вернемся к
нашим дням,
чтобы кое-что
прояснить. Как
сложилась
ваша карьера преподавателя
и какие
взаимоотношения
у вас
складывались
с коллегами?
- Так
получилось,
что однажды я
оказался на кафедре
АПИ им. М.Ф.Ахундова
(сейчас БСУ),
который окончил
и где
преподавал,
работая
заведующего
секцией
вместе с
моими
бывшими
преподавателями.
Я вел курсы
азербайджанской
и зарубежной литературы,
а вообще,
начинал
преподавательскую
работу в
разных
школах, был
на пионерской
работе,
воспитателем,
затем в вузах,
вел занятия в
разных
институтах. И
по сей день,
можно
сказать, что
моя основная
профессия -
преподаватель.
Как я
шутя говорю,
я - "карьерный
преподаватель".
- И в этой
связи были ли
трудности
или недоброжелательные
выпады со
стороны
коллег?
-
Наверное, с
этими
"выпадами"
стоит
объяснить
подоплеку
скандальной
защиты мною
докторской
диссертации. Мне
пришлось
дважды
защищать
докторскую диссертацию.
В первый раз
на меня
налетели недоброжелатели
известного в
СССР востоковеда
Брагинского. Мою
работу о
становлении,
возникновении
и развитии
азербайджанского
романа
отправили на
экспертизу в
Санкт-Петербург
(Ленинград) к
оппонентам
Брагинского,
рассматривая
ее чуть ли не
под
микроскопом. А
при таком
раскладе
можно найти
изъяны в любой
работе. В
итоге мне
предложили
сделать
вторую
попытку для
защиты. В течение
трех месяцев
я не хотел
заниматься этой
работой, пока
не увидел,
что в моей
работе есть
возможность
для
продолжения
темы. Если в
первой
редакции
главным было
осмысление
теории
романа, его
терминологии
на Востоке и
Западе,
типологические
моменты в его
развитии, а
это мне, как
критику, было
всегда
интересно, во
второй
редакции я
просто написал
его историю,
определив
три этапа в развитии
азербайджанского
романа. Затем,
как
оказалось,
председателю
Совета министров
СССР А. Н
Косыгину, а
также в ВАК
СССР, где утверждались
диссертационные
работы и присуждались
звания, и,
конечно, в ЦК
КП Азербайджана
мои "друзья"
послали
анонимные письма.
Меня стали
вызывать во
все
инстанции
для дачи
объяснений.
Заведующим
кафедрой у
нас был тогда
известный
ученый,
директор Института
имени Низами Мирзага Гулизаде. Он
должен был
получить
звание
профессора, а
для этого
раньше
полагалось
прочитать в аудиториях
цикл лекций. Поэтому
он работал по
совместительству
у нас в
институте.
Помню, находясь
в довольно
удрученном
состоянии
духа, я
ожидал Гулузаде,
который
поднимался
по лестнице. На
его лице
растекается
обычная
благожелательная
улыбка,
располагающая
к нему многих.
И сейчас, как
обычно, он
справляется
о делах,
успехах и,
конечно, о
причинах
моего
нерадостного
состояния. Я
объясняю, что
на меня
"накатали"
анонимку в
ЦК. Он в ответ
улыбается и
говорит: "Все
идет
нормально, я
тебя
поздравляю". Видя
недоумение
на моем лице,
он объясняет,
что если бы
на меня не
написали
анонимку, то
он бы еще
сомневался в
том, что моя
работа
чего-то стоит.
Это был
благожелательный
и
целительный
подход
ученого к
состоянию,
которое я
тогда переживал,
хотя еще
долго не
принимал
всего этого.
- Вы
много лет
отдали тому,
чтобы
передавать
накопленные
знания
молодым,
организовали
и ведете
работу
литературного
объединения
"Луч", чтобы у
нас появлялись
бы новые
литературные
кадры. А как
вы смотрите
на то, что в
наше время
писать стали
все, кому не
лень?
- В
советские
годы были
учреждения,
определяющие
тематику
публикуемых
произведений
и творческий
уровень авторов.
Существовало
какое-то
целенаправленное
русло, в
котором
развивалось
творчество отдельных
авторов. Была
система. Был
и контроль.
Притом не
только над
идейностью
создавать, но
и над равномерным
распределением
заказов. То
есть над
обеспеченностью
писателя. Раньше
у нас
действительно
литература
издавалась
по жанрам, по
темам. Каждое
издательство
существовало
как государственное
учреждение,
имевшее свои
тематические
планы,
которыми и
руководствовалось.
У московских издательств
были свои
тематические
планы, где
соблюдалась
своя
последовательная
линия. К
примеру,
издаваемые
три автора,
естественно,
были из
России, один
из
Азербайджана,
один из
Узбекистана,
один из
Грузии и так
далее. Соблюдалась
системность.
В Москве также
к примеру, я
опубликовал
четыре книги
в разных
издательствах
и около сотни
статей в различных
журналах и
газетах. Замечу,
что каждый из
авторов, кто
вышел к "центральным"
издательствам,
уже имел шансы
на
литературный
успех в
республиках. Сегодня
издатель не
предлагает
автору
издать его
книгу, поскольку
вряд ли будет
иметь
прибыль с этого.
Книга может
пылиться на
полке в
магазине, и ее
никто не
купит. Сегодня
в
издательском
деле
присутствуют
рыночные
отношения.
Хочешь, чтобы
тебя напечатали,
заплати все
издержки
издателю
плюс его
прибыль. Что
же делать
начинающим
писателям, у
которых нет
средств
для издания
своего
произведения?
Выход из
ситуации -
опыт
западных
издательств,
рассчитывающих
на круг
своих, уже
проверенных
на рынке
авторов. Писатель
может быть
издан только
после того,
как им
заинтересуются.
А для этого
необходимо
провести мониторинг
или анализ
книжного
рынка: что имеет
спрос, а что
нет. Только
после того,
как издатель
будет иметь
свое мнение о
новом авторе,
он сможет
рискнуть и
издать книгу
на свои
средства. У
нас же,
вообще, нет
таких
издателей. В
России
положение
иное. Почему?
Играет
определенную
роль, естественно,
и,
соответственно,
высокий
процент интеллигенции,
которая не
может
обойтись без
книги. Да и
люди
старшего
возраста,
воспитанные в
СССР, не
могут
обойтись без
книги. Интернет
не дает
полноты
знаний. Он
может только
дать краткую
информацию
по вопросу. Стало
известно, что
некоторые
издатели в Москве
используют
даже
материалы из
опубликованных
у нас книг:
"Девушка из
Золотого Рога",
"Али и Нино"
Курбана
Саида Асадбека.
Недавно ко
мне
обратился
человек,
который хочет
издавать
книги Асадбека
для Москвы. И,
это понятно.
Мы тоже
ориентируемся
большей
частью на
российский
рынок. Наши
читатели
больше
доверяют
вкусам тамошних
издателей,
хотя все это
элементарно. То
же самое мы
могли бы
сделать и у
нас. Но у нас
нет подобных
издательств,
ни эффективных
способов
продажи книг.
И
естественно,
у нас нет
критиков,
которые могли
бы дать
оценку
художественных
особенностей
издающихся
произведений
по разным
жанрам:
повести,
романа,
рассказа. Допустим,
у нас
появилась
новая книга.
Скажите,
положа руку
на сердце,
какая наша
газета
напечатала
рецензию или
отклик на
книгу? А все
потому, что в
нынешних
газетах нет
не только
отдела
критики, но
порой даже и
рубрики.
- Но и в
писательской
среде были
критики. Я
помню, что
при Союзе
писателей
работал секретарь
по критике,
который
обозревал и
литературные
новинки.
- Сейчас
такая
должность
при Союзе
писателей
упразднена. Поэтому,
думаю, что
газета или
журнал сами должны
продолжать
нести это
бремя. Конечно,
можно писать
о музыкантах,
о школе, о
ценах на
энергоносители
или об уровне
жизни. Но
хотелось бы,
чтобы
журналист
попытался сделать
и разбор
новых книг с
тем, чтобы
привлечь
читателя к
ней. Конечно,
надо отдать
должное,
газета живет
современностью;
не входя в
глубокое
исследование,
она
заботится о
том, чтобы на
лету поймать
и передать
новость,
ограниченную
в объеме. Тем
не менее
можно
вспомнить
немало
случаев,
когда газета
или журнал,
привлекая
более
пристальное
внимание к
явлению,
когда
подвергали
анализу тот
или иной
спектакль,
кинофильм
или новую
книгу. Убежден,
что для
любого
произведения
необходим
своего рода
пиар, и
органам СМИ в
этом деле
первое слово.
- На ваш
взгляд,
читают ли у
нас в стране
книги? По
данным,
взятым
два-три года
тому назад, у
нас один
читатель на
тысячу.
- Я не
очень-то верю
статистике. Когда-то
американский
писатель
Альберт Мальц
отметил, что
есть три
распространенные
формы лжи:
ложь малая,
большая ложь
и статистика.
Вопрос о том,
сколько у нас
читателей на
самом деле,
определить трудно.
На мой
взгляд, как я
уже отметил,
у нас остался
читатель
старшего
поколения. Он
же и бьет
тревогу о
том, что и
содержание книги
стало другим.
Раньше
авторы как-то
игнорировали
тему насилия,
секса,
мистики в
своих
произведениях.
Сегодня это
ставится
издателем во
главу угла, а
настоящие
проблемы
остаются за
бортом. Хотя
бывает и
иначе.
Появляются
книги о Карабахе,
например, как
книга "Тайна Муровдагского
перевала",
рассказывающая
о перипетиях
карабахской
войны. В
частности,
заглавная
повесть о
том, как армяне
чуть было не
подошли к Гяндже
и только
благодаря
активному
противодействию
стрелковой
бригады Фахреддина
Джебраилова,
смогли
удержать
проходы к Гяндже.
Но эта книга
попадет не
каждому
читателю в руки,
поскольку у
книги был
небольшой
тираж, всего
100-125 экземпляров.
Сегодня
на читателей
имеет
огромное
влияние
Интернет. Да
и хороших
писателей,
что ни
говори, стало
меньше. Нельзя
снимать со
счетов и
того, что
раньше литература
несла также и
воспитательную
функцию. Сегодня
критерии
изменились.
Даже в школе ограничились
не изучением
литературы, а
только
короткой
информацией
о ней. Говорю
это как один
из
составителей
учебника.
- Как вы
воспринимаете
груз
прожитых лет?
- Раньше,
когда был
более
молодым, это
радовало и
как-то стимулировало
подводило
итоги
проделанной
работе. Сегодня
когда уже 75
лет, это
скорее повод,
констатирую,
что это
печальный
возраст для
печали, чем
для радости,
хотя и момент
для
серьезного отчета
о прожитом. Наверное,
я сделал бы в
своей жизни
больше, если
бы мне не
мешали. Сегодня
у меня задача
сделать
фильм о Мухамеде
Асадбеке,
которому в
этом году
исполняется
105 лет со дня
рождения. Моя
задача - дать
точную
информацию
зрителю об
авторе "Али и Нино" и
около 20 книг,
потому что,
думаю, сегодня
время
зрителя, а не
читателя. Недавно
немецкий
режиссер Маршаллех
снял
удручающий, с
моей точки
зрения, фильм
об Асадбеке.
Лента
получилась
не о нашем
прославленном
земляке, а о
старом
Азербайджане.
Это был
фильм, где
преобладал
монтаж старой
кинохроники
с эпизодами
тяжелой
жизни людей.
И все это для
современного
европейского
зрителя, у
которого
могло
сложиться
превратное
представление
о нашей
стране. И еще.
Как вы
знаете, в
нашей
ассоциации
"Луч" мы
объявили
Международный
литературный
конкурс на
лучший
рассказ. Реализация
этого
проекта, я
думаю, будет
способствовать
развитию
современных
форм литературы
в
Азербайджане.
Раньше
такими
проектами
занималась
Москва.
Пришло время
и нам надо
проявлять
инициативу в
этом
направлении. Нам
уже прислали
более двухсот
пятидесяти
работ из США,
Канады, России,
Грузии,
Дании. Если
проект будет
удачным, а в
этом я уверен,
то и в
будущем мы
тоже что
то-то
подобное сделаем.
Словом, будем работать!
С.КАСТРЮЛИН
Эхо. –
2010. – 13 марта. – С. 6.