Хайам МИРЗАЗАДЕ: "Я работаю, когда хочу - так было всегда"

Интервью "Эхо" с известным азербайджанским композитором

Эльдар ГУСЕЙНЗАДЕ (TREND)

Композитор Хайам Мирзазаде личность неординарная в азербайджанской культуре. Его или очень любят и уважают, либо уважают, но не любят и по-своему боятся за очень острый язык. Он никогда не боится сказать, что думает, иначе это был бы не Хайам Мирзазаде. Он добился всего, что можно. Все звания и регалии у этого замечательного композитора есть, и даже покинув все общественные и государственные организации, он продолжает писать музыку, постоянно работает. Сегодня ему исполняется 75 лет. Будет ли этот юбилей отпразднован на высшем уровне или нет, думаю, не столь важно (противников празднования на широком уровне, думаю, не мало). Ведь Хайама Мирзазаде уже называют живым классиком азербайджанской музыки, что само по себе уже почетно. Говорить с ним можно на абсолютно разные темы, поэтому любое интервью делать всегда безумно интересно. Представляем беседу, которую "Эхо" провело с юбиляром в канун его дня рождения.

- Вам исполняется 75 лет. Чувствуете возраст?

- А мне 75 лет еще никогда не было, чтобы я сказал, как это 75: хорошо или плохо.

- Это возраст большой мудрости?

- Нет, мудрым человек рождается и все больше ее накапливает в течение жизни, а когда получает образование, учится, работает над собой, становится профессионалом. Но сказать, что в 75 лет мы все мудрые - это не верно. Правильнее сказать, что мудрость с возрастом оттачивается.

- А как у творческого человека?

- А у творческого человека все несколько иначе. Мало вы найдете в мире композиторов, которые бы в возрасте писали такую же музыку, как в молодые годы. Хотя возрастная музыка бывает более экономная, отточенная. А молодая музыка - это порыв, как весна. Сравните музыку раннего Бетховена с его более поздними произведениями. Это большая разница. Той яркости, того свежего воздуха, как в молодости, к концу жизни у него уже нет. Я, по крайней мере, не чувствую. Это касается и некоторых других композиторов.

- И вас в том числе?

- Наверное, да. Но я ведь сейчас говорю о великих. Сам я не великий (улыбается).

- А ведь недавно вас назвали живым классиком азербайджанской музыки.

- Сейчас модно называть классиками, корифеями. Это комплименты, которые делают человеку, чтобы ему было приятно.

- Не скроем, что и вам это понравилось, хоть это, как вы сказали, и модно.

- А кому не нравятся добрые слова? Сказали, очень хорошо, спасибо.

- Как определяется понятие "классик"?

- Если полотна художника после его смерти показывают, писателя печатают, а композитора играют - значит, это классик. А при жизни в искренность, с какой произносится слово "классик", верить нельзя.

- Вы сказали, что если говорят о творческом человеке после жизни, значит, он классик. То есть получается, что вам хотелось бы заглянуть лет на пятьдесят вперед и посмотреть, что бы о вас говорили, играли бы музыку Хайама Мирзазаде.

- А кто этого не хочет? Тебе же приятно когда о твоем дедушке хорошо говорят. Влияние гороскопа на остроты Хайама Мирзазаде -Вы всегда были известны как композитор, активный общественный деятель, а главное как человек с очень острым языком. -Я и сейчас острый. Для того чтобы иметь острый язык, человек и вести себя должен правильно, соответственно позиции, в которой хочет находиться.

- Но ведь эти остроты принесли вам немало врагов.

- Ну и что? Зато я освободился от этого груза, зато у меня есть определенные мысли об этом человеке, руководителе...

- Мысли, которые вы никогда не боялись озвучить.

- А зачем мне бояться? Я ведь правду говорю. Недавно одному адвокату я сказал, что он не понимает в деле, которым занимается. Он сказал, что я его оскорбляю. На что я ответил, что если ты играешь в футбол и тебе говорят, что ты это плохо делаешь, то не выходи на поле, и это не оскорбление, а правда, на которую обижаться нельзя. От того, что тебя все хвалят, разве что-то изменится? Ничего.

- Но критику вы сами принимали?

- Почему бы и нет? Я сам своим критиком являюсь. Не забудьте, что я по гороскопу - Весы.

- Вы верите в гороскопы?

- Верю и каждый день их читаю. Во всяком случае это предостерегает человека и помогает вести себя правильно в обществе.

- Но ведь Весы уравновешивают, а у вас часто бывает, что одна чаша значительно перевешивает другую.

- Весы не только уравновешивают. Тяжесть уходит вниз, а легкость наверх. Весы не только для уравновешивания предназначены, но и чтобы двигаться вверх-вниз.

- Было ли в жизни что-то, чего бы вы действительно боялись?

- Я всегда не то чтобы боюсь, но предостерегаю себя от невежества, вранья. Предположим, кто-то при мне о ком-то что- то говорит, притом не верно, понимаю, что мне с таким человеком общаться не следует, ведь он и обо мне может также сказать.

- То есть вам важно выплеснуть то, что наболело на душе.

- Если мне не нравится чье-то произведение или картина - я об этом сразу говорю. В последнее время, к сожалению, замечаю, что люди кому-то аплодируют, а, выходя из зала, шепчутся о том, что услышанное было ужасным. Пишут статьи, а потом говорят, что ее заказали, пришлось написать. Кто заказал, сейчас ведь и не платят. Ссоры с Кара Караевым, о которых никто не знает

- Вашим учителем был Кара Караев, и многое в жизни было связано с этим человеком.

- Мне повезло во многих вещах. Я родился в хорошей семье, мне повезло, что я учился в музыкальной школе, где преподавали хорошие педагоги. У меня была замечательная директриса Ковкеб ханым Сафаралиева. Я учился в Консерватории у, пожалуй, самого лучшего не только композитора, но и педагога, большого мастера Кара Караева. Хотя, конечно, в этом классе учились многие. Одни поучились, другие получились, третьи не поучились и четвертые не получились. Вот такие были люди. Но я не только учился у Кара Абульфазовича, но и дружил с ним.

- Он, наверное, был вам как старший брат.

- Возможно, так и есть. Причем интересно, что многие учившиеся у него полтора-два года такие небылицы о нем рассказывают. Я просто поражаюсь этому. Рассказывают о его похвалах, но ведь он не всем хорошие слова говорил. Кара Абульфазович был скуп на похвалу.

- Есть ли какая-то история, связанная с ним?

- Ну, их много, зачем их рассказывать? Мы ведь и ругались, у нас были чисто музыкантские споры, но они были между нами, и свидетелей не было. Было время, когда что-то не получалось и мы не ладили. Этот человек сделал очень многое для Азербайджана, много принес своим трудом нашей стране, народу, но его общественная работа настолько мешала ему, что он относительно мало написал.

- Возможно, не будь этой общественной работы, он не был бы столь видным.

- Нет, общественным работником он стал, потому что был видным, у него был ясный ум. Я думаю, что у нас в музыке было всего два человека, имевших ясный ум. Это Узеирбек Гаджибейли - великий человек и Кара Караев. Все, что у нас есть в музыке, благодаря этим ясным умам.

О СВЕТЕ И ТЬМЕ

- Вы однажды сказали, что вышли из Союза композиторов, потому что, кроме ряда других причин, хотели больше быть с семьей.

- Давайте не будем трогать тему союза. Единственное, чему я поражаюсь, что в Азербайджане не нашлось ни одного человека из руководящих органов, который сказал бы о том, что я был членом союза пятьдесят три года, и работал в консерватории пятьдесят лет. Хотя, может быть, это и хорошо. Это показатель того, насколько эти люди не осознают важности таких вопросов. Да, сейчас больше занимаюсь своей семьей, много друзей, студенты, которые когда-то у меня учились, посещают мой дом еженедельно. Я с ними беседую, обсуждаю разные темы.

- Но на концерты не ходите.

- Концерты, которые сейчас идут, меня не волнуют. На фестивали меня не приглашают, но и правильно делают. На плохом исполнении мне делать нечего.

- Вы в 1957 году после окончания консерватории были приняты в Союз композиторов. То есть вы фактически являетесь самым молодым членом союза за его историю? Ведь сейчас в двадцать два года не принимают.

- Если захотят, примут. Плохих примут, хороших - нет.

- Тогда просто был другой Союз композиторов, и принятие в советское время настолько молодого композитора означало многое.

- Тогда мы шли к свету, а сейчас - к темноте.

- Сейчас для вас самые радостные мгновения встречи с внуками. В ком-то из них себя видите?

- Нет, мы совершенно разные люди.

- А пожелали бы им пройти ваш путь?

- Наверное, нет. Моя дорога была очень трудной. Подниматься композиторам, пишущим серьезную, а не базарную музыку, очень трудно. Сейчас ведь ценят именно базарную музыку. Много свадебных генералов и королей. Смешно. А кто развивает такую похабщину? Наши не государственные, а частные телеканалы. Не хочу их называть, потому что все они одинаковые. Наверное, и хозяин у них один.

МУЗЫКА: НАРДЫ

- Известно, что вы давний ценитель предметов искусства, коих у вас в квартире очень много. Каким экспонатом вы наиболее гордитесь?

- Все это моя жизнь. Однажды узнав, что у меня есть картины таких-то художников, попросили продать. "У меня в доме только музыку продают", - ответил я. Все картины мне одинаково дороги. Но некоторые работы я отдаю сестрам, сыновьям. В основном я собираю азербайджанских художников, но есть и русские, немного фламандских мастеров.

- Сами рисовать не пробовали?

- У меня одна профессия - композитор. Еще я преподавал и говорят, что не плохо, что однажды особо отметил Кара Караев, чем я горжусь.

- Чем-то еще можете похвастать? Может, готовите хорошо?

- Это само собой. Для человека, который любит хорошо кушать, я хорошо готовлю. Но, к сожалению, сейчас в связи со здоровьем стал "сладким мальчиком" и ем только диетическое. А раньше ко мне приходили друзья - математик академик Ариф Бабаев, филолог Араз Дадашзаде, арабист Васим Мамедалиев - получали удовольствие от моей кухни.

- Как думаете, почему вас так много рисовали, лепили?

- Меня рисовал Таир Салахов, Тогрул Нариманбеков, Микаил Абдуллаев, многие карикатуристы, лепили Токай Мамедов, Азад Зейналов. Во-первых, все они мои друзья, а во-вторых, видимо, лицо у меня необычное.

- А еще вы любили водить машины.

- И хорошо водил, всегда были машины, но сейчас по здоровью водить не могу. И потом сейчас в этом сумасшедшем городе водить невозможно. Никто никаких законов не соблюдает, и виновата в этом дорожная полиция, потому что часто они сами не знают, где и как работают.

- Никогда по молодости не гоняли?

- Я из тех, кто хочет еще раз сесть в машину и куда-то уехать.

- Вы любите смотреть спорт. Чем-нибудь профессионально занимались?

- Только фехтованием и то, когда учился в консерватории. Играю во все настольные игры и неплохо.

- Говорят, даже Карпова однажды обыграли, правда, в нарды.

- Да, у меня даже есть фотография той исторической игры, это моя любимая фотография.

- Быстро его тогда обыграли?

- Он умно играл и долго как любой шахматист обдумывал каждый ход. Я тоже, когда в шахматы или домино играю, тоже на несколько шагов вперед думаю, и в той игре с Карповым я был сильнее.

- Но в шахматы вы не играете?

- Это игрой с моей стороны нельзя назвать, когда в Азербайджане существует такая сильная команда. Шахматы у нас очень сильные.

- Победу в нардах многие называют везением.

- Это не правда. Можно хорошо бросить, но сыграть бездарно.

БОЖИЙ ПАЙ

- Как планируете отмечать юбилей?

- У меня особое понимание, как это надо делать. Юбилей надо проводить среди родственников. Что касается официальной части. Я никогда не был сторонником того, что родился пятого октября и тогда же надо отмечать юбилей. Так надо поступать с людьми, которых нет среди нас. А для живых в любой день общественность должна собраться и отметить его день. Портретов в зале быть не должно. Ведь сам юбиляр в зале живой и здоровый. Далее, не нужна и фотовыставка. Он на дереве, дерево на нем. Кому это нужно? Поэтому, как я уже говорил, дня рождения не справляю. Сижу дома, ко мне приходят близкие люди. Наверное, таким будет и этот день рождения.

- Ничего более не ждете, даже как живой классик.

- Живые классики ничего не ждут. А вот антиклассики ждут всегда. Собственно говоря, я все получил. Всегда мой труд был оценен. Я получил несколько госпремий, в консерватории первым получал стипендию Гаджибейли, получаю президентскую стипендию, что очень помогает мне жить. А что еще надо? Дадут - возьму, нет - не возьму. Кстати, я однажды в шестидесятые отказался от Госпремии и отдал ее в один из фондов.

- Сейчас вы передаете свои архивы в Музей музыкальной культуры.

- Да, я собирал архивы, начиная со студенческих лет. Там мои статьи, статьи обо мне, есть письма известных людей. Зачем мне все это дома держать? Дети музыкой не занимаются, а так, может, кто-то что-то в моих документах и найдет. Сейчас готовится двухтомник моих статей, министр культуры и туризма дал распоряжение об их выпуске. Обо мне есть ряд научных работ, рефератов. Так получилось, что моя музыка ложится на исследование. Это удается не каждому композитору, поэтому в таком плане я очень счастлив. Кстати, многие не слышали, я недавно завершил новую работу - Diptich для скрипки и оркестра. Я ее писал двадцать два года. Писал, откладывал. Просто, к сожалению, у нас в Азербайджане нет скрипача, который бы его сыграл. У нас есть скрипачи, но такую музыку вряд ли кто сыграет. Сейчас я написал много камерной музыки: каприччио для кларнета соло- монолог, для гобоя соло несколько концертных скрипичных пьес. Правда, это лето было очень жарким, и я ничего не написал. Думаю, что немного поправлюсь и снова начну работать. Я работаю, когда хочу. Так было всю жизнь.

- А застои были, когда не хотелось писать?

- Нет, всегда хотелось. А когда даже не пишу, то думаю об этом произведении. Я сам перед собой ставлю задачи, обязательства имею.

- Что бы сказали Богу, оказавшись перед ним?

- Отвечу так, что Бог сам знает, что делать, и он настолько справедлив, что каждый получает свой пай.

- Вы получили?

- Наверное.

Эхо. – 2010. – 6 октября. – С. 8.