Бразильский" сериал об иранской любви и русском батике.

На вопросы "Эхо" отвечает художник по ткани Лейла Мовсумзаде. Гражданка Ирана, азербайджанка по национальности, живущая и в Тегеране, и в Москве

В одной из художественных галерей Москвы проходила выставка-продажа произведений декоративно-прикладного искусства. Один из залов был отдан художникам, работающим по ткани. Все работы были очень разными по технике - и в стиле пэчворк (когда картина или узор делаются из лоскутков разноцветной ткани), и гобелены, и роспись акриловыми красками. Меня привлекла группа работ в стиле батик. В этом стиле работает много художников, батик из прикладников не делает, что называется, только ленивый. Нежная, воздушная техника, очень богатая по своим выразительным и декоративным возможностям, при этом позволяющая самовыражаться даже не самым умелым рисовальщикам - техника батика может скрыть многие огрехи за счет своей декоративности. Но те работы, что бросились мне в глаза, были совершенно удивительными: это были настоящие картины, с учетом законов перспективы, дающих объем, с умелыми светотенями, с четко выраженной идеей. Иными словами, настоящая живопись, только не на холсте, а на шелке или крепдешине. Там были пейзажи, натюрморты, городские сюжеты, выполненные в реалистичном европейском стиле, красивые женские лица, словно парящие в облаках. При этом были и работы с явной восточной тематикой. Они были чисто декоративными, сюжеты напоминали сказки из "Тысячи и одной ночи", а палитра - истинно восточную яркость. Я рассматривала эти, такие разные работы, и так, и эдак, трогала, щупала, чуть не нюхала. Те художники, что продают свои работы самостоятельно, давно научились отличать клиентов-покупателей от обычной глазеющей публики, поэтому просто к зрителям обычно и не подходят. Я в тот момент была именно таким праздным зрителем, явно не покупателем. Но ко мне подошла удивительно красивая молодая женщина яркой восточной внешности с хитрющими глазами, в которых плясали чертики, и с поразительным чувством юмора. Завязался разговор. Говорила она по-русски весьма правильно, но с сильным акцентом, который я не сразу смогла идентифицировать. Мне показалось, что она иностранка, тем более что на выставке было много иностранных художников. Оказалось, она из Ирана, чистокровная азербайджанка по национальности, окончившая в Москве Текстильный институт. Звали ее Лейла Мовсумзаде. Это была уже не первая выставка в Москве, в которой она участвовала, хотя живет то в Тегеране, то в Москве. Ее история - такая же красивая и необычная, как и ее работы.

- Каким образом вы попали в Москву?

- Из-за любви. На пищевую выставку в Тегеран приехал российский специалист - налаживать контакты. Там познакомился с фирмой моего отца. Этого человека звали Сергей Шувалов. Фирма отца занимается пищевыми продуктами и упаковкой. Мне еще не было восемнадцати, я оканчивала колледж, собиралась поступать в институт - по профилю отца. Он хотел, чтобы я продолжила его дело, у нас в семье мальчиков-наследников нет. А этому русскому тогда было уже под сорок, но выглядел он моложе. Это меня и сгубило. (Смеется). Мы виделись лишь у нас дома, куда он очень быстро стал вхож. У нас европейская семья, мой отец не прятал своих дочерей от гостей, не заставлял покрывать голову, а тем более скрывать лицо, разрешал пользоваться косметикой. Как-то раз я показала этому русскому свои работы - я с детства увлекалась рисованием, но специально никогда не училась. Больше всего меня привлекала ткань и акриловые краски. Папин коллега увидел мои работы и пришел в дикий восторг. А когда узнал, что отец прочит мне пищевой институт, сказал, что это преступление, что зарывать талант в землю - грех, причем тяжкий. "Вы сломаете судьбу своей дочери, - сказал он моему отцу. - Она будет несчастной, и вы будете в этом виноваты. Она не простит вам этого". На что мой отец ответил, что если ей так хочется рисовать, пусть занимается оформлением упаковки, этикеток и прочего в этом же роде. "На моей фирме это будет необходимо", - сказал он.

Русский долго убеждал отца в обратном, рассказывал о перспективах, которые могут открыться мне, если я займусь росписью по ткани. Что мне надо ехать учиться в Москву, в Косыгинский текстильный институт. Этот разговор продолжался несколько вечеров подряд, причем я подозреваю, что и на работе русский специалист не оставлял моего отца в покое. Как известно, вода камень точит, и мой отец стал смотреть на ситуацию чуть спокойнее. В конце концов у меня еще две сестры - на год и на два меня младше, будет, кому передать дело. В крайнем случае дело могли продолжить их будущие мужья - обе были помолвлены. Так же, впрочем, как и я. У меня уже два года был жених, коллега отца, к которому я не испытывала никаких чувств, правда, и отрицательных эмоций он у меня тоже не вызывал.

- Жених не приходил к вам, когда у вас в доме был русский гость?

- Приходил несколько раз и повел себя очень странно. Он словно что-то чувствовал - еще до того, как я сама призналась себе, что влюблена в Сергея. Он вел с ним долгие разговоры о жизни в России, выспрашивал такие мелочи, о которых я бы вообще никогда не задумалась: о ценах на коммунальные услуги, о наличии магазинов рядом с жилыми домами и вообще о снабжении, о том, как оплатить мобильную связь, есть ли в домах Интернет. Я думала - праздное любопытство. Оказалось потом, что он знал, как хочет изменить в лучшую сторону мою судьбу русский, но так как любил меня, решил, что если моя судьба - обучение в России, то он должен поехать со мной. Он вообще очень серьезно относился к этому понятию - судьба - и понимал, что если сломать судьбу, то ни к чему хорошему это не приведет. Полагаю, что он тоже внес свою лепту в мнение моего отца по этому вопросу. Дело было зимой, диплом я получила бы весной, так что у меня были все шансы поступить в московский вуз.

- А русский язык?

- А с русским языком у нас проблем не было. Мой отец сам учился в России - еще в советские времена, мать была из семьи, которая жила в Северном Азербайджане, то есть в Азербайджанской Республике. Русский язык я изучала с детства, говорить на нем в семье мы, конечно, не говорили, но знала я его вполне прилично. Читала русских поэтов, писателей. Поэты, правда, мне нравились больше. Писала, конечно, с ошибками, но зачем мне грамотность в русском - так я думала. В общем, уговорил Сергей моего отца. Мать была, конечно, в шоке, она не желала расставаться со своими детьми и отпускать их Бог знает куда, а Россию она считала не краем географии, конечно, но страной, в которой приличной девушке делать нечего. Тем более одной. А потом Сергей уехал.

- И у вас не случилось никакого объяснения? Вы же признались, что влюбились в него.

- Нет, объяснения никакого не произошло. Оказалось, все очень просто: Сергей на тот период находился в стадии развода. Кто там был виноват в этом разводе - я не знаю, он никогда на эту тему не говорил. О нем на тот период я знала только то, что он женат, но детей нет. Но ведь женское сердце - это же особый орган, с шестым или даже восьмым чувством. Я видела, как он на меня смотрел, как менялся его голос, когда он со мной говорил. Я же запрещала себе даже думать о нем - он ведь женат, а что разводится - не знала. И отец не знал. Сергей приехал через два месяца, и подозреваю, что работа в этот раз была на втором месте. Кстати, с контактами так и не получилось - из-за каких-то сложностей в российском законодательстве, я в этом не разбираюсь. Оказалось, что он развелся, сообщил об этом отцу. Я этого разговора не слышала, потом только узнала. А дальше уже было легче: он теперь мог как-то намекнуть мне о своих чувствах - он ведь стал свободен. Но намекать мне ничего не понадобилось - я и так уже все знала, почувствовала. Произошло объяснение. Я летала как на крыльях, я была влюблена, но хотела, чтобы отец ни о чем не узнал - я ведь помолвлена, а это позор. О том, чтобы расторгнуть помолвку, я и не думала. Но Сергею это категорически не нравилось, он не понимал, почему я должна выходить замуж за человека, которого не люблю. Что так решили родители, он не понимал. "Как можно в цивилизованном обществе выдавать замуж девушку, если она этого не хочет? - кричал Сергей, когда мы случайно остались одни. - Это же средневековье какое-то!" Мои объяснения о менталитете, об обычаях он и слушать не хотел. "Да у нас в России родители иной раз узнают о свадьбе детей через несколько месяцев, - кипятился он. - Если вообще узнают". "Это у вас, - отвечала я, - а у нас тут все по-другому. Да и жених мне не сделал ничего плохого, как же можно так его опозорить?". "Да при чем тут позор? - опять не понимал Сергей. - Ну, разлюбили люди друг друга, обычное дело". В общем, крик, скандал, я плачу... Он кричит, что сейчас пойдет к моему отцу, и будь, мол, что будет. В общем, бразильско-иранский сериал. "Богатые тоже плачут". Я сказала, что расскажу отцу все сама.

- И рассказали?

- Рассказала, а что мне оставалось делать? Надо было, чтобы Сергей к нему пришел, а отец его с лестницы спустил? Хоть и европейское образование и европейский образ жизни, но вокруг родственники - наши и моего жениха, коллеги, друзья... Отец, когда услышал, дар речи потерял. Потом был еще один скандал - уже с отцом, потом с матерью, потом отца с Сергеем... Говорю же, сериал. Сергей улетел, опять прилетел. Отец в шоке, мать в истерике, я объявила голодовку.

- На самом деле?

- Да, я уже решила, что раз уж все идет, как в сериале (смеется), то надо держаться законов жанра. Нарисовала картинку на платке, там девушка-утопленница лежала в ручье, положила на видное место и заперлась в своей комнате. Но я же девочка умная, я же перед тем как объявить голодовку, натаскала к себе печеньиц всяких, конфет, пахлавы, фруктов. Вода есть - ванная у меня своя, так что голодала со всем возможным комфортом.

- И долго вы так "голодали"?

- Пять дней. Даже не похудела. А хотелось (смеется)! Родители скребутся под дверью - очень их картинка впечатлила. Сестры кричат - "свободу угнетенным!" (ну какая девушка не будет на стороне влюбленной сестры?), Сергей обивает пороги... Сериал продолжается. А говорят, что сценаристы все придумывают! Вот умела бы писать, точно сценарий сочинила - зрители бы рыдали!

- А что жених? Он был в курсе?

- А как же! Я ж ему первому сообщила, еще до голодовки. Так, мол, и так, не держи зла, но зачем тебе жениться на девушке, которая мало того, что тебя не любит, так еще и другому сердце отдала? И вот тут я просто поразилась: он меня понял! Не то чтобы он меня не любил и ему было все равно, нет, любил. Но он парень современный, думающий, с логикой дружит. Воображение тоже есть. Представил, видно, какая у нас будет "замечательная" жизнь, когда я с ним, а мысли мои - вообще в другой стране. Не сразу, правда, дошло, голодовка на него тоже повлияла как надо. Да и просек он с самого начала, как я к Сергею отношусь, он же все видел! Все мои взгляды, всё. А вот если бы не понял, если бы стал чинить мне препятствия, это был бы уже второй блок сериала, как говорится, "смотрите в новом сезоне". Но этого, к счастью, не произошло, а то бы эта история вообще была совершенно киношная, вряд ли бы кто поверил, что в настоящей жизни такое бывает. В общем, пришел к моим родителям и говорит, что, мол, если он на мне женится, а я возьму и зачахну, то его совесть замучает. А если вообще руки на себя наложу - его картинка тоже впечатлила - он вообще жить не сможет. Мол, надо вам два трупа? Я пока сижу "голодаю", а они там разбираются.

- А Сергей что?

- Сергей в отеле сидит, мы с ним по телефону общаемся, Интернет мне родители заблокировали. А телефон у меня еще один был, подружка дала, мою-то сим-карту родители тоже заблокировали. Сергей с самого начала знал, что такое моя "голодовка" на самом деле. Но в итоге хеппи-энд, по полной программе. Жених мой взял на себя объяснения с родственниками, отец сменил гнев на милость, мать плачет, но молчит, сестры прыгают от радости. Потом мне отец признался, что Сергей-то ему, на самом деле, больше нравился, чем мой жених. Во-первых, человек обеспеченный, свой бизнес, во-вторых, интеллигентный. Он думал, что раз он Шувалов - то из "бывших" и имеет дворянские корни. Так что громкая фамилия свое дело сделала, спасибо ей.

- А почему вы все-таки не живете только в Москве?

- Это было единственным условием, которое выдвинули мои родители, в основном мама. Они сказали: да, свадьбу сыграем, учиться отпустим, но все каникулы Лейла дома, а потом будет жить месяц в Москве, месяц дома.

- Но это же неудобно! И вообще семья какая-то ненастоящая получается. Есть такое понятие - гостевой брак. Так, что ли?

- Да что же вы думаете, я прям так вот и стала месяц там жить, месяц тут? Пока училась, все каникулы проводила, естественно, дома, но когда окончила институт, сразу же родила ребенка, мальчика, и теперь у меня есть все основания с сыном проводить больше времени, чем в Тегеране.

- Поступить и учиться было легко?

- Поступила со скрипом - из-за письменного русского. А дальше по-разному. Все, что касалось профессии - легко, трудно было только делать работы на заданную тему - я же бунтарь, мне все по-своему надо. Трудно было привыкать к другому образу жизни, участвовать в жизни факультета, общаться на странном русском, в котором столько странных слов, которых я и не знала. Это называется "сленг". Мне он не нравится, я привыкла к другому русскому. У нас дома - я имею в виду в доме мужа - говорят на нормальном русском, он из очень хорошей семьи, такой, о которой говорят "коренные москвичи".

- А Москва вам нравится?

- Мне - да. Я вообще заметила, что приезжим Москва всегда нравится. Климат, правда, ужас что такое, но жизнь у меня интересная. Хотя мы подумываем с мужем уехать куда-нибудь в Европу, в Чехию, например. У него раскрученный бизнес, ему в Москве тесно. А мне, в общем, все равно, где жить - лишь бы с ним и с сыном.

- Где вы сейчас работаете?

- Нигде, дома сижу. Делаю работы, продаю их. Но не для заработка, для удовольствия. Сейчас Сергей занимается организацией моей персональной выставки в Польше, а потом в Чехии. Я там была, мне очень нравится. И люди, и то как они воспринимают искусство. В частности, батик.

- А почему вы вообще выбрали именно батик?

- Я ж где родилась? В Иране. И хотя традиционно родиной батика называют Индонезию (потому что "батик" индонезийское слово, "ба" - хлопковая ткань, "тик" - "точка, капля"), но роспись по ткани с давних времен была очень широко известна в Иране, Средней Азии, Турции, Египте, а также в Японии, Шри-Ланке, Африке, Индокитае и Перу. В Иране, да и в других странах батик всегда был не просто красивым рисунком на ткани, он считался священным, существовали строго определенные узоры, которые использовали в качестве оберега. А в Европе батик появился поздно - в начале прошлого века.

- В какой технике в батике вы предпочитаете работать?

- В зависимости от сюжета и того эффекта, которого я хочу достичь. Когда я была еще девчонкой, я просто брала краски и расписывала шелк или хлопок свободными мазками. Это так называемая свободная техника. Потом стала искать в Интернете различные технологии, и меня привлек горячий батик. Это когда берешь хлопок или шелк, наносишь рисунок, а потом специальной заостренной бамбуковой палочкой-пером наносишь на нужные - точнее, пока как раз ненужные - тебе места расплавленный воск. Потом берешь кисть или чантинг (такую специальную маленькую медную чашечку с носиком, прикрепленную к деревянной ручке) и наносишь контуры или сразу краску на свободные от воска места. Потом покрываешь другие места, которые тебе опять не нужны, воском и снова окрашиваешь. Так можно делать до четырех раз. Если больше, то при более частом смешении красок ткань начинает терять качество и интенсивность цвета. Потом воск выпаривают утюгом. Можно и не воск использовать - он, кстати, называется "резерв", то есть под ним ты как бы резервируешь место, которое нужно будет окрашивать потом. Раньше брали и парафин, и канифоль, и смолу. Но воск лучше. Эту технику я выбираю, если делаю больше живописную, чем декоративную работу. А если хочу создать что-то в графическом стиле, использую холодный батик. Там резервирование осуществляется холодным способом, специальным составом, который может быть как бесцветным, так и окрашенным в какой-то цвет. Как правило, состав делается на основе парафина и бензинового растворителя. У рисунка получается четкий контур, и это уже ближе к графике, чем в живописи. Резервирующий состав по контуру рисунка наносят с помощью стеклянной трубочки различного диаметра. Эту технику используют только на шелке. Если его потом запарить, то можно и стирать сколько хочешь, ничего с ним не будет. Еще есть узелковая техника, в ней резервирование делается механическим путем. Этим видом батика может вообще заняться любой, без художественного образования и умения рисовать. Берешь хлопок, вяжешь в нужных тебе местах узлы или берешь пуговицы, камешки, монетки и увязываешь их в узелки. Или прищипываешь прищепками, зажимами какими-нибудь. Все это крепко перематываешь нитками и опускаешь в краску. Потом вынимаешь, сушишь, развязываешь. На месте узелков остаются непрокрашенные места. Получается красивый узор, который может содержать окружности, полосы, пятна и их сочетания. Нужно просто продумать заранее, как все эти кружки полосы будут сочетаться. И получится эффектная вещь в этническом стиле. Техник на самом деле много. Есть еще аэрография. Она как бы что-то среднее между ручным и машинным способом росписи. Краска наносится при помощи аэрографа - брызгалки иными словами. Можно использовать лекала, трафареты, а вместо лекал - все что хочешь: листья, траву, бусы, камешки... Фантазия не ограничивается ничем. Можно и совмещать эти все техники, тогда получится вообще нечто невообразимое. Главное, не переборщить.

- Я видела и на выставке, и у вас в мастерской самые разные работы - начиная от абстрактных узоров и кончая сюжетными картинами. Вам самой что больше нравится?

- Опять же зависит от настроения. Если у меня все хорошо, на душе спокойно, я делаю реалистические работы с сюжетом. Если я эмоционально взбудоражена, чем-то огорчена или наоборот обрадована, идет выплеск в абстракцию, в какой-то символизм, в узоры и пятна. Это делается быстрее, результат налицо практически сразу же. Могу посоветовать такой вариант женщинам, у которых в семье, на работе или на личном фронте проблемы. Это некая сублимация, очень здорово помогает обрести покой внутри себя.

- Судя по тому, что абстракций у вас примерно поровну с сюжетными картинами, настроение колеблется довольно часто?

- Я девушка эмоциональная, меня может вывести из себя - причем в любую сторону - все, что угодно. Лучше, если я буду выплескиваться не на людей, а на ткань. Правда ведь? Это знают все домашние, и когда я не в духе или, наоборот, чересчур оживлена и взбудоражена, мне даже кушать в мастерскую несут. Побыстрее сделаю работу - побыстрее приду в спокойное состояние.

- Делаете ли вы с помощью батика одежду?

- Делаю иногда. Шарфики, палантины в подарок, кофточки готовые расписать могу, галстуки (Лейла подарила мне потом очень красивый светло-зеленый галстук из крепдешина с абстрактной росписью в технике "холодный батик"). Но сама из своих произведений ношу только шарфики. Чудно мне надевать на себя свою работу. Сразу представляется Леонардо да Винчи, который разрисовал себе масляными красками камзол и вышел на улицу. Меня больше привлекают картины, декоративные панно. Чтобы на стенку повесить и любоваться всю дорогу, а не только в тот момент, когда берешь из шкафа в руки. Да и согласитесь, на стенке картина лучше воспринимается, чем на палантине!

- А вы никогда не пробовали сочинять узоры для тканей? Тех, которые продаются в магазинах.

- Пробовала, в институте. Но это же не роспись по ткани, это рисунок на бумаге. Графический или живописный. Это интересно, но не приносит мне удовлетворения.

- Почему?

- Так я ж его не сама буду делать, машина будет печатать. Не интересно, скучно. Мертво.

- Я обратила внимание, что у вас практически нет маленьких работ. Почему?

- Меня привлекает масштаб. Кроме этого я не люблю возиться с мелкими деталями, я не миниатюрист, хоть и из Ирана. Масштабная работа - она вот она, она заметнее, она остается с нами постоянно. Дега говорил: "Только фрески неколебимы". Я думаю так же. Декоративное панно - часть архитектурного замысла, часть дизайна интерьера. В интерьере не будет смотреться миниатюра. Миниатюру надо разглядывать, положить на стол, взять лупу, погрузиться в нее. Это здорово, но это не мое. Как вы уже поняли, я скорее русская по духу - такая же широкая душа, могу ударить наотмашь, а могу залить потоком слез. Могу окружить заботой так, что дыхнуть не получится, а могу хлопнуть дверью. Я вся на эмоциях. Я будто и не восточная женщина, я говорю в лоб и правду, делаю, как посчитаю нужным, не буду подливать сладкой водички, чтобы не обидеть. Конечно, большое для меня привлекательнее. Я человек контрастов, экспрессии, я максималист, как в юности.- Тогда такой вопрос: очень часто художники экспрессию ставят в ущерб рисунку. В ваших же реалистических работах рисунок безупречен. Как вы сами это объясняете?- Знаете, очень трудно писать плохие стихи, если умеешь писать хорошие. Очень трудно приготовить невкусный плов, если умеешь делать его вкусным. Так и в рисунке: если умеешь рисовать, никакая экспрессия не помешает. И когда я вижу работы неплохих живописцев, но плохих рисовальщиков (например, Шилов - да простит меня сей уважаемый мэтр), и мне тут же начинают объяснять, что рисунок не важен, если есть впечатления, эмоции, настроение у картины, я сразу же представляю себе такого всего изломанного, с вывороченными костями пса-уродца, у которого, тем не менее, шелковая шерстка и невероятно умные и красивые глаза. Основа в любом случае должна быть - как в анатомии. И основа всего искусства - рисунок. Хоть без экспрессии, хоть с экспрессией. Это как порядочность, честь в человеке: она - основа, она - рисунок, остальное - просто раскрашивание красками.

О.БУЛАНОВА

Зхо.- 2012.- 24 ноября.- С.-6