Мертворожденное кино.

Год назад в Российском информационно-культурном центре состоялся премьерный показ фильма "Последний"; с тех пор эту картину практически никто не видел

Если быть точным, то сначала состоялся показ в просмотровом зале киностудии "Азербайджанфильм" - в июне. Но на том показе присутствовали большей частью кинематографисты-профессионалы, кинокритики и журналисты; демонстрация же в РИКЦ (Российском информационно-культурном центре) - совсем другое дело. Тут присутствовала так называемая "широкая публика". Мне было тревожно: как воспримут эти люди фильм "Последний" - очень непростой фильм, близкий по духу к работам Тарковского и Сокурова? Такое кино, которое требует от зрителя максимального напряжения душевных сил, полного сопереживания героям фильма, работы мысли? Фильм-притчу, фильм-катастрофу, фильм- размышление? Одним словом, "непопкорновое кино", как назвал его автор сценария и режиссер-постановщик, Теймур Даими?Когда погасили свет и начали демонстрацию фильма, я незаметно для всех ушел в самый конец просмотрового зала. Не только из-за некоторой стеснительности (я играл в "Последнем" главную роль и моя физиономия занимает большую часть экранного времени). Откровенно говоря, я боялся. Я вспоминал далекий уже 1972 год, кинотеатр "Дружба", премьеру фильма Андрея Тарковского "Солярис". Бакинские любители кино и фантастики (а фильм был поставлен по мотивам одноименного романа известного польского фантаста Станислава Лема) выстраивались в длинные очереди перед кассами кинотеатра; несмотря на то, что фильм шел с утра до вечера в обоих больших залах, желающих увидеть его было хоть отбавляй. Лично я, школьник-шестиклассник, смог купить билет лишь на третий день. Но еще перед началом фильма случилось нечто странное: в динамиках кто-то прокашлялся, и женский голос довольно невнятно произнес: "К сведению зрителей. Фильм кончается тогда, когда Крис Кельвин возвращается на Землю. Повторяю: фильм кончается тогда, когда Крис Кельвин возвращается на Землю". Я оторопел. Приятно было, конечно, что кто-то заботится о зрителях и разъясняет им, что к чему, но не слишком ли это - уточнять, на чем именно кончается фильм? Я еще тогда подумал: в следующий раз, перед началом какой-нибудь детективной киноленты, дикторша заранее объявит, кто убийца... Потом я догадался, в чем дело: очень многие зрители уходили с сеанса, не досмотрев кинокартины. Дотерпев "Солярис" до конца, я понял, почему они это делали. Их разочаровал фильм. Откровенно говоря, меня он разочаровал тоже. Я любил роман Лема, а в фильме оказалось так много Земли и так мало планеты Солярис, так много отвлеченной философии и так мало конкретных мыслей, одним словом - в фильме оказалось слишком много Тарковского и слишком мало Лема... Меня это не устраивало. Сердясь, я вернулся домой и еще раз перечитал "Солярис". Полегчало, хотя в душе и осталось чувство некоторой раздвоенности.

Лишь много позже до меня дошло, что и дикторша сия также не въехала в ситуацию: Кельвин-то у Тарковского в конце фильма не возвращается на Землю! Маленький красивый домик в лесу на берегу озерка, и старик-отец на пороге, к которому Кельвин приникает в позе рембрандтовского "Блудного сына" - все это находится на планете Солярис и порождено протоплазмой солярийского мыслящего Океана... Но чтобы понять это, надо было очень любить Тарковского и его творчество и терпеливо и вдумчиво смотреть весь фильм до конца... Добавлю, что со временем я научился внимательно смотреть фильмы Тарковского, особенно те, которые почему-то относят к фантастическим (то есть "Солярис" и "Сталкер"), но любить этого режиссера я так и не научился. Видимо, потому, что Андрей Арсеньевич, по его же собственным словам, не любил фантастики. А я любил. И люблю...

Так вот, сидя в последнем ряду просмотрового зала РИКЦ и чуть не грызя ногти от волнения, я понял, чего я боюсь: я боюсь, что зрители начнут уходить с "Последнего", как тогда уходили с "Соляриса". А это было бы очень и очень обидно. Уж слишком нелегко дался нам с Теймуром Даими этот фильм.

О многих обстоятельствах, сопровождающих создание "Последнего", я уже рассказывал корреспонденту газеты "Эхо" Самиру Алиеву в статье "За базар, тем более литературный, надо отвечать" ("Эхо", 27 августа 2011 г.). Но невозможно в одном интервью рассказать обо всем, касающемся работы над полнометражной лентой. От замысла до премьеры пролегает довольно длинный, сложный, многотрудный путь, связанный с неизбежной для киносъемочного процесса нервотрепкой (перефразируя Ленина, я мог бы сказать, что "кино - самое выматывающее из искусств"). Часто бывает так, что чуть ли не девять десятых отснятого материала летит, образно говоря, в корзину, а уж сколько при этом бывает не реализовано первоначальных замыслов - я вообще молчу! "Последний" в этом плане не исключение.Впервые о замысле фильма я услышал от Теймура Даими в купе поезда Тбилиси-Баку, во время томительного стояния на грузино-азербайджанской границе. Мы тогда возвращались в очередного тренинга, устроенного Ассоциацией Независимых Кинодеятелей Южного Кавказа, в котором Теймур участвовал как сценарист и режиссер, а я - как сценарист. К тому времени мы с Теймуром уже довольно хорошо знали творчество друг друга: я видел его фильмы и картины (Теймур, помимо всего - прекрасный живописец), а он читал мои книги... в общем, родственная душа тянулась к родственной душе, и Даими рассказал о своем будущем фильме, из которого он пока что придумал лишь самую первую сцену. Идет оборванный, обросший человек по совершенно голой пустыне, а вокруг слышны всякие жизнерадостные звуки: журчание ручейка, пение всяких птиц и так далее... Зритель, естественно, в недоумении, но через несколько минут становится ясно, в чем дело - оборванец останавливается и медленно вынимает из ушей наушнички; оказывается, все эти звуки записаны на диске, а на самом деле человека окружает мертвая тишина... Мне это понравилось. Все более и более оживляясь, Теймур постепенно раскрывал передо мной замысел будущей работы. Герой фильма - известный азербайджанский писатель-фантаст, написавший книгу под названием "Последний"; книга эта - об Апокалипсисе; и случается так, что мистическим образом писатель оказывается в том самом мертвом мире, который он так талантливо описал. Он последний человек на мертвой Земле... А все потому, что своей книгой автор пробудил к жизни могущественные силы Древних, которые прорвались в этот мир и напрочь погубили его... Замысел мне тоже пришелся по нраву: подобные мотивы проглядывают и в нескольких моих повестях и рассказах... И когда Теймур предложил мне сыграть роль этого самого писателя, я даже не очень-то и удивился. И ответил согласием. Мне импонировала идея Теймура Даими - снять в роли писателя-фантаста не профессионального актера, а настоящего писателя-фантаста...

Первоначально Теймур планировал снимать фильм на острове Наргин. Это сакральное место, в котором часто происходят аномальные явления, над которым периодически замечают НЛО, и так далее. Этот таинственный остров как нельзя лучше подходил для съемок апокалипсического фильма, но, к сожалению, Теймуру не разрешили снимать на Наргине. И пришлось искать натуру на Абшеронском полуострове. И, несмотря на то, что полуостров наш сейчас интенсивно застраивается особняками богачей, нашлось немало мест, похожих на полигон для испытаний атомного оружия... Они-то и стали в фильме тем самым "нуль-пространством", в котором и оказался после конца света незадачливый писатель. Кстати, по поводу этого самого "нуль- пространства" мы с Теймуром слегка не сошлись во взглядах. В режиссерском видении это была абсолютно безжизненная территория со скудной растительностью (конец света все-таки...). Мне же этого было недостаточно, и я все рвался как-то усилить впечатление инфернальности того мира, в котором оказался мой герой. Со времен работы в бакинском зоопарке у меня остались кое-какие связи, а также друзья, держащие дома разнообразную живность, порой даже самую экзотическую. Я знал, что один из моих друзей держит дома змей, а другой - летучих лисиц из Юго-Восточной Азии, а также крупных бразильских пауков-птицеедов. Я предложил Теймуру задействовать этих тварей в фильме, для пущего эффекта. Ну, к примеру, когда мой герой уныло бредет по пустыне, дорогу ему пересекает змея... или, допустим, змея свисает с куста... А когда мой герой входит в развалины, то видит медленно ползущего по стене громадного мохнатого паука, а в углу разрушенного здания висит вниз головою парочка летучих лисиц - чистые демоны с крыльями, честное слово! Но ничего у меня из этих замыслов не получилось: первый друг сказал, что его змеи по случаю зимнего времени (а на дворе стоял февраль месяц) находятся в состоянии спячки и выходить из нее не собираются; второй же приятель вначале согласился, но, узнав, что мы собираемся снимать его питомцев на открытом воздухе в такую холодину, переполошился: он совершенно не желал застудить своих драгоценных летучих лисиц и гигантского паука! И отказался дать их для съемок. Вначале я был раздосадован, но потом проникся к хозяину этих тварей с уважением: ведь он беспокоился о своих питомцах, как о детях малых... Так что "нуль-пространство" в фильме вышло довольно пустынным, как и планировал Теймур... Он даже отказался включить в фильм высушенное птичье крыло, валявшееся на земле и случайно попавшее в кадр; на мой же взгляд, это была бы весьма "говорящая" деталь...

Также я настаивал на том, чтобы в фильме участвовали знаменитые грязевые вулканы Гобустана; мне казалось, что они как нельзя лучше символизируют ту грозную силу, что вырывается из земных недр (чем вам не сила Древних?). Но Теймур был против грязевых вулканов - по его словам, в последние годы их слишком часто включают в свои фильмы разные отечественные режиссеры, а Теймур очень не хотел повторяться. И я смирился.Зато комнату, которая выступала "в роли" моего рабочего кабинета, я обставлял так, как мне хотелось. Стол, бра, пишущая машинка (именно архаическая машинка, а не компьютер или, скажем, ноутбук!), книжные полки, музыкальный центр... Особое внимание я уделил стене над письменным столом. Я обклеил стену вырезанными из журналов фотографиями, наиболее полно отражающими внутренний мир моего героя-писателя: здесь были и пейзажи других планет, и фотографии диковинных животных и растений, и репродукции скульптур Родена, и фото космонавтов, дайверов и чернобыльских ликвидаторов, и мутные любительские снимки, запечатлевшие виды Дальнего Востока и Тихого океана... Почетное место в этом коллаже занимал потрет моего Учителя в фантастике, Бориса Натановича Стругацкого. Я как-то шутя назвал коллаж "проекцией моей души на стену"....Просмотр закончился. Под музыку Брамса, сопровождающую титры, раздались аплодисменты. Реакция зрителей оказалась весьма благожелательной! Нас с Теймуром вызвали на сцену и буквально забросали вопросами. Кроме вопросов некоторые из зрителей поделились собственным видением тех или иных сцен фильма. В общем, картина зрителей "зацепила". Признаюсь, настолько благожелательной реакции я и не ожидал... Видимо, помимо основного месседжа фильма - ответственности художника за свое творчество - сыграла свою роль и "модная" ныне тема, конец света (мы ведь живем в ожидании конца света, предсказанного майя, и посмотрите, сколько на эту тему снято и снимается фильмов за рубежом!).

Какова же судьба фильма "Последний"?

За прошедший год он был затребован лишь шекинским региональным телевидением, их силами дублирован на азербайджанский язык и показан по своим каналам. Телерадиокомпания "Мир", которая в первую очередь должна была отреагировать на фильм, полностью снятый на русском языке, вообще никак не отреагировала. За прошедший год фильм "Последний" не был представлен ни на одном фестивале - даже на только что прошедшем "Киношоке", куда поехали шесть азербайджанских кинокартин. Мне трудно понять логику режиссера Теймура Даими, который сперва с превеликими трудностями снял свой первый полнометражный художественный фильм, а потом лишил многочисленных зрителей возможности увидеть его. Да я и не стремлюсь понять логику режиссера. Я честно и добросовестно сделал свое дело. Я воплотил режиссерский замысел на экране. Я сыграл главную роль в фильме, и, поверьте, совсем не моя вина, что фильм оказался мертворожденным...

А.ХАКИМОВ

Эхо.- 2012.- 15 сентября.- С.-11