Тайны Баку

Шедевр конструктивизма - "Азернешр"

Баку вобрал в себя огромное количество самых разных архитектурных стилей. Которые удивительным образом не только не создают трудно удобоваримый винегрет, а, наоборот, - придают городу цельность и естественность.

Одним из таких стилей является конструктивизм - направление, зародившееся в 20-е гг. ХХ в. практически параллельно со стилем ар деко. Кроме своего девиза: "Экономика, польза, красота", конструктивизм нес еще к тому же социальный или даже революционный подтекст - дать возможность пролетариям жить в функциональном и в то же время красивом (на взгляд той эпохи) жилище; интересно, что большим поклонником и "куратором" конструктивизма был Лев Троцкий.

К сожалению, конструктивизм, как и все оригинальное и талантливое, в СССР по большей части вымер, а вот в стиле ар деко продолжали строить до 60-х.

Бакинский конструктивизм имеет свои характерные черты, которые отмечают все искусствоведы, архитекторы и историки. Одной из основных черт его была имитация штукатуркой фактуры железобетона. Ярким представителем бакинского конструктивизма является здание, построенное для азербайджанского издательства "Азернешр".

"Азернешр" организовался в 1924 г. Назывался он тогда Государственным издательством и свое сегодняшнее наименование получил лишь в 1936 г. Наряду с книгоизданием, ему было также поручено заниматься и книжной торговлей. В первые годы своей деятельности издательство выпускало художественную литературу и детские книги.

В 1927 г. было создано издательское объединение "Азгиз", объединившее в себе "Азернешр" и издательство "Бакинский рабочий", типографию им. 26-ти бакинских комиссаров, а также книготорговую организацию "Азеркитаб".

Любопытно, что именно в "Азернешр" появился первый печатный книжный знак в Азербайджане - экслибрис. Произошло это в 1934 г. Экслибрис был выполнен для наркома просвещения республики, члена Союза писателей с 1934 г. Мустафы Кулиева (1922-1928), талантливого литературного критика и театроведа, редактора первого азербайджанского советского литературного журнала "Маариф ве меденийет" ("Просвещение и культура"), стоявшего в ряду тех, кто закладывал основы азербайджанской культуры. Не случайно его называли азербайджанским Луначарским.

Автор экслибриса - один из первых художников книгоиздательства "Азернешр" Людвиг Францевич Книт, знаток иранской миниатюры, работавший также в плакате и в живописи. Экслибрис, кстати, был его единственной работой в этом виде графики.

Основная деталь композиции этого знака - пятилепестковый цветок, стилизованная звезда, внутри которой выписано "Ленин" (на арабском!).Цветок заключен в восьмиугольник - шебеке, являющийся характерной деталью азербайджанского орнамента. В композицию гармонично включены и русский текст внизу и вязь арабских букв сверху.

Очень скоро "Азернешр" стал главным издательством в Азербайджанской республике и в конце 20-х на повестке дня встал вопрос о строительстве для него и других издательств отдельного здания, которое впоследствии получило название "Дворец печати".

Был объявлен всесоюзный конкурс, в котором приняло участие более сорока проектов таких известных архитекторов, как Яков Свирский, Владимир Мунц, Иосиф Гольденберг, В.Дементьев и Б.Мовчан; Григорий и Михаил Бархины и других.

Победителем стал 30-летний ленинградский архитектор Семен Пэн. Он представил потрясающий проект здания, три корпуса которого сформировали впоследствии целый квартал.

Корпуса разной величины были соединены между собой и являлись единым ансамблем, единым зданием. В первом располагался печатный и переплетный цеха, очень просторные и светлые - за счет использования верхнего света.

Во втором - фото- и цинкография, а также амбулатория, душевые, комнаты для детей работниц и столовая, трансформировавшаяся в кинозал. В третьем - непосредственно издательства, редакции и книжный магазин.

Все эти объемы и решения были для Азербайджана крайне нестандартны. Селим Хан- Магомедов, автор книги "Архитектура советского авангарда", пишет о том, что в середине 20-х в Азербайджане преобладало традиционалистское течение, ориентировавшееся на освоение традиций ширванской архитектурной школы XV в.

Однако в конце 20-х - начале 30-х гг. в Азербайджане побеждают новые тенденции. Создавая современные по планировке, конструкциям и облику здания, архитекторы стремились при их проектировании учесть местные природные и бытовые особенности.

Целый ряд крупных общественных сооружений в духе новой архитектуры был решен по принципу павильонной композиции и реализовывал ключевой принцип конструктивизма - открытость.

Эти здания занимали целый квартал с внутренним двором или глубоким курдонером, имели сложное объемно-пространственное построение и своим внешним обликом (галереи, открытые террасы, лоджии, балконы) органично включались в традиционную застройку.

Все эти особенности при полном, казалось бы, отходе от национальной традиции, становились возможными благодаря теплому местному климату. Отсюда сплошное остекление этажей Дворца печати, открытые террасы, сад на крыше, колонны-ножки первого этажа, глубокие лоджии...

Все то же самое Пэн использовал и в московском клубе типографии "Красный пролетарий" (1929-1930), и в казанском Доме печати (строительство закончено в 1937 г.), однако из-за российского климата эти два здания потеряли всю свою "открытость": были впоследствии перестроены, иногда до неузнаваемости (как в случае с московским клубом). Бакинский же Дворец печати каким был, таким практически и остался.

В результате здание стало символом бакинского конструктивизма, его лучшим образцом - недаром оно представляет Азербайджан в книге "100 шедевров советского архитектурного авангарда" все того же Хан-Магомедова (2004).

"И даже сегодня, заслоненный деревьями, с новыми пластиковыми окнами, частично порушенный, он остается образцом авангардной стильности и элегантности", - пишет Мирза Мустафаев в книге "Архитектура Баку".

Но, как говорится, недолго музыка играла - конструктивизм со стороны властей подвергся остракизму: в 1934 г. Центральным комитетом Компартии Азербайджана был издан указ, критиковавший этот стиль и призывавший к возвращению к национальным традициям и корням.

Кто-то этому указу радуется до сих пор - тот, кто считает конструктивизм уродливым и тяжеловесным стилем. Но у каждого свой вкус, конструктивизм можно ругать или превозносить, но то, что без него многие города планеты потерли бы свою изюминку - непреложный факт.

Если что и пострадало в результате строительства Дворца печати - то это небольшая Челяевская улица, начинавшаяся от Соборной площади, где стоял великолепный собор Александра Невского, и заканчивавшаяся у Парапета - Площади фонтанов.

Она оказалась "перешибленной" огромным, похожим на пароход зданием: одна половина осталась между урологической больницей и базаром "Пассаж" (ныне Мирвари Дильбази - не на всех картах, кстати, она указана), а другая, уже переставшая быть, по сути, даже переулком, - между кинотеатром "Араз" и находящимся рядом садиком - жалкими остатками Цициановского сквера.

В основном бакинцы были довольны новым зданием. Скругленный угол третьего корпуса с полукруглыми открытыми балконами напоминал кому-то флагманский кораблик с палубами (балконы) и трубу парохода (лифтовая башня), кому-то - верхнюю часть подводной лодки. Про само же здание говорили, что оно построено в виде раскрытой книги - намекая на зримо воплощенное предназначение.

Кстати, образ раскрытой книги в гораздо большей степени использован Пэном в казанском Доме печати, где строгие прямые линии соседствуют с плавными закруглениями центрального ризалита-"переплета", а ряды панорамных окон огромного лаконичного фасада напоминают строчки.

В позднее советское время, а потом уже и в наши дни, когда здание Дворца печати основательно обветшало и было частично порушено (со стороны улицы Нигяр Рафибейли, бывшей Саратовца Ефима, и со стороны двора, не говоря уже о внутренних повреждениях), его собирались снести.

К счастью, в это дело вмешалось руководство одного банка, выкупило здание и отреставрировало внутри под свои нужды. Если б не этот благородный поступок, неизвестно, какой бы монстр возвышался на месте Дворца печати под пару к уродливейшей автостоянке рядом. А так мы имеем однозначно самое стильное и необычное банковское здание в городе. Давшее к тому же "приют" многочисленным бутикам и магазинчикам.

А теперь вопрос, который наверняка назрел у внимательных читателей: а когда же был построен Дворец печати? Согласно официальным справочникам, это 1931-1934 гг. И ваша покорная слуга этой официальной информации бы, наверное, поверила, если бы не привычка все проверять и перепроверять.

По крупицам собирая информацию не только об истории постройки здания, но и о Семене Пэне, о котором до обидного мало сведений, я наткнулась на две фотографии, которые уже попадали в поле моего зрения, когда готовился материал об истории музея и сада Низами. Фотографии озаглавлены как "Субботник 1930 года по закладке сада Низами".

На одной мы видим "трубу" "парохода" - скругленную часть Дворца печати с открытыми балконами, на другой - конец стены с окошечками по улице Нигяр Рафибейли, той самой, ныне частично разрушенной.

Стены, конечно, не улицы. Так что же получается? Либо субботник состоялся позже 1930 г., либо Дворец печати был закончен до 1931 г. Но дата субботника зафиксирована в документах. Получается, что датировка - 1934 г. как год окончания строительства - неверна? Получается, неверна.

Да и многие справочники и книги по архитектуре и истории Баку (Л.Бретаницкого, Е.Абрамовой, Эльчина Алиева и др.) упоминают Дворец печати в разделе "Конструктивизм 20-х годов". Это, конечно, косвенное доказательство, но все же...

В принципе, на этом выводе можно было бы успокоиться, но в уже упомянутой выше книге Хан-Магомедова я чуть позже нашла проект Дворца печати в виде чертежа, а под ним надпись: "Дворец печати в Баку.

1928-1931". И все стало на свои места. К 1930 г., когда состоялся субботник по закладке сада, здание снаружи уже было закончено. Весь следующий год шли отделочные внутренние работы.

Так что не верьте официальным справочникам! Ваша покорная слуга в очередной раз убедилась: самый лучший документ - это фотографии. При условии, что они датированы точно.

О.БУЛАНОВА

Эхо.- 2016.- 4 июня.- С.1, 7.