Фламинго без розовых одеяний

Жить в унисон с законами природы — главная задача

современного человека

В нашем «большом доме» природы крепкими очень узами все связано со всем: отдельные виды флоры и фауны — друг с другом, а их популяции — с окружающей природной средой — воздухом, водой, лесами и горами. Именно такую взаимосвязь и имел в виду знаменитый немецкий биолог Эрнест Гегель, когда в 60-х годах позапрошлого столетия впервые ввел в научный оборот термин «экология», призывающий главных обитателей этого «жилища» вести себя так, чтобы всем в нем жилось вольготно, в добром здравии и в унисон с законами доброго сосуществования.

Но всегда ли это сосуществование со стороны человека осознанное, вдумчивое? Факты свидетельствуют: увы далеко не всегда… Так, любознательные посетители Бакинского зоопарка, которых не только по воскресным дням много, несомненно обратили внимание на фламинго из отряда журавлеподобных, еще в 1977 году попавших на страницы печально знаменитой Красной книги и в «Список Международной конвенции по торговле дикой фауной и флорой». В зоопарке они лишились свойственного им оперения: из нежно-розовых птиц превратились в белоснежных, как белые цапли. Разве что по их большому, под тупым углом изогнутому клюву можно догадаться, что за птицы теснятся у изгороди по ту сторону вольера.

В чем же дело? Неужто новый подвид этих экзотических пернатых прилетел в зоопарк? «Скорее это очередной «сюрприз», случившийся по вине человека, — говорит кандидат биологических наук, ученый из Института зоологии НАНА Ильяс Бабаев. — Вы могли видеть только розовых фламинго, представителей единственного вида крылатой фауны Азербайджана, в условиях неволи, по ряду причин так и не успевших «принарядиться» в розовые перья… А им бы давно пора не только облачиться в розовые одеяния, но и, подобно их собратьям в зоопарках Англии, США, Швеции и других стран, давать потомство. Белое же оперение у птиц не случайно: им в зоопарке негде выуживать из воды необходимые для жизнедеятельности, а попутно и дарящие перьям розовый окрас, рачков, червей, моллюсков, личинок, красных и сине-зеленых водорослей — главной и основной пищи фламинго». Такой же, как, скажем, рыба — у пеликанов, жуки и кузнечики — у аистов, падаль — у белоголовых сипов и грифов. Проблема питания не стояла бы столь остро для этих весьма капризных в питании птиц, если бы зоопарк заимел, наконец, просторный пруд — богатый усоногими и веслоногими рачками, улитками, разными моллюсками, ресничными червями, личинками беспозвоночных организмов и некоторых насекомых. Без них ой как худо приходится фламинго. Верно, нескоро еще в нашем зоопарке вместо нынешнего, с каменной твердостью берегами пруда, появится другой — с «рассолом» из рачков и личинок, чтоб пернатым не выпрашивать у посетителей сдобных булочек, пирожков и конфет с их весьма зловредными для фауны красителями. А в вольерах — целая очередь за гостинцами-подношениями.

Как же быть с уже поселившимися в вольерах тремя десятками охраняемых нашими законами птиц? По мнению зоологов их, скорее всего, придется выпускать на волю. По причине неблагополучного питания жить им остается недолго, даже если кормить их морковью, тыквой, свеклой. Птиц этих, по вине человека лишившихся не только розового окраса на своих перьях, но и здоровья, спешно спасать надо.

Или такой пример. Посетив дендрарий Института ботаники НАНА, что на окраине курортного поселка Мардакан, с его уникальной коллекцией из 400 с лишним видов древесных и кустарниковых пород из многих регионов земного шара (Европы, Азии, Северной и Южной Америки, Африки, Океании), прямо-таки недоумеваешь, когда по дороге к бассейну под аризонскими кипарисами, итальянскими соснами, по соседству с фикусами, олеандрами и австралийскими эвкалиптами встречаешь заточенную в клетку рослую красавицу-медведицу Машу. Кстати, отнюдь не миролюбивую, как может показаться поначалу, с красными то ли от тоски, то ли от злобы глазами и опасно длинными, когтистыми лапами для тех, кто норовит близко подступиться к ее «жилью», чтобы, скажем, сфотографировать или угостить ее чем-нибудь вкусным.

Впрочем, нашу медведицу лесным зверем я бы не стал называть: леса она толком-то не видела, в клетку с крепкими засовами попала еще сосунком, потехи ради какой-нибудь лесник или охотник привез ее из гор. С тех пор Маша, повзрослев, жизнь ныне коротает среди субтропических растений, заморских цветочных и эфирно-масличных культур. Год за годом, без отлучек... Нет, это не жестокое обращение с животным, за которое строго могут спросить представители обществ защиты животных. Машу никто не обижает: вовремя кормят мясом, фруктами, овощами. Но, тем не менее, назвать ее житье-бытье комфортным я бы не решился. Скорее печальным и даже противоправным с точки зрения экологии и человеческой морали. Ей бы сегодня, выворачивая наружу пятки передних ног, топать по лесным опушкам, рыбу ловить в речных потоках, лакомиться медом, коряги выворачивать в поисках земляных червей, жучков, собирать голубику, выкапывать коренья, а весной в яме-берлоге из-под корней старого граба, где-нибудь в овраге, пробудиться счастливой матерью двух, а то и трех беспомощных, крошечных медвежат, с мягким, точно пух, мехом. Но и этого ее лишили люди. Поэтому, наверное, всегда так печалится Маша, не прикасается к еде, беспокойно бегает по клетке, а вечерами вдруг начинает реветь, отчего у воды разом замолкают лягушки. Интересно, кому это в голову пришла далеко не умная мысль на столь долгий срок «прописать» в дендропарке бедолагу-медведицу?

В Бакинском зоопарке по утрам не только нежатся на солнце, но и смешно, шумно брызгаясь, принимают водные процедуры сразу несколько бурых медведей. Не только для того, чтобы на медведицу поглядеть, в дендрарий ежедневно приходят бакинцы и гости из многих стран. А чтобы ближе познакомиться с декоративными растениями, не встречающимися в других ботанических садах и дендрариях Старого и Нового Света. Например, с жасмином малайским, одноплодной ретамой, рожковым деревом и другими — и в пору их весеннего цветения, и летнего плодоношения, и осеннего листопада. Каким видится дальнейшее житье-бытье «пленницы» дендрария, выпусти ее в лесные края? Скорее всего очень непростым, чреватым опасностями. Ведь за годы заточения в клетку из памяти Маши исчезли многие, с молоком матери приобретенные инстинкты, помогающие зверям и пернатым самостоятельно добывать пищу, а также «руководствоваться» во взаимоотношениях с другими созданиями живой природы, в первую очередь с человеком. Вместе с тем, как считают зоологи, у медведицы появились новые, не вполне осознанные «рефлекторные влечения». Тут-то недолго и беде произойти. Скажем, увидев в лесу или в ущелье человека, по ассоциативному восприятию чем-то напоминающего работника дендрария, приносившего ей ежедневно в клетку еду, она может выбежать ему навстречу и напороться на выстрел испугавшегося лесника или егеря. Ведь когда-то это уже случалось…

Фаик Закиев

Известия.- 2010.- 21 мая.- С. 8.