Две премьеры одного премьера 

 

Столетние юбилеи  гаджибековских шедевров,  вошедших в его знаменитую трилогию, воплотились в незаурядных постановках  на разных сценических подмостках

 

Театр сегодня  далеко не всегда место духовной концентрации, не секрет ведь, зачастую  то, что раньше ни за что не допустилось бы на сцену, сегодня допускается под предлогом выживания или Бог весть еще каким. И самое  ужасное – к подобному компромиссу мы уже привыкаем.  Спектакли, о которых пойдет речь,  являют полное опровержение сказанному – они  удивили. Приятно так удивили.  Речь идет о двух премьерах - «Не так,  так эта»  в версии Азербайджанского государственного театра кукол им. А.Шаига и «Муж и жена»  в Театре музыкальной комедии, приуроченных к юбилею  великого Узеира  Гаджибекова.

 

 

Я  не была на  премьерных показах  -   премьера, как известно, с ее  избыточным   антуражем и зашкаленной эмоцией нередко мешает адекватному восприятию спектакля. И потом, каждому актеру, как правило,  удается бенефисно-премьерный выход, и совсем другое дело -  сохранить этот энергичный запал на последующие спектакли. Намеренно не пошла, доверившись  принципу Мейерхольда, который утверждал,  что «спектакль готов  только тогда, когда его сыграют 50 раз». Так долго  ждать я не стала и оказалась на четвертом,  кажется, показе.

 

И не пожалела – первый из них, моноспектакль Театра кукол с народным артистом Яшаром Нури в главной роли – Мешади Ибада получился на удивление импонирующим. Солнечный такой, весь в позолоте гаджибековских напевов…

 

 Обращение к классике всегда чревато тем, что последняя сможет пострадать. И  здесь  все определяет вопрос  профессионализма. В чем я убедилась еще раз. Спектакль,  не требовавший,  кажется, особой «тематической» продвинутости публики, на самом деле  сотворить  не так-то легко. Культовая пьеса, не каждый к ней приблизится. 

 

  Спектакль начинается утром  в Ичери шэхэр - самое пробуждение дня, колоритное такое,  с фаэтонами,   верблюжатами,   хурджинами-кувшинами и осликом… Чувствуется, что  создавалось это - любя и смакуя, как бы обмирая от восхищения. Теплота крепостной стены - кладка ее будто  дышит тем временем,  щемяще уютным в своей утраченности.

 

Стильно заманчивая   сцена забирала  – туда, в детство,  откуда родом   И все это вкупе со знойной пестротой одежд на фоне  шедевральной музыки Узеир бека – сочной, жизнеутверждающей… Собственно – какой там «на фоне»  - не представляю просто, что еще могло передать эту атмосферу, пронизать этот «видеоряд» – звеняще-ликующий!

 

Версия эта более, я бы сказала, «персонифицированная», и единоначалие здесь исходит от одного актера - Я.Нури.  Никогда не видела такого привлекательного Мешади Ибада -  красавчик и все тут.   Ему не то что сочувствуешь, как это обычно бывало (старый, облезлый, а туда же…),  ему симпатизируешь с первой же минуты начала спектакля  - до того хорош, и симпатия эта все возрастает с каждой репликой, звучащей, при всей ее давно расхожести, удивительно свежо, как у нас говорят – «шип-ширин». Бесконечно заводной, именно он сообщает «коллегам по сцене» импульс, настраивая и диктуя.  

 

  Произведение это, давно канонизированное всеми известными актерами, оставляло мало места для интерпретационного простора. Вообще не оставляло, как мне казалось. А тут - обаяшка такой, в оранжевых интригующих штанах, ходит туда-сюда, от сундука до сундука, что по разным углам сцены,  и неглупо шутит. Он  исключительно натурален в своей органичности, Нури,  вернее органичности роли.  И живот без реквизитно натуральный (не верю худым Мешади Ибадом),  и лысина своя, подлинная – специально обрил голову, чтоб один в один с героем. И даже чуть дрогнувший поначалу голос его во время пения – и это не выглядело  диссонансом, и это   было хорошо -  Мешади Ибад ведь не какой-нибудь там  ласкально поставленный тенор.

 

Задача стояла непростая –  наличие  вбито фиксированного текста,  знакомого до каждой авторской ремарки -   играть такое как нечто невиданно-неслыханное, с  видом первооткрывателя  выдавая на полном серьезе   реплику за репликой этого вот уже без малого сто лет  «хита»,  смысла не имело. Нужна была некая отстраненность, все как бы – отступя. Яшар Нури верно словил этот момент, он как бы  чуть играется с текстом,  «модернизируя» его злободневкой (так,  запомнилась его фраза, адресованная  амбалу:  «а твои домашние знают, чем ты занимаешься?» и проч.), всем своим видом говоря  ну что нового я смогу сказать в этом образе – Мешади Ибада, порожденного гениальным  Узеир беком?! И, тем не менее, – вот он, я, повязанный алым кушаком, горю огнем  прям весь… Вроде получился…

 

  И ведь действительно – получился! Вообще весь  прикид его  расчудесен – домашний какой-то вышел, родной, по-настоящему  оживший, с одним лишь «но» -  уж очень мил.  И чего она за него не идет, эта глупая Гюльназ? Неужто этот блекло-положительный Сарвар может нравиться? А поет как, а танцует… Да, увалень увальнем  и при этом – жуть какой темпераментный – что-то вроде коленец выдавал, огненно тряся при этом плечами и бросая  яростные  взгляды в доказательство своей неутраченной удали, исполняя знаменитую молодецкую песню  старого сластолюбца…

 

Очень славная  идея сама по себе – поселить его, живого, на сцене с куклами. Интересно – есть ли мировые тому аналоги? С этим вопросом я обратилась к Лятифе  Гулузаде, художнику-постановщику спектакля, случайно оказавшейся моей соседкой по креслу в зале. «Практика подобная имеет место,  сочетание живого плана с кукольным  - такое неоднократно бывало, в том числе и на сцене нашего театра, - рассказала она. - То есть актеры чередуются с куклами – попеременное выступление либо одного, либо другого. Безаналоговость же этого спектакля именно в обратном, когда  вся нагрузка – на одном актере. И в этом новизна постановки».

 

Ее режиссер  -  Эльшад Рагимзаде, автор более 15 детских спектаклей,  участник многих международных театральных фестивалей. Именно ему пришла в голову эта неординарная идея. Наблюдая за ее реализацией, подумалось – сколько же всего заложено в первоисточнике, что будит и будит все новые трактовки…

 

Не могу отнести себя к фанатам жанра, для меня театр марионеток – это немигающие персонажи с регламентированной  двигательной способностью,  изредка, через пять слов, открывающие рты, да и то «не в тему». А тут – развеселая братия,  заразительная в лихой  строптивости   своих страстей. Гочи Аскер и его компашка бабаек – потешные   такие  в своей  норовистой «этнике» и совсем не страшные со своими пиштонами-патронами и иже с ней доблестью.  Вместо ожидаемого  непритязательного лицедейства  я увидела   театр – профессиональный, совершенно не академический  и абсолютно  завораживающий. Верное  сценическое решение пьесы – вот что значит не связывать, а развязывать свою фантазию, ту самую, за которую еще Товстоногов  ратовал.  Бурно так развязывать и щедро   -  здесь вообще ничего не экономилось, ни в одной из сцен, в смысле выразительности, будь то банная вакханалия под  шлягерную – «Хамамын ичинде»  или застольная сцена с нешуточными разборками.

 

Что до совместного сценического пребывания разных «субстанций» -  надо ли говорить, насколько это усложнило  актерскую задачу исполнителя главной роли. «Персонажи» – озороватые такие, свирепые или задорные, и всегда чуть шальные. Непросто это – делить с ними сцену. А он ее и не делил. Нагрузка действительно на нем одном,  если не считать амбала (Аслан Фатуллаев) с замаскированной табуреткой на спине (под рубахой) – той самой спине, куда вскарабкается Мешади Ибад в процессе «адахлыбазлыга». И здесь ему очень сгодилась  его «синкретичность», та самая, саккумулировавшая в себе все - и музыку, и слово, и сценографию, и «балет», и даже цирк.

 

 Это  «дебют»  Я.Нури в кукольном – почин, что называется, и он,  несомненно,  удался.

 

Его актерская изобретательность, безусловно,  нашла свое  воплощение в спектакле – было где выпустить пары, отвести душу по полной. Были и придумки, например, бабочка  и… чарыки! Да-да, та самая белая  бабочка, которую он цепляет на шею перед встречей с Гюльназ, дабы усилить «образовонский» эффект.

 

Надо сказать, что спектакль был поставлен в рекордные сроки – 15 дней! За две недели (с 4 по 19 сентября)  отладить и выдать подобное – факт сам по себе поразительный. Разумеется, это  непросто  – «сжиться» с куклами, резонировать с ними, сделать так, чтоб контакт этот был убедительным, находясь в разных «весовых категориях». В этой связи отмечу взаимодействие Я.Нури, которое было  безоговорочным. Его с ними «коммуникация» была настолько безупречна, что забывалась неодушевленность его «партнеров по сцене», которые к тому же не были «земляками» - и тут нельзя не сказать слов благодарности в адрес создателей кукол, тех, кто сотворил  всю эту  «натуральность». Куклы для спектакля были сделаны по заказу театра известной российской художницей,  лауреатом премии «Золотая маска» Татьяной Мельниковой  из Санкт-Петербурга. Именно она явилась автором двадцати восьми марионеток, созданных специально для  нашего спектакля.  Глядишь  на них,  зудовых таких,  лихо отплясывающих «Сулеймани», и отдаешь должное режиссеру, с его подходом к проекту – основательным,  с привлечением истинных специалистов данного  жанра. Такое не может не радовать, обнадеживая.

 

…Есть люди, обаянию которых поддаешься сразу - нельзя научить человека  умению «держать» интерес публики. Я говорю о Яшаре Нури. «Он очень требовательный в работе, Яшар,  без корифейного каприза, – рассказывает мне Лятифа ханым. - Более того, он, можно сказать,  мобилизовал всю труппу, требуя  и требуя… Человек, который занят – даже нет, живет делом.  Так и говорит -  пусть  в зале пять  человек – буду играть».

 

И  играет - с аппетитом, упиваясь каждой минутой пребывания на сцене. Это объяснимо - когда человек  сталкивается со смертью, и не просто, а глаза в глаза -  после этого, наверно,  живется азартней. И работается. В его случае – играется… А еще танцуется и поется. Не так-то легко оно  было  – выйти на сцену после пережитого никому не дай Бог. Памятуя обо всем этом, спектакль смотришь как бы не с совсем привычных позиций. Это не льгота - отнюдь,  скорее восхищение  и бесконечная благодарность за – не удержусь от  штампа – служения искусству.  Словосочетание это изрядно потасканное, в данном случае встает во весь свой внепафосный рост, излучая  давно стертый смысл. Можно, оправившись от болезни,  вернуться к будням, что текут изо дня в день… А можно – подняться на сцену, экспансивно так,  да еще с классикой – такое по плечу не первому и не  второму. И  даже не третьему с  четвертым.  Он-то  знает цену жизни, любви, утраченной молодости   И играет – с чуть заметной ноткой «снисходительности», будто сглаживая острые углы конфликта,  словно напоминая – ну зачем вы так жестоки, ребята, поменьше серьеза – ведь жизнь так чудесна и забавна…

 

Нури как бы время от времени «вспоминал», что ему следует быть «отрицательным», «нехорошим», и тогда голос становился зычным, а сам он напускно злючим,

 

 – но это ненадолго. И перед нами вновь представал  тот, первый, чуть извиняющийся за свой недавний выпад.  Даже взбешенность  его – по-доброму симпатична, и выглядел под конец как-то уж слишком триумфально для побежденного, собрав всю благосклонность зала.

 

…А колорит, оказывается, от слова «колор»  -  впервые подумалось об этом. Изумительные костюмы, тюфяки – любуешься всем этим праздником и ценности интеграции – они как-то тускнеют… Делюсь мыслью с художницей, автором сценического оформления, которая думает примерно так же. Что до оригинальности  решения -  «не хотелось кино повторять,  боялась этого очень, -  говорит Лятифа ханым.  - Это было важно -  уйти от  классического «клише» - шедевр, если он повторен, перестает  быть шедевром. Все куклы выписаны по новой – «Мешади Ибад» - моя  давняя мечта,  и вот она  сбылась».

 

Спектакль, вернее будет сказать – зрелище это по-весеннему расцветил серые будни поздней осени, отогревая и навевая на мысль. Разную, например о нетленности  гениального творения.

 

Музыка, что стала элементом  бытия, очень важным элементом, сопровождающим твою жизнь – с самой колыбели. И при этом – не надоела! Я не знаю, что еще можно было слышать изо дня практически в день и при этом отзываться всей душой – как в первый раз! Вот она – гаджибековская магия! Ведь  сто лет уж слушаем-смотрим и поем,  – а все – нравится и нравится последующим поколениям. Остаться свежей в всегда новом, подчас неожиданном формате… Примета времени и одновременно - навечная музыка…

 

Музыка,  мобилизующая  замысел,  – когда мнение о том, что режиссер мыслит одними образами, композитор другими, актер третьими, а художник четвертыми,  просто теряет под собой все основания,  сообщающая организацию особого типа –  монолитно убедительную.

 

Духовные рецепторы – о них как-то не упоминают, но они наличествуют в нас. Чтобы увериться в этом, достаточно пойти  на этот спектакль. Предсказуемая непредсказуемость музыкальной энергии – это когда встаешь на уши уже после первой ноты.  Тот самый случай, когда родина для  тебя теряет географическое значение или там политико-экономическое. Сидишь и понимаешь, что понятие «моя страна» – категория эмоциональное – вот что такое настоящее искусство!

 

Поклон Министерству культуры, а именно по его заказу был поставлен спектакль, за воплощение  этой нестандартной  идеи.  Поклон людям,  отвечающим за «культурную безопасность» страны, ее духовный климат. Такой спектакль некий заслон негативу, которому непросто противостоять. Ярмарочное развлечение, второсортное искусство,  репертуар, способный искренне порадовать разве что  водителей маршрутного такси… Истерзаны мы всем этим. А вся эта наша орда из тамада, что мнят себя великими затейниками, тогда как их дохлые шутки, кроме зевоты, ничего не могут  вызвать   Свыкаешься, кажется, со всем этим и – вдруг…

 

Время, когда вкус и  чувство меры тут и там дают сбои, скучнейших низкопробных потуг рассмешить (и это при том,  что азербайджанец всегда был щедр на шутку, зубастую такую, острое словцо!),   когда самое смешное – это идиомы типа  «кюл сянин  башына»  или там «боюну еря сохум»… Играть лишь бы что – только б мелькать,  когда спектакль как таковой все чаще выглядит как постановка для завсегдатаев шадлыг еви, коими нас пичкают изо дня в день…   

 

 Поклон Гаджибекову – слишком высоко задрал он  планку,  не допуская  полного грехопадения в искусстве. Подтягивая уровни и настраивая,  подобно камертону,  на волны совсем иные. Чтоб не сбились с пути. Легонько так – берет за шкирку и по-доброму назидая,  показывает путь праведный. Чтоб не заблудились. Он очень нужен нам – и в веке XXI, и XXII… И в этом нам несказанно повезло!

 

И,  конечно, поклон молодому режиссеру за неожиданный интерпретационный ход, опровергающий версию о том, что «в классике все уже случилось», и убедивший, что  талантливо – это  когда  нет плоского подхода, когда мыслишь  не заскорузло.  Неожиданный такой мюзикл получился  - для детей и взрослых.

 

Классика – родник, из которого черпать и черпать. Банальная мысль эта мне больше не казалась таковой. Твое видение классики - удачное  или нет - вот что здесь определяюще! А оно продолжало удивлять...

 

         У спектакля, на мой взгляд, все шансы быть выездным – хороший такой Восток, мудрый, истину утверждающий. Восток как соблазн -  очаровывающий такой, прихотливо-замороченный… Как лучик солнца посреди  не совсем внятного глобализма, что отогреет. Не должно все это смыться в волнах интеграции. Заморочиться аутентичностью – хочется все больше, порой нестерпимо, и чем дальше, тем  больше. Достал он, «культурный макдональдс». Эта глобальная коммуналка, куда, увы,  вошла и музыка.  Разбавить ее теплом, краской,  комфортом внутренним и внешним – мутекке, фруктовое изобилие и прочие атрибуты восточного рая  в представлении мира – непременный набор его составляющих,  комфорта  -  пусть лубочного, но такого притягательного. Как поход в сказку. Скультивировать все это, явив некое  искушение – у спектакля есть для этого все основания. 

 

И еще один момент, о котором не могло не думаться – я говорю о рекламе, хорошей такой рекламе, правильной. Непонятно, как такой спектакль мог остаться без нее, в то время как ожидающийся концерт какой-нибудь третьестепенной «звезды» буквально взрывает рекламой  наш телевизор  по 10 раз на день кряду!

 

 Ну не буду о досадном, а еще раз поздравлю участников – всех – видимых и невидимых  действа за очень честную, самоотверженную работу, опровергающую  рифму «культура-халтура». За дело взялись профессионалы, а не просто на все руки мастера, и это  - запомнилось. Как запомнился зал. Реагирующий на половодье музыки,  цвета. Половодье бытия. И – пульсирующий музыкой Узеир бека.

 

 

 

Он может стать некой визитной карточкой, спектакль  – теплый, праздничный, справедливый. И пусть туристы обязательно ходят на него – они все поймут. Тут не надо обладать сверхъестественным всеведением, чтоб такое утверждать. Восток – заразительный такой, обволакивающий и  - бесконечно талантливый

 

Возвращаясь к главному герою вечера,  Яшару Нури, он из тех, про которых говорят -  не просто актер, талисман театра. Театра, впрочем, не одного…

 

«Муж и жена»  - вторая  премьера нынешнего сезона, прошедшая на сцене Театра музыкальной комедии. Постановка эта, как и первая, осуществленная по заказу Министерства культуры,  «собрала» урожай юбилеев -  125-летие  Узаджибекова,  100-летие пьесы и 100-летие самого театра. Показательно, что  Театр музкомедии,  основанный  в 1910 году,  начал свою деятельность именно с этого спектакля, в которой играли легенды   азербайджанской сцены -  Г.Сарабский, А.Агдамский, М.Терегулов… Режиссером был Гусейн Араблинский, а дирижировал сам автор. Газета «Каспий», восторженно отозвавшись о премьере,  писала: «Прекрасный спектакль. С нетерпением будем ждать второго показа…». С тех пор ее не ставили.

 

Напомню, что это  первая музыкальная комедия основателя азербайджанской профессиональной музыки, первый образец подобного жанра в Азербайджане. «Муж и жена» открыла музыкальную трилогию Гаджибекова, в которую вошли также музыкальные комедии «Не та, так эта», «Аршин мал алан».

 

Знаковая пьеса, вернувшаяся  на сцену Театра музыкальной комедии после векового перерыва. Бакинские зрители смогли увидеть его в постановке главного режиссера театра Юсифа Акбера. Музыкальный редактор - Сардар Фараджев, дирижер - Назим Гаджиалибеков, художник - Эльдар Гурбанов. В главных ролях -  Афаг Баширгызы, Фатма Махмудова, Ариф Гулиев, Ильхам Намик Кямал. И - Яшар Нури, специально приглашенный на участие в постановке.

 

"Коллектив Театра музкомедии мне очень дорог и здесь я будто в родном доме, - вспомнились его слова. - Я очень рад получить приглашение сыграть в этом спектакле".

 

Играть роль Кербалаи Губада после не кого-нибудь, а самого Мирзааги Алиева, создавшего этот образ в той,  первой постановке, задача достаточно ответственная. В отличие от «Мешади Ибада», здесь – иное. Он играет скупо, неразмашисто и, тем не менее, внешняя сдержанность может  таить в себе сокрушительную силу. Он лишь в этом убедил.  

 

Бергман, кажется, говорил о «точке пересечения, где кончается человеческое и начинается актерское». Так вот, наблюдая за ним,  я так и не увидела  эту самую точку.  Способный интересно играть вне интересной режиссуры - позой,  всегда неуклюжим телодвижением, нелепостью – самим своим «несовершенством», когда курьез бежит на сцену раньше тебя. Просто стоишь, весь в серьезе, и ничего не делаешь,  а зал покатывается со смеху. Держать смех,  паузой уже держать, когда реплика – она вторична. «Шутить текстом – удел бездарей» - верно подмечено. Клоунада – это природное. Ей не обучишь.

 

Крепкий ансамбль сколотился, скажу больше – парад звезд. Спектр индивидуальностей, работающих на одну задачу.  И дело не только в высоких  званиях. Таланты бывают двух видов – по заслугам и выслуге лет. Это и был как раз тот, первый случай. Взять,  например, Афаг Баширгызы. Мы как-то свыклись сегодня со многим -  расфокусированной дикцией,  например, отсутствием  рисунка роли и проч. Она же абсолютно сообразна тому-то делает, всегда естественна, без мудрствования и наворотов, словом, знает,  как ей жить на сцене. И – живет! Очень понравился И.Намик Кямал  – безудержно экспансивный в своей самоотдаче, превзошедший, кажется, самого себя,  и, конечно,  перманентно смешной Ариф Гулиев – ну ни секунды в статике, задействовав  весь свой актерский арсенал –  жестом берет, туловищем, мимикой... И это при том, что роль ему досталась как бы задворочная. Артистизм и музыкальность не могут быть дрессированными всевозможным репетиторством. В актере есть (или нет)  нечто поумнее головы, и вот этому-то трудно научиться. А истинный актерский кураж возникает в случае тесного контакта не только с партнерами, но и со зрительным залом. Сделать так, чтоб в зале хохотали – самый элементарный, казалось бы, уровень человеческого контакта, но - поди добейся этого. 

 

Глядя на перипетии, разгоравшиеся на сцене, думалось еще и вот о чем. Есть спектакли, которые не реанимируют десятилетиями, – по разным причинам. За них не берутся, например,  из страха потревожить легенду, из суеверия, из боязни  ударить лицом в грязь – все это и многое другое имеет место в театральной практике. Река забвения способна унести самые разные произведения, в том числе и незаурядные. В этой связи хочется выразить благодарность музыкальному редактору постановки,  заслуженному  деятелю культуры Азербайджана, директору дома-музея Узеира Гаджибекова Сардару Фараджеву – неустанному пропагандисту творчества композитора. Именно он возродил эту музыку, заново создав ее партитуру (к слову, это не единственная работа такого рода, так он подготовил к показу ряд новых, ранее неизвестных произведений, среди которых  музыкальные отрывки из спектаклей "Шейх Санан", "Шах Аббас и Хуршудбану", танцевальные  сочинения и другие).

 

Скольким же он одарил нас, Узеир бек! «Нашей профессиональной музыкальной культуре очень повезло, что именно он стоял у ее истоков»,  -  говорит С.Фараджев. И с ним невозможно не согласиться. 

 

Бытовая тема, протест против угнетенного положения в семье и обществе женщины-азербайджанки – Узеир бек ведь явился и автором либретто этой музыкальной комедии. И как это его на все хватало, уму непостижимо -  в сфере   его интересов процессы самые разные, включая бракоразводный…

 

Простота фабулы, несложность сценического действия, небольшое число действующих лиц придают произведению черты водевиля. Казалось бы - все как всегда в русле жанра – проучка мужа посредством переодевания  - ну и т.д. Ием не менее, сделать так, чтоб захватило, чтоб  живущая в тебе некая стихия игры  выплеснулась за пределы сцены, захватывая все вокруг  - вот ведь в чем мастерство!

 

А Яшар… Даже не будучи главным героем,  он выразителен настолько, что непременно становится энергетическим центром спектакля,  создавая  особый эмоциональный  фон, способный завести всех. Довести  до гротеска ну все - даже напыщенность с пафосом… Ему и  не нужен он – уморительный сюжет,  ты просто забавен,  и тогда  в комическое пространство превращается все – начиная от обыденности.

 

Интересный такой сезон у него выдался, в смысле – прогулочный по разным сценам разных театров. И при этом везде  он  и впрямь   «будто в родном доме». Причина этого, думается, не только в поистине всенародной любви к актеру как со стороны режиссеров, так и зрителей, но прежде всего в том, что спектакли эти идут под  сенью Узеир бека, под крылом его творчества. Потрясающее чувство  комфорта оно дарит  – мягко укоряющее  и фантастически человечное. Юношески прелестная музыка, создающая  гармонию внутри тебя, правильно все там обустраивая.   Такую пишут для самых любимых людей.  Площадки могут меняться, а вот сень… В свете сказанного – какая разница, под какой крышей  играть,  как сказал Мешади Ибад -  «О олмасын, бу олсун»…

И потом,  правильно замечено:  в театре нельзя быть квартирантом – в нем надо жить. Яшар Нури так и делает.   Игра как способ  существования, как само твое бытие… Смешить  – до последнего, в полном смысле слова, даже   когда жизнь достала – до самых печенок… И даже после этого…

 

 Актер – это прежде всего манкость - та самая, о которой еще Станиславский говорил. О его магнетизме знают не понаслышке – врач его турецкий, Корай, помнится, увидев очередь у дверей операционной, признался, что  «в последний раз он видел столько посетителей, когда лечился Назарбаев». Сам же артист, вернувшись в Баку, сразу приступил к работе, невзирая на заклинания врачей, призывающих его к щадящему образу жизни. 

 

"Для меня Узеир Гаджибеков - это особый мир, в который я всегда рад окунуться и за свою долгую театральную жизнь я сыграл фактически во всех его спектаклях, осталось только Меджнуна сыграть", - сказал Нури. И ему веришь.  Вернее, верилось, пока не… Я дописывала материал, когда пришла весть об обострении его недуга. «Состояние ухудшилось… зашкалило давление…  направили в реанимацию… гипертонический криз…  подозревают кровоизлияние…» 

Перебор получился в смысле нагруженности. Явный. Бесконечные  теле- и киносъемки, творческие встречи, интервью,  и все это  – помимо  театра… И врачи констатируют – «по причине переутомления». А мы, зрители, хлопаем и смеемся, не всегда понимаем, что перед нами – почти подвиг. А может, и без почти… Лезть на сцену, выкладываться там без меры – в  меру он ничего не умеет. Так и говорит: «всеми достигнутыми успехами я обязан своим ошибкам».

Дай Бог, все обойдется и на сей раз, не зря же, по словам самого актера, он «родился в рубашке»… Только сейчас  поняла смысл – это когда ты не просто везуч, но  и  талантлив. Есть смысл оберегать – не зря ведь говорят: «успех это вовсе не удача, а таинственная сила удачника».

 

Так или иначе, он отдал ее – свою дань, дань великому Гаджибекову, одарившему  нас  своей  музыкой – живительно-исцеляющей…

 

 

 

 Натаван ФАИГ ГЫЗЫ

 

 

Известия.- 2010.- 12 ноября.- С.8.