Король инструментов и Таира Ягубова

Так уж получилось, что лишь 50-летие кафедры «Орган и клавесин» Бакинской музыкальной академии (БМА), недавно отмеченное в стенах этого музыкального вуза, надоумило меня написать об этой уникальной в масштабах азербайджанской культуры структуре с ее богатейшей историей, о тех, кто ее создал и с честью продолжает дело первооткрывателей. Оказывается, бывает и так: посещаешь анонсируемые и не очень концерты, не пропускаешь вроде бы более или менее значимые события, после которых стараешься от души рассказать о них окружающим, а при этом проходишь мимо чего-то особо значимого, мимо тех, кто с упоением, талантливо, но скромно, не помышляя о саморекламе, с честью творит свою высоченную миссию. Бывает…

В суете будней мы, конечно же, не забываем о существовании органа и творений, написанных для него великими мастерами далекого прошлого. Подчас испытываем их облагораживающее влияние, услышав отрывок, скажем, в сопровождающем какой-нибудь из фильмов саунд-треке. Знаем, что и в Азербайджане есть эти уникальные инструменты и совершенно замечательные мастера игры на них, педагоги, воспитывающие молодую смену, однако благодарить судьбу за это счастье, увы, как-то не спешим и не удосуживаемся. Даже украшающий Большой зал БМА орган не только зрители, но и многие участники то и дело проводящихся на его сцене концертов – вокалисты, пианисты, скрипачи, артисты ансамблей и целых оркестров – привыкли воспринимать как богатый декор.

Галина МИКЕЛАДЗЕ

– Создается впечатление, будто величавый, уникальный и дорогостоящий инструмент здесь играет роль молчаливого свидетеля, – делюсь своими впечатлениями при первых же минутах встречи с заведующей кафедрой, профессором Таирой Ягубовой и вижу на ее лице выражение крайнего удивления – вот что значит оставаться вне темы, на которую собираешься беседовать в очередном интервью.

– Соглашусь, что с точки зрения публики, посещающей мероприятия БМА, орган в концертах задействован у нас крайне редко. Практически это для нас праздники. Исполнителям, преподавателям кафедры и студентам этот король инструментов (по меткому выражению В.А.Моцарта) открывает богатства собственной души чаще по будням. Общаемся с ним в часы, когда пустой зал позволяет сосредоточиться на своих мыслях, чувствах и задачах.

– Хотите сказать, что для вас орган – рабочий инструмент, на котором связавшие с ним судьбу люди оттачивают мастерство как раз вдали от глаз публики, в процессе профессиональной подготовки?

– Органисту ведь не дашь «задание на дом».

– И разучивать входящие в программу курса произведения приходится в пустом зале – в очередь, по расписанию?

– Кроме него еще один инструмент установлен в органном классе БМА – учебный.

– И это тоже махина?

– Наш – один из самых маленьких, хотя «его хозяйство» и занимает половину смежной комнаты.

– Хозяйство. Невидимое публике. И исполнитель должен скрупулезно изучить это устройство с тысячами труб, регистров и других деталей?

– Что за вопрос! Избравший специальность органиста начинает занятия со скрупулезного знакомства с инструментом.

– А он что – китайская грамота?

– Ну зачем вы так? Не китайская, а, пожалуй, более сложная грамота. Это система, доступная пониманию лишь дотошных и ответственных фанатов – не побоюсь этого слова.

– Так начинали и вы?

– Давайте начнем разговор не с меня. Широко известно, что Узеир Гаджибейли сделал все возможное для того чтобы талантливый, азербайджанский народ всерьез приобщился ко всем направлениям мировой музыкальный культуры. К примеру, напомню, что по его инициативе уже в 1939 году имевшийся в евангелическо-лютеранской церкви Спасителя (Кирхи) орган фирмы Walcker был перенесен в Большой зал консерватории. В течение двух лет он верой и правдой служил тонким ценителям музыки – в зале проводились концерты с участием исполнителей из разных городов. Но, что особенно впечатляет, велись занятия по классу органа – наш учитель всегда заботился о будущем. С началом войны, когда в здании консерватории был размещен госпиталь, оставшийся, к сожалению, без специального присмотра орган настолько пришел в негодность, что реставрировать его не удалось. По воспоминаниям преподавателей старшего поколения, этот инструмент обладал особым чарующим звучанием, так как его трубы были сделаны из дорогостоящего металла и специально подобранных пород дерева, обеспечивших особо красочный колорит его регистров.

– Непосвященный и предположить не в состоянии, насколько сложную конструкцию являет этот инструмент и какая история за его «спиной». Слушающему его звуки вовсе не обязательно знать все это?

– По мне, знать желательно как можно больше обо всем, с чем мы соприкасаемся в жизни – меня так учили в семье, а потом и в школе. Написанное несколько лет назад учебное пособие для изучающих такие предметы, как «История и теория органного искусства», «Методика», «Основы регистровки», я в первую очередь адресую профессионалам-исполнителям и органным мастерам специально. Но верю, что его прочтут не без пользы и многие из тех, кто для себя интересуется органной музыкой и любит ее.

– Прочитав, могу сказать, что это изложенный доступным языком увлекательный материал.

– Надеюсь, что да. Орган, принцип его работы берет начало в древности. Разве не интересно узнать, как наши далекие предки в разных частях света придумывали и мастерили инструменты, чтобы украшать свой быт музыкальными звуками? Я посчитала нужным рассказать об их устройстве и постоянном совершенствовании.

– Начиная с самых древних…

– Конечно! Смотрите: «Вавилонская волынка», у которой мехи надувались через трубку, а с противоположного конца находился корпус с дудками, имеющими язычки и отверстия, дошла до нас из XIX века до нашей эры, а китайский «шэн», состоящий из 13 или 24 бамбуковых трубочек разной длины, – из XI–VI вв. до н. э. Так называемая «флейта Пана» и найденные археологами при раскопках Помпеи древние инструменты – «кровные родственники» и предшественники органа по принципу звукоизвлечения. Все вместе они позволяют представить не только то, как развивалась техника исполнения, но и какую роль играла музыка в жизни человека даже в древности.

– И гордиться тем, что человеческая мысль довела возможности органа до умопомрачительных высот. Вы рассказываете в книге о том, что органы не изготавливаются, а именно строятся. Немного странно звучит, когда речь идет о музыкальном инструменте.

– А как же иначе? Орган – это сооружение, состоящее из многих тысяч элементов, выполняющих множество функций, и собирается он на месте.

– То есть практически всякий раз эксклюзивный – в процессе работы у талантливых профессионалов всегда есть потребность внести нечто новое, лучшее.

– Самые талантливые мастера часто так и поступают.

– Получается, и игре на каждом инструменте учиться надо по-разному?

– Учиться? Нет, конечно, но специально готовиться к встрече с тем или иным знаменитым органом очень желательно!

– Известно, что вам довелось играть в Домском соборе в Риге.

– Это было в 1988 году.

– Писали, что избалованная рижская публика, повидавшая на своем веку многих музыкантов мирового уровня, подчеркивала вашу одухотворенность, природный темперамент и трудолюбие.

– За всем этим уже была школа! Класс органа в Азербайджанской консерватории мне преподавала профессор Зара Джафарова. Приверженец «романтических» тенденций даже по отношению к музыке старых мастеров, она любила «барочную» лепку образов и не боялась экспериментировать в классике красочность регистров, «освежать» репертуар органистов внедрением произведений новейших жанров и стилей. Большой удачей считаю встречу с моим руководителем в годы учебы в аспирантуре Ленинградской консерватории, профессором Анатолием Дмитриевым – учеником блистательного музыковеда Бориса Асафьева. Человек энциклопедических знаний, он прекрасно знал и исполнял – в те годы! – азербайджанский мугам! И потом, учтите, что прежде чем прикоснуться к клавишам Домского инструмента, я прошла серьезную стажировку в Веймарской консерватории имени Ференца Листа. В городе Баха, Гете, Шиллера, Листа и других выдающихся деятелей мировой культуры я оказалась единственным представителем Советского Союза, видимо, в этой стране увидели и оценили артистку, которая активно выступала по линии Азконцерта и Министерства культуры с большими гастрольными программами. Кстати, поверьте, стажировку эту пребыванием в санатории не назовешь – я сразу же поняла, насколько плохо во время застойных в нашей стране лет мы представляли, как развивается исполнительское мастерство за рубежом.

– Что больше всего восхитило вас тогда?

– Многое. Мой руководитель, профессор Рейне Бюме уделял большое внимание выявлению главных достоинств ученика. Особенно запомнилось то, что студенты консерватории целый день музицируют, репетируют, занимаются – словом, живут в атмосфере музыки при том, что их никто не контролирует. Да, еще отмечу, что большое внимание там уделяют умению импровизировать на заданную тему – в последующем это сказывается на великолепном владении формой гармонии и полифонии. В наших программах импровизация не была предусмотрена.

– Мы, кажется, пропустили целую эпоху в вашей творческой жизни. Почти лет сорок назад вы часто и с большим успехом выступали с сольными концертами в республиках СССР, участвовали и побеждали на фестивалях за рубежом – это ведь зримые результаты прочной базы. Что мы можем подразумевать под таким прозаическим термином, как «база»?

– Прозаическим… Музыка не может – для меня, во всяком случае, – быть прозой. Из нее – нежной или огненной, но обязательно мудрой, изысканной – состоит мой мир. И база или фундамент – тоже. С детства меня называли одаренным ребенком, кажется, за усидчивость, трудолюбие. Не знаю, что они имели в виду.

– Может, чувство ответственности?

– Возможно! Пожалуй, именно оно.

– Дома или в школе?

– Всюду. Мой папа Ахад Ягубов был большим ученым, первым вулканологом в Азербайджане. Он один из тех, кто стоял у истоков Академии наук Азербайджана, в частности, именно он создал первую в стране лабораторию «Грязевые вулканы». Получив за свои труды Государственную премию I степени, а потом, став лауреатом Сталинской премии тоже I степени, он в 1941 году передал причитавшиеся ему 200 тысяч рублей на строительство боевого танка для колонны «За передовую науку». Это был человек целеустремленный и гуманный. Надеюсь, что-то хорошее унаследовала от него. Имея трех детей – у меня два брата – он не просто с доверием относился к нам, но и уважал выбор каждого. Это и в самом деле предполагает ответственность.

– В школе вы начинали в фортепианном классе у замечательной Регины Сирович. Почему не стали пианисткой?

– Все достаточно просто. Окончив «десятилетку» – так тогда называлась нынешняя школа имени Бюльбюля, на фортепианный факультет поступать не стала, так как перспективе стать концертирующей пианисткой препятствовала недостаточно большая рука. Пошла на теоретический факультет, о чем совсем не жалею.

– Отправляясь в аспирантуру Ленинградской консерватории, вы уже связали свою судьбу с органом?

– Да, параллельно с теорией музыки в Питере я, практически сама, занималась органом, а, вернувшись в Баку, сдала экзамены и получила диплом органиста.

– Второй!

– Ну да. Говорили, что справляюсь.

– Что ж так скромно! О вас столько писали – восторженно, упоительно. И никакие-то там журналисты-хроникеры. На заметные события в культурной жизни тогда ярко отзывались маститые, авторитетные музыковеды. Сохранилась заметка, в которой в дни фестиваля «Мелодии Закавказья» 1976 года газета «Баку» писала о вашем сольном концерте так: «Надо обладать большим запасом исполнительских возможностей, достаточным мастерством, чтобы донести до слушателей всю глубину художественной цельности Баха… Обращение Таиры Ягубовой к крупным органным произведениям Баха говорит об определенной исполнительской зрелости прикоснувшегося к произведениям, требующим мастерства и интеллекта при решении заложенных в нем глубоких философских проблем…».

К этому добавишь разве что отрывок из напечатанной в газете «Бакинский рабочий» в том же 1976 году статьи вашего педагога Зары Джафаровой. Тогда, выразив особую радость в связи с тем, что в программу фестиваля «Мелодии Закавказья» включена органная музыка, Зара ханым с гордостью отметила, что «начинающая органистка Таира Якубова дает уже третий филармонический концерт». А главное, она подчеркнула, что ее молодая коллега владеет всеми сложностями профессии – помните?

– Помню, конечно! Тогда Зара ханым могла позволить себе выразить удовлетворение тем, что уже давал о себе знать труд энтузиастов, закладывавших творческий дух нашей кафедры, полувековой юбилей которой ныне отмечаем.

– Исторически кафедра ведет свое начало…

– Кафедра «Орган и клавесин» в БМА была открыта в 1995 году, однако ее прародитель – органный класс при фортепианном отделении – берет начало в году 1961-м. И становление органной культуры в стране мы справедливо связываем с именем первой азербайджанской органистки – профессора Зары Джафаровой. Благодаря ее стараниям в 1961 году в консерватории был установлен маленький учебный орган фирмы Lahmann, а в 1964-м в Большом зале – концертный орган фирмы Eule-Blautzen. В 1990 году в зале камерной и органной музыки – Кирхе был установлен орган фирмы Rieger-Closs. Вот когда несказанно оживилась концертная жизнь в азербайджанской столице – к нам часто стали приезжать именитые органисты из многих стран, чьи выступления имели, как говорится, ажиотажный спрос у интеллигентной публики. А еще благодаря возможностям кафедры – ее учебной базы, выросшим в стенах собственного вуза преподавателям, талантливым исполнителям – в национальном искусстве получил развитие такой для него жанр, как сочинения для органа.

Сейчас в арсенале наших органистов более 20 оригинальных произведений крупной формы, специально написанных для органа. Это – «Импровизация и фуга» Закира Багирова, «Баяты Шираз» Назима Аливердибекова, посвященные Таире Ягубовой прелюдии Хайяма Мирзазаде «Белые и черные», «Мугам-Фантазия» Васифа Адыгезалова, «Фантазия» Франгиз Ализаде, пятичастная симфония для органа и Камерного оркестра Наримана Мамедова, сочинения Рахили Гасановой, Назима Миришли, Ильяса Мирзоева и других авторов. Надо ли говорить, что духовная и нравственная составляющая их опусов ценна и тем, что опираются они на национальный мелос, на ладово-интонационные и ритмические особенности азербайджанской музыки. И тем, что эти сочинения исполняют виртуозные органисты далеко за пределами нашей страны, знакомя мир с лучшим, чем обладает культура Азербайджана, исподволь показывая, что у нас сформировалась своя школа органной музыки. Впрочем, свидетельств всех этих свершений много, и каждое из них рождается именно в стенах кафедры, где царит дух творчества и подлинной интеллигентности. Открыв в свое время огромную и, можно сказать, триумфальную серию зарубежных контактов с музыкальным миром, Таира Ягубова не только с большим успехом играла сольные концерты в залах и соборах Германии и Голландии, других стран, участвовала в симпозиумах, демонстрировала достижения азербайджанских композиторов. Она и в свою альма-матер – кафедру БМА, которую возглавила в 1995 году, привносила дух мировой культуры, трудолюбия, интеллигентности и доброжелательности, в обстановке которого нет ничего превыше ее величества музыки и короля инструментов – органа.

– Можете ли вы сегодня сказать, что испытываете то удовлетворение, которого заслужили как один из старожилов и руководитель кафедры, положивший много труда ради ее становления, ради подготовки исполнителей мирового уровня?

– Могу! И смело!

– При том, что в наши дни традиции органного музицирования процветающими у нас не назовешь?

– И при этом тоже. Вам ли я должна рассказывать, что музыканту необходима среда, что совершенствованию и самоутверждению необходим известный простор, и ныне никого не удивишь тем, что лучшие выпускники нашей кафедры уезжают работать за рубеж. Причем не на правах униженных безработных: сейчас многие азербайджанские органисты – весьма уважаемые и востребованные авторитеты на музыкальном пространстве мира.

– Да, убедительное доказательство состоятельности.

– И наше право на удовлетворение и гордость.

– А еще свидетельство того, что мы так мало осведомлены о том, что происходит в тонкой интеллектуальной сфере нашей страны, энтузиасты которой вот тут, рядом покоряют серьезные вершины. Назовите кого-то из успешных?

– У вас не хватит места перечислить всех.

– Попробуем.

– Начну со своих ближайших соратниц – профессора Расимы Бабаевой и доцентов Нелли Абутидзе и Хуршуд Абдуллаевой. Это они неутомимо организуют всю кропотливую работу кафедры, ведут активную концертную деятельность, в том числе и за рубежом, выступают на симпозиумах, занимаются со студентами и аспирантами, проводят мастер-классы за рубежом и еще ведут научно-исследовательскую работу. С 2001 года доцент Хуршуд Абдуллаева возглавляет созданный ею ансамбль клавесина, пропагандирующий старинную музыку. Одаренный исполнитель и педагог Рена Исмайлова с успехом работает в Германии, Сабина Беглярбекова трудится по специальности в Норвегии, лауреатами международных конкурсов стали их ученики Тарана Керимова и Нармин Алиева, ныне живущая в США. Теперь, как видите, стало обычным явлением, что многие органисты-выпускники БМА не просто выступают в странах Европы и Америки, но и остаются за рубежом работать – выступают, преподают. И, знаете, всюду пользуются большим авторитетом.

– Думаю, это тема следующего разговора.

– Я же вас предупреждала.

Подытоживая же тему сегодняшнего разговора с Таирой ханым Ягубовой – одним из первых и самых достойных представителей азербайджанской органной школы, высококвалифицированных преподавателей БМА, отмечу, что и сегодня она выглядит, как в студенческие годы, деятельным и энергичным педагогом, обаятельной женщиной, забот которой хватает на всех, кто ее окружает. Она по-прежнему любит импровизировать на органе, ее лекции по истории и устройству этого музыкального инструмента, по искусству игры на нем и анализу форм органных произведений просто захватывают. Стоит заговорить с ней о музыке великих старых мастеров, которые всегда были и остаются ее «коньком», как раскрывается ее подлинно творческая личность, сущность которой определяется наличием духовности, далеко отрешенной от материальных устремлений. А еще она по-прежнему любит говорить о Бахе – с неустанным и каким-то поистине восторженно-фанатическим вдохновением. И если уж начинает играть его шедевры, то вызывает ощущение, будто под воздействием ее рук стены словно раздвигаются до размеров готических соборов, и ты чувствуешь себя букашкой, которая так и верит, что вознесется вровень с их шпилями. Туда, где рядом с заоблачными далями можно встретиться со всеми загадками и тайнами так до конца и непознаваемого мира.

Каспий.- 2010.- 10 июля.- С. 10-11.