Азер Рзаев: Когда за
плечами столько прожитых лет
чувствуешь острую необходимость в том, чтобы тебя помнили
Азер Рзаев – народный артист, профессор, неутомимый труженик, ставший своего рода символом долговечности педагогических принципов альма-матер многих музыкантов Азербайджана – Бакинской музыкальной академии. Писать без панегириков об этом человеке трудно, да и невозможно.Он очень тонкий композитор, непревзойденный лирик. Его музыкальная поэзия зачаровывает, яркая эмоциональность заставляет сопереживать. О широте диапазона выразительности в музыке А.Рзаева говорит и сочетание экспрессивности, динамики с поэтичной лирикой, логикой, наследовавшей во многом традиции классики и национально-народной музыки. Азер Рзаев мелодист, подпитывающий свою фантазию из сокровищницы народного искусства. Мугам и народный танец имеют для него особое значение как источник мелоса и ритмики.Он воспитал не одно поколение музыкантов, ставших ныне профессорами, народными артистами. И сегодня, с высоты своего жизненного опыта, с такого ответственного для любого человека рубежа – своего 80-летия Азер Рзаев в данном интервью как бы резюмировал все сделанное за такой немалый отрезок жизни – 57 лет педагогического стажа.
Мелек Велизаде
– Я никогда в жизни не думал о себе и считал, что говорить о сделанном – постыдно и недостойно. Но сейчас, когда мне уже восемьдесят, я считаю, что просто обязан рассказать о всем том, что за столько лет я успел сделать для своей страны. Начну по порядку…
Музыкантом я стал по воле судьбы. Ведь моя мама Хагигат ханым Рзаева была великой певицей. Все отмечают, что она была несравненной исполнительницей Лейли в опере «Лейли и Меджнун». А ее бессменным партнером (Меджнуном) был Сарабский. Поэтому в доме у нас всегда звучал мугам, приходили в гости именитые певцы и музыканты – Аловсет Садыхов, Ширзад Гусейнов и другие. Иногда дома устраивались импровизированные концерты, и тогда мама пела, ее брат играл на таре, а я на бубне держал ритм.
В 30-40 годах в кругах бакинской интеллигенции стало очень модно обучать своих детей игре на европейских инструментах – фортепиано, скрипке, виолончели. Так, Самед Вургун отдал сыновей на скрипку и фортепиано, Авез Садыхов – своих детей на фортепиано и т.д. Эта мода не обошла и нас. В итоге я стал учиться игре на скрипке, а мой брат – на фортепиано.
Мы оба поступали в консерваторию (ныне БМА). Причем я был первым студентом, кому разрешили учиться сразу на двух факультетах – скрипичном и композиторском. Тогда, в 1948 году, после смерти Узеира Гаджибейли ректором был назначен Гара Гараев. Помню, как он отговаривал меня поступать на композиторский факультет:
– У нас полно композиторов – Джовдет Гаджиев, Фикрет Амиров, Солтан Гаджибеков, а скрипачей-азербайджанцев практически нет! – говорил он мне.
Но я очень хотел стать композитором и категорически отказывался учиться только игре на скрипке. Тогда Гара Гараеву ничего не оставалось, как позвонить в Москву, чтобы получить разрешение на мое обучение на двух факультетах. Разрешение дали, и в итоге я был первым, кто стал учиться и на композитора, и на скрипача. На композиторском факультете я учился у Зейдмана. Это был великий педагог. Он преподавал когда-то таким нашим выдающимся композиторам – Фикрету Амирову, Солтану Гаджибекову, Джахангиру Джахангирову и другим.
В 1953 году по окончании консерватории я в качестве дипломной работы написал скрипичный концерт. Выбор именно скрипичного концерта был сделан моим педагогом.
– Ты скрипач, поэтому скрипичный концерт должен у тебя хорошо получиться, кроме того, сам его и исполнишь, – сказал мне Борис Зейдман.
Так и получилось. На госэкзамене, который проходил в Большом зале консерватории, я исполнил свой концерт совместно с Филармоническим оркестром под управлением Ниязи. Оба экзамена – и как скрипач, и как композитор я сдал на отлично. Это был мой первый шумный успех.
В 1954 году я поехал в Москву и там держал экзамен на принятие в члены Союза композиторов СССР. В те времена, чтобы вас приняли в Союз композиторов, нужно было пройти три тура. Мой скрипичный концерт произвел большое впечатление на Шостаковича, Прокофьева, Кабалевского, Вайнберга и Хачатуряна. Концерту сразу дали самую высокую оценку. После прослушивания (я опять был исполнителем собственного концерта) Шостакович попросил членов комиссии принять меня сразу, с первого тура, на что все согласились. Таким образом я стал членом Союза композиторов СССР.
В том же году, в мае месяце меня пригласили выступить с моим скрипичным концертом в зале Центрального дома культуры. Дирижировал концертом Ниязи. Принимали нас очень хорошо, вызывали на поклон четыре раза! Зал на 2000 мест был переполнен. А на следующий день в московской газете вышла статья, в которой писали, что впервые в зале ЦДК аплодировали стоя молодому азербайджанскому композитору-скрипачу.
В 1955 году, когда я со своей супругой отдыхал в Ессентуки, мне пришла телеграмма от отца, в которой он меня поздравлял с получением высокой награды лауреата Международного конкурса композиторов. Для меня это был как гром среди ясного неба. Я играл в теннис, и вдруг такое известие…
– Вы играли в теннис?
– Да, кроме того, я выступал в баскетбольной команде консерватории. Причем всегда был там капитаном, и когда наша команда участвовала в соревнованиях, кубок всегда был наш. Было такое правило – если команда три раза подряд выигрывала турнир, то кубок оставался в команде. Мы выиграли соревнования три раза подряд, и этот кубок по сей день хранится в БМА. С нами происходили и курьезы: в 1951 году наша баскетбольная команда играла в Ленинграде (Санкт-Петербург) с командой местного художественного вуза. Вначале объявили наших соперников, нас же никак не могли объявить, а потом выдали: «На поле вызывается баскетбольная команда Бакинского консервного завода»! Правда, потом, когда все стали смеяться, диктор исправил свою ошибку, но подобный случай имел место.
– И что было после того, как вы получили телеграмму?
– Я был в полном недоумении – какой Международный конкурс, какое лауреатство?! Ведь я ничего никуда не посылал и вообще не был в курсе того, что происходит. Оказывается, в 1955 году Союз композиторов СССР направил партитуру с моим скрипичным концертом в Варшаву, где в это время проходил Международный конкурс композиторов. На этом конкурсе мое произведение получило третью премию. Сразу из Ессентуки я поехал в Москву, в Союз композиторов, где встретился с его председателем – Хренниковым. Он мне рассказал, что на этом самом фестивале он был членом комиссии. Я до сих пор помню его слова: «За всю историю существования этого конкурса вам дали премию, не проигрывая произведение, а по партитуре. Такого случая еще не было, и вряд ли будет!».
А на следующий день в большом зале Союза композиторов мне в почетной обстановке вручили бронзовую медаль с дипломом. После был издан клавир и партитура концерта, и Музыкальным Фондом СССР мне был заказан второй концерт. В ту пору мне было 25 лет. Через год концерт был готов. И я с ним выступал в Москве, Ленинграде, Тбилиси, Ереване и т.д. Дирижировал как всегда несравненный Ниязи.
– Вы в БМА работаете с 1953 года. Что больше всего запомнилось за эти годы?
– С 1953 года я начал работать скрипачом в музыкальной школе-десятилетке при Консерватории (позже она стала самостоятельной музыкальной школой, ныне имени Бюльбюля). А также одновременно работал иллюстратором в классе камерного ансамбля. Я очень много играл. Например, первые четыре дня подряд все бетховенские сонаты. Потом четыре дня – моцартовские. Я был первой скрипкой первого азербайджанского Государственного квартета. Позже, когда в Баку приехал Азад Алиев, я передал эстафету ему. Вот уже 57 лет я работаю педагогом камерного ансамбля. Очень многие мои ученики стали профессорами, народными и заслуженными артистами. Назову лишь несколько имен – Фархад Бадалбейли, Фидан и Хураман Гасымовы, Франгиз Ализаде, Азад Алиев, Акиф Меликов и другие, всех не перечислить.
Не так давно Фархад Бадалбейли попросил меня переделать мою скрипичную сонату для виолончели, чтобы он мог сыграть ее с Расимом Абдуллаевым. Я целый год работал над сонатой, это потому, что у виолончели низкий регистр, и суметь тут соединить текст с тембром дело нелегкое. В феврале месяце Фархад Бадалбейли с виолончелистом Яблонским исполнили эту сонату в Израиле. А, насколько мне известно, 18 ноября текущего года в Большом зале БМА она будет исполнена в честь моего юбилея.
– Но ведь вы родились 16 июля…
– Как раз из-за этого и приходится проводить юбилей осенью. Ведь июль – месяц отпусков, и в городе в это время никого не застать.
– Вы и сейчас играете на скрипке?
– Не могу держать скрипку, пальцы не двигаются, голова болит, пальцы болят…Вообще в последнее время не важно себя чувствую. Да и врачи своими диагнозами не радуют. Но я по жизни счастливый человек. Представляете, мне удалось пять раз пережить клиническую сметь. Первый раз в Москве в 1980, затем в Багдаде в 1993 году, в Германии, Канаде и в Баку. И каждый раз мне везло, я возвращался оттуда (улыбаясь, показывает пальцем вверх – М.В.). Как-то меня спросили: «Как вам удается всегда возвращаться»? На что я ответил, что каждый раз идя туда, я нахожу ворота рая закрытыми, и поэтому мне ничего не остается, как вернуться обратно! (смеется – М.В)
– Что вы можете сказать о нынешних студентах БМА?
– Ничего положительного! Сейчас практически все студенты помимо учебы где-то еще работают, поэтому они учатся в оставшееся свободное время, а это недопустимо! Но что тут можно поделать, таковы реалии нашего времени.
В данный момент я преподаю в Академии два раза в неделю. С 1999 года по сей день являюсь заведующим кафедрой струнного отдела.
В 1991 году меня пригласили в гуманитарно-технический лицей, который был открыт академиком Мирзаджанзаде, преподавать предмет – как надо слушать музыку.
Я рассказывал детям об азербайджанской музыке – симфонической, оперной, о мугамах, таснифах. Приглашал педагогов и композиторов из Музыкальной академии. Они рассказывали о музыке, о своих произведениях, исполняли их на фортепиано. Так туда приходили Огтай Зульфугаров, Тофик Гулиев, Васиф Адыгезалов, Муса Мирзоев и другие. Кроме того, в этом техникуме я учредил стипендию своего имени для самых усердных учеников. Средства на стипендию выделил из своей зарплаты, ее делили и давали двум самым способным студентам.
Когда я был председателем театрального общества, при мне была создана премия «Золотой дервиш». И я первым вручал эту премию Яшару Нури, Фирангиз Шарифовой.
В 1996 году создал детский Симфонический оркестр в школе-десятилетке имени Бюльбюля. В 2000 году был удостоен высшей награды от своей страны – орденом «Шохрет».
В 2001 году получил премию и диплом «Хумай» за создание детского симфонического оркестра.
Как-то меня попросили для Фонда Гейдара Алиева написать свои биографические данные. Я не стал очень распространяться и всего лишь написал следующее – более 15 лет был директором Театра оперы и балета, также работал художественным руководителем Филармонии, в данный момент преподаю в Бакинской музыкальной академии, и не имею ни своей квартиры, ни дачи, ни машины. Спустя какое-то время дома раздается звонок из Исполнительной власти г. Баку, и я узнаю, что мне дарят четырехкомнатную квартиру площадью в 211 квадратных метров. Это был большой и приятный сюрприз.
– Вы довольны своей жизнью, счастливы?
– Меня столько раз все эти годы уговаривали работать за границей... Но я не мог согласиться, как и моя ныне покойная супруга. Она всегда мне говорила – «куда нам ехать! Здесь у нас дочь, внуки, правнуки»! У меня четыре правнука и трое внуков. И это мое самое большое богатство!
Когда за плечами столько прожитых лет, чувствуешь острую необходимость в том, чтобы те, кому ты отдал столько сил и труда, я имею в виду студентов, учеников – помнили о тебе. Почему-то в этом начинаешь особенно нуждаться. Ведь если вас помнят, значит, что семена, посеянные вами в них, не погибли, взросли, а значит, ваши силы и энергия, потраченные на них, найдут продолжение, вы как бы передали эстафету другим поколениям. Это очень важно знать и чувствовать.
Каспий.- 2010.- 8 июня.- С. 8.