Вехи творческой биографии

Евгения Невмержицкая: Я выбрала театр и безумно этому рада

Всегда не одобряла традицию, по которой авторы публикаций об актерах как правило начинают с рассказа об их далеком детстве, когда в малышках обнаруживались не просто способности декламировать, петь, танцевать, но и появлялась горячее желание показывать все это окружающим. Однако стоило при зрелом размышлении обратить внимание на то, что, «выступая» подчас даже перед малознакомыми людьми, юные дарования испытывают (и не всегда тайное) наслаждение от похвал, как пришло понимание, что это… как раз и есть та самая предопределенность, генетическая потребность лицедейства, с которой начинаются и артист, и театр вообще, обнаруживающая ту закономерность, которой редко могут пренебречь пишущие о людях, посвятивших жизнь этой непростой профессии.

У Евгении Степановны Невмержицкой все случилось по классическим канонам жанра. В три-четыре года надевала мамины туфли на каблуках, куталась в занавески, заменявшие наряды светских красавиц из любимых фильмов, чтобы подражать им перед зеркалом или случайными зрителями из числа сверстников и взрослых. В классе бакинской средней школы №192 красивая, статная, серьезная девочка выделялась яркой внешностью и хорошо поставленным от природы голосом. Она как-то артистично отвечала выученные задания у доски или с места за партой, выразительно читала перед одноклассниками стихи, к которым рано приохотили мама и папа, а потом и высокообразованные, эрудированные учителя.

А еще педагоги приобщали тогда своих подопечных и их родителей к театру. Спектакли ТЮЗа, Русского драматического театра имени Самеда Вургуна, где Женя с мамой не пропускали ни одной премьеры, заняли важное место в мыслях и сердце девушки. Именно тогда она с придыханием произносила имена кумиров публики Ксении Бабичевой, Веры Ширье, Нины Сартнацкой, Рахиль Гинзбург, Юлии Колесниченко, Анатолия Фальковича, Петра Юдина, Бориса Чинкина и других, кого считала необыкновенными людьми, чьи актерские работы волновали до глубины души.

И было так закономерно, что школьницей Женя Невмержицкая пришла в руководимый заслуженным артистом Азербайджана Д.Кучеровым Народный театр при Доме культуры имени Первого мая, где под музыку великих классиков читала поэтические шедевры, получала роли в классических пьесах, ставившихся на клубной сцене. И познавала азы работы над патриотическими и романтическими сюжетами.

А выбор профессии? Он, конечно же, был сделан давно, но уверенность в том, что сделан он на всю жизнь, принес диплом I степени, полученный юной Женей за главную роль в спектакле Народного театра «Опасный возраст» на смотре. Председатель жюри, прославленный режиссер и педагог Рза Тахмасиб не только похвалил девушку тогда, но запомнил, а потом и сразу узнал ее среди участников конкурсных экзаменов при поступлении в театральный вуз.

Получив в 1963 году аттестат об окончании средней школы и прочитав в главной республиканской газете «Бакинский рабочий» объявление о приеме в Институт искусств имени М.А.Алиева, она, конечно же, пошла поступать именно туда. Теперь вот и попробуй ошибиться, пытаясь определить, с чего начинается

Биография актрисы…

– Женя, редкая женщина так смело называет свой возраст, а вы…

– Но как же его скроешь, если на виду у всех проходили премьера за премьерой, если за 47 лет в театре сыграно столько ролей. Да и зачем скрывать?

Мы сидим в уютной грим-уборной актрисы неузнаваемо похорошевшего после капитальной реставрации РДТ, в котором начиналась ее карьера, и она вспоминает его непростую историю и в ней себя – ни разу ему не изменившую. Сколько воды утекло, сколько всякого бывало, а вот же…

– Я и мои однокурсники Людмила Духовная, Инна Ямпольская, Татьяна Галакчиева, Зоя Полякова, Арнольд Харченко, Александр Маркатун, посвятившие себя театру, справлялись с болезнями и утратами, сквозняками, холодом и неудобствами, на которые привыкли закрывать глаза. Научились не реагировать даже на крысу, позволившую себе важно дефилировать по сцене в разгар спектакля – чего только не вспомнишь. Но мечтали всегда только об одном: о новых, трудно поддающихся ролях, образах сложных, но интересных личностей, о полном зале зрителей – требовательных и доброжелательных.

– По возрасту вы подходили на многие роли молодых задиристых девушек и от простоев не страдали.

– Я пришла в театр студенткой первого курса. Хоть перспективы были радужные, но и меня коснулся его величество случай: уехала актриса, и меня срочно ввели на ее роль. 13 апреля 1963 года зачислили в штат, а 17-го я сыграла главную роль в спектакле «День рождения Терезы».

– Через день прочитали в газете «Вышка» заметку под названием «День рождения актрисы»…

– Да, ее написал актер нашего театра Михаил Лезгишвили.

– Собирали публикации прессы с рассказами о ваших актерских работах?

– Конечно. Я и список вела – что играла, когда. Но едва тетрадь закончилась, новую заводить как-то не стала. Там за 30 лет уже значилось 120 ролей.

– Довольствуетесь тем, что сохранила память?

– Она, слава Богу, сохранила немало – жизнь была щедра на события. Весенние сессии в институте почти всегда приходилось сдавать досрочно – театр каждое лето выезжал на гастроли, и, занятая во многих спектаклях, я выезжала с труппой уже в мае. Помню, во время гастролей в Донецке мне исполнилось 18 лет, и там меня все поздравляли.

Скоро почти вся наша институтская группа пришла в театр, и все были очень загружены. Поначалу нас больше занимали в сказках – знаете же, что в РДТ этот жанр всегда в почете как предмет серьезной заботы со стороны администрации и труппы. Мы гордились доверием и возможностью овладеть профессией, а это оказалось еще и полезным удовольствием! В частности, я настолько самозабвенно и увлеченно играла Крысу в спектакле «Стойкий оловянный солдатик» по Г.Х.Андерсену, что маленькие зрители даже полюбили эту отрицательную «героиню» – дарили мне цветы, писали записки!

– Вы и во «взрослом репертуаре» обижены не были?

– В те годы в театре существовала некая норма выступлений – в течение месяца

зарплату следовало «отрабатывать».

– Выпускники института практически в одночасье пополнили тогда труппу – где же было на всех ролей взять?

– В каждом ставившемся тогда спектакле, как правило, имелись роли девушек и юношей. Так что молодые были востребованы абсолютно. Мы никому не мешали… по-моему. Мне, скажем, довелось переиграть много разных девочек и даже мальчиков.

– Так что норму выполняли?

– С лихвой! Подчас с такой запаркой сталкивались – при «плане» 23 (!) нередко играла по 32 спектакля в месяц!

– Как это?

– А вот так! Бывало, в дни зимних и весенних школьных каникул по три спектакля в день играли. Сейчас и сама не верю, что такое выдерживали. Гордились, что кому-то это нужно.

– Но качество – неужто нагрузки не отражалась на нем?

– Надеюсь… Наш театр всегда славился высоким уровнем требовательности – это отмечали строгие критики, за это любили зрители. Добрые традиции здесь сложились давно и живут по сей день.

– Ой ли?..

– Конечно, не просто судить о своей работе – ее можно оценить только со стороны. Поначалу мне казалось очень важным «отойти» от самой себя, оказаться неузнаваемой. Как-то очень развеселил случай, когда пригласила учительницу на «Интервью в Буэнос-Айресе», а она, поднявшись после спектакля на сцену, отдала предназначавшиеся мне цветы другой актрисе. Я там играла отрицательную героиню, да еще в черном парике и вызывающем желтом платье – она меня не узнала! Меня это несказанно обрадовало.

Подобный случай произошел и в Таллинне, когда переехавшие туда бакинцы, с ностальгическими чувствами пришедшие на спектакль гастролировавшего там РДТ, не узнали меня в спектакле «Святой и грешный» по М.Варфоломееву, чем тоже здорово развеселили.

И еще к вопросу о качестве – да будет известно тем, кто сомневается в нашей искренности и готовности выкладываться до конца. Для Лисы в сказке «Терем-теремок» мне сшили сразу два костюма: первый, мокрый от пота, после половины спектак-

ля можно было выжимать, и в антракте приходилось переодеваться во второй – сухой. К следующему представлению их нужно было успеть выстирать и высушить.

– Да уж, это убедительный ответ на вопрос не только о качестве, но и об отношении к профессии, к театру, к зрителю…

– Наша совесть, как говорится, чиста. Доказательством тому еще и отношение зрителей к труппе РДТ. Особенно характерно то, как воспринимали нас на гастролях. Понимаете, на выезде каждый год мы работали с конца мая по середину или даже конец августа, выступив за лето в двух-трех городах, так что границы зрительской аудитории существенно расширялись в дополнение к той, что имеет стационарный, репертуарный театр, как нас сейчас называют. И главное, в этих городах новый зритель давал нам ощущение премьерного показа каждого спектакля, а это всегда особое волнение, подъем, обеспечивающий успех. И неслась по всему свету молва о театре из Баку – нас ждали, билеты раскупались заранее.

Никогда не забуду, как в городе Мариуполь конная милиция охраняла порядок возле театра, где с участием Веры Ширье, Людмилы Духовной, Дины Тумаркиной, Мурада Ягизарова и вашей покорной слуги должен был состояться показ спектакля «Валентин и Валентина» М.Рощина. Как сорок пять минут публика не отпускала нас со сцены после представления, доставив всем нам, уставшим донельзя, несказанное удовольствие – как забудешь такое.

– Сейчас подобной востребованности нет?

– Ну почему же? Хотя…

– Есть мнение, что одна из причин уменьшения нагрузки на актера – изменившееся отношение к амплуа как таковому. Раньше за каждым было что-то закреплено.

– Ну, не так уж за каждым. Хотя гарантия занятости все-таки была.

– Иначе могли назвать тунеядцем?

– Шутите, конечно. Нет, это как-то регулировалось. Важнее моральное состояние – играть-то хочется не просто что попало, да и однотипные герои мало волнуют. Поэтому я против ярлыков – актер должен уметь играть все – от короля до нищего. В сущности, моя жизнь в театре проходила именно по такому принципу. Играла разное и всякий раз искала что-то новое, непохожее – иначе разочаруешься в профессии, станешь неинтересным зрителям, растеряешь качества, формирующие волю к достойному результату.

– Жизнь, семья, проблемы, закалявшие волю, меняли ваш сценический имидж?

– Безусловно. Как другие женщины, пеленала, стирала, убирала, готовила, кормила, недосыпала, волновалась, болела, учила тексты, спешила на репетиции и, вконец уставшая, играла на сцене. Наверняка, потому и глубже стала понимать своих героинь.

– Помню вас сильной, властной, волевой, бескомпромиссной и очень независимой личностью.

– И не заметила, как то и дело переходила от хрупких и ранимых женщин лирико-драматического склада к героиням социально-бытового плана.

– Какие они, сыгранные вами героини?

– Какими получились – судить не мне. Я же (естественно, вместе с режиссерами) осознанно шла к результату, который потом с удовольствием смотрела бы публика. К примеру, Раневскую в «Вишневом саде» А.П.Чехова делала сильной и слабой, сентиментальной и жестокой одновременно, что, по-моему, соответствует замыслу великого драматурга. Зато Жозефину в «Наполеоне I» по Ф.Брукнеру показывала четко знающей, чего она хочет, страдающей от непонимания и предательства окружающих.

– В свое время я не совсем поняла фабулу спектакля «Азалия, или Кто из нас попал в ловушку», поставленного, кажется, по сокращенному варианту пьесы И.Жамиака, но там вы предстаете личностью, явно понявшей все про эту жизнь и про отношения между мужчиной и женщиной…

– Это было интересно.

– А Фроська – Ариадна?

– А Фроську – Ариадну в поставленной Александром Шаровским комедии Людмилы Разумовской «Брачное агентство «1+…» хотелось показать эдакой «новой русской» бизнес-леди – нахальной, уверенной, грубой и одновременно сентиментально-душевной.

– По-моему, это один из самых сочных, колоритных и динамичных в спектакле образов.

– Спасибо. Александр Яковлевич добивался от нас единства внешнего и внутреннего рисунка образа, чему немало способствует иронично-веселая нота во всем, вплоть до декораций, костюмов и музыкального оформления…

– Это мы возвращаемся к вопросу об амплуа, да?

– Время не стоит на месте – понятие амплуа если не изжило себя, то, во всяком случае, весьма видоизменилось. И это хорошо – нельзя же стоять на месте.

– Сейчас вы играете намного реже, чем прежде.

– Зато что играю! Теперь за что попало не возьмусь… да мне и не предложат! И благодарна судьбе за душевные муки и озарения, которые подчас может открыть

Всего одна

короткая неделя

– Творческие муки – всегда сладкие?

– Для меня – непременно! Пять лет назад специально к юбилею – мы же договорились, что я не скрываю своего возраста – главный режиссер РДТ А.Шаровский настойчиво искал пьесу «на меня», чтобы устроить юбилейный вечер в мою честь. Остановив выбор на пьесе Коллина Хиггинса и Жана-Клода Каррьера «Гарольд и Мод», он предоставил мне возможность покопаться не только в театральных изысках, но и в душе. На рубеже «эпох» это так полезно и увлекательно!

– Вы имеете в виду спектакль «Гарольд и Мод», где сыграли не просто неоднозначный характер, но и сложнейшую ситуацию.

– Об этом как-то сразу заговорили многие.

– Еще бы!

– Да уж… В образе героини спектакля столько по-хорошему наворочено! Начинается все с того, что некий юноша с завидным упорством и изобретательностью разыгрывает самоубийства, а заканчивается тем, что 79-летняя Мод, вернувшая его к радостям жизни, уходит с сознанием того, что наполнила ярким светом существование юноши, недополучившего от окружающих того, что ему было положено в этом мире. И сделала это всего за несколько дней – с понедельника до субботы.

– Зрители видят экстравагантную женщину, поступки которой ошеломляют своей неординарностью, а за душой у актрисы именно целый мир со своими противоречиями. Это огромная психологическая нагрузка.

– Чтобы привлечь внимание публики к глобальным философским истинам, вести речь о полярных противоречиях, несуразицах, об устоявшихся стереотипах в общественном устройстве, об отношениях между людьми и с природой, нужно примерить на себя раздумья о человеческом в человеке, о черствости и бесконечной жертвенности.

– И все это до того, когда спектакль будет показан на сцене?

– Конечно.

– Только талантливая многоопытная актриса, цельная личность способна разобраться в таком количестве «наворотов», прочувствовать и сыграть столько переходов из одного душевного состояния в другое.

– Помогает то, что все они узнаваемы и взяты из жизни, из того, что внимательный глаз должен увидеть в повседневности.

– Разве?

– Смотрите: мама не уделяет должного внимания и тепла сыну – узнаваемо? Конечно! Она позволяет себе по собственному разумению подбирать ему невесту, отвергает его избранницу, не соответствующую «стандартам».

Врач, священник, инспектор полиции – каждый со своей колокольни судит о нравственности и правилах поведения, усугубляя и одиночество юноши, и его желание то ли эпатировать, то ли пугать окружающих, наслаждаясь собственной жесткостью…

– Да, помочь ему может только редко встречающаяся личность – ультра-

неординарный, неравнодушный, беспокойный человек. Такой ролью можно гордиться.

– При условии, что сделала я ее в соавторстве с партнерами – Эмилем Тахировым, Натальей Балиевой, Миланой Мардахановой, Мединой Муллаевой, Натальей Пышкиной, Хаджар Агаевой, Юрием Балиевым, Аскером Рагимовым, Омаром Нагиевым и другими коллегами. Наверное, потому, что сидит во мне наука Рзы Тахмасиба, учившего, что, выходя на сцену, помни прежде всего о партнере, потом – о зрителе, и в третью очередь – о себе.

– Роль Мод в юбилейном спектакле «Гарольд и Мод», безусловно, стала вехой в вашей творческой биографии, но после нее вернулись муки невостребованности?

– Отчего же? Идут очередные постановки, в которых есть интересные работы.

– Но нет былых ощущений.

– Зато есть новые – сегодня нужно нечто иное. Главное – я в театре. Получаю и готовлю новые трудоемкие роли. Вызывающие на раздумья и осмысление, они больше дают зрителям, радуют, что именно я с опытом человека, которому есть что сказать со сцены, несу нечто достойное. Мне важно сознавать, что каждая роль не проходит бесследно – ни для зрителей, ни для меня самой.

– В эти дни главный режиссер РДТ А.Шаровский ставит спектакль по пьесе Олега Ернева «Несемейный портрет в интерьере», в котором заняты актеры Медина Муллаева, Сафа Мирзагасанов, Мабуд Магеррамов, Аскер Рагимов, чтобы позволить заслуженной артистке Азербайджана Евгении Невмержицкой блеснуть премьерой, которой 19 декабря в театре будет отмечаться ее юбилей – это

лестно?

– А как вы думаете? Конечно же, это большая честь.

– Уже идут репетиции?

– Читаем пьесу и сочиняем спектакль.

– Допускаете премьерские замашки?

– Всегда помню, что в руках режиссера актер должен быть не ежиком, а глиной.

– Расскажете о новой работе?

– Пока нет.

– Так принято?

– В общем да. Ну ладно, приведу маленький диалог из текста – здесь он к месту:

«Тебе сколько лет?

– Дамам таких вопросов не задают!

– Задают! В таком возрасте, как я, задают. И более того, дамы на них отвечают…»

– Почему бы и нет, если есть чем гордиться за прожитые годы… Что скажете напоследок?

– Напоследок процитирую отрывок из стихотворения, которое услышала в исполнении любимого актера Алексея Баталова:

«… Каждый выбирает по себе

Женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку –

Каждый выбирает по себе».

А еще по праву юбиляра выскажусь несколько пафосно, но честно: «Я выбрала театра, и безумно этому рада».

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Каспий.- 2010.- 13 ноября.- С.10-11.