Школа актерского мастерства

 

Юрий Балиев: РДТ – театр, который задает вопросы зрителям и отчасти отвечает на нихНе так давно народный артист Азербайджана Юрий Балиев сыграл роль большого русского писателя, лауреата Нобелевской премии Ивана Бунина в поставленном Рустамом Ибрагимбековым по собственной пьесе спектакле театра «Ибрус» «Последний поединок Ивана Бунина». Это большое не только по театральным меркам событие нашло одобрительные отклики во многих городах России и других странах еще и потому, что о таких масштабных личностях и судьбоносных событиях уверенно судит наш соотечественник. Что неравнодушный писатель, сценарист, драматург смело воссоздают духовную и нравственную атмосферу неспокойного XX века и философию взаимоотношений реально существовавших выдающихся личностей в условиях того непростого времени и судит обо всем этом как талантливый мыслитель, знающий, к тому же, возможности сцены. Дорого нам и заинтересованное отношение профессиональных критиков к участвовавшему в театральных фестивалях и форумах за пределами нашей страны спектаклю, подчеркивающих тонко очерченную конструкцию, тональность и более чем удачный выбор на роли самого Бунина и жившей в Париже азербайджанской писательницы Банин актеров Фуада Поладова и Мехрибан Зеки момент, когда, сославшись на личные обстоятельства, народный артист Азербайджана Фуад Поладов, все чаще работающий в спектаклях набирающей в нашей стране размах антрепризы, попросил режиссера найти ему замену в этом спектакле, участникам показалось, что земля ушла из-под ног, и «Поединок» для сцены потерян. Но, слава Богу, Рустам Ибрагимбеков нашел для него героя: выбор пал на народного артиста Азербайджана Юрия Балиева, и все точки над «i» оказались расставленными

 

 

– Как отнеслись к предложению поработать над столь непростой и ответственной ролью? – с такого вопроса началась наша беседа с ветераном РДТ, многоопытным разноплановым актером, чье участие украшает многие постановки театра и снятые в республике и за ее пределами кинофильмы.

– В душе с огромным волнением и благодарностью.

– Но приступили к ней лишь после того, как встретились с Фуадом Поладовым.

– Мне было важно убедиться в том, что коллега со спокойной душой уступает эту роль, что я никому не перешел дорогу.

– Здорово! Но мало получить роль, надо же разобраться в том, кого играть, что играть и как играть…

– Да, любая роль, а тем более эта –

серьезная ответственность, волнительный поиск. В те дни я прочитал все, что удалось достать про Бунина, стараясь понять и то, о чем пьеса Рустама.

– О чем же она, на ваш взгляд?

– По-моему, у автора четко прописано, что через Банин Бунин получает подтверждение собственной значимости. Что, не получив этого подтверждения ее взаимностью, он уходит из жизни.

– А Банин?

– А Банин… Сформировавшаяся в условиях множества препятствий личность со своей биографией, она понимала, что не сможет войти в сложившийся вокруг Бунина ореол как нечто вторгнувшееся извне. Что в свои годы признанный писатель не побежит за ней, сломя голову – такова жизнь и логичен ее конец. Тут нужны или компромисс с самим собой, или крах, если не поступишься чем-то главным…

– Не знаю, какие именно выводы помогли вам так проникновенно сыграть этот спектакль, но вокруг раздаются сплошь одобрительные отзывы.

– Спасибо!

– Бунина вы сыграли на сцене «Ибруса», а не в родном РДТ.

– Какая разница? Рустам начинал как драматург и режиссер в РДТ, а в свой молодой коллектив на ведущие роли приглашает наших сотрудников. Мы как одна семья. И все, что я сегодня принес на сцену «Ибруса», наработано здесь, в РДТ.

– За долгие…

– Почти 35 лет.

 

Магия театра

 

– Прежде чем приступить к разговору о том, как начиналась ваша дорога на сцену вообще и в РДТ, в частности, чем богата ваша творческая биография, хочу немного расспросить вас, Юрий Николаевич, о том, что условно назовем «азы актерской школы», что воспринимаю как продолжение

разговора о работе над ролью Бунина. Несмотря на кажущуюся открытость для общества всего того, что составляет театр как явление, мир этого феномена весьма специфичен и даже замкнут. То и дело слыша о том, в каких муках рождаются роли, каких усилий требует процесс создания спектакля даже на стадии зарождения мысли о нем, чего стоят ожидания реакции зрителей, впору задуматься о сопоставимости затрат психологической и физической энергии и адекватности их оценки аудиторией.

– Исторически сложилось, что одни играют для других.

– Значит удовлетворение фанатически преданных своей профессии актеров, всего творческого состава труппы зависит от того, как зрители воспримут то, что им предлагается, от того, насколько они способны увидеть, «прочесть», понять, вынести, запомнить, усвоить?

– Не удивляйтесь, но на такой пространный вопрос я отвечу коротко: театр, и РДТ не в меньшей степени, чем остальные (самые достойные), просто задает вопросы зрителям, чтобы отчасти самому и отвечать на них.

– Получается, что вы, исполнитель, скажем, роли такой личности, как Бунин, вслед за драматургом домысливаете ситуацию, вернее, побудительные к ее развитию мотивы, всего-навсего давая, таким образом, зрителям пищу для раздумий?

– Конечно!

– Только и всего? Следует ли ради этого ломать голову?

– Голову ломать следует всегда – иначе скучно жить в любой профессии, в любых условиях…

– А они, зрители?

– А они воспринимают все как хотят, как могут. Наша профессия предусматривает самоотверженную преданность на грани самоистязания, только и способного принести радость и счастье существования. Нам самим. Нас никто не заставляет делать это да, еще любить и страдать за каждого «героя»!

– Тем более, что герои нередко бывают такими мерзкими.

– А актер должен стараться оправдать в глазах зрителей и его, отрицательного, быть его адвокатом.

– У вас все было так?

– Было и есть – вы же видите моих «героев» и можете судить о них сами…

...Что-то артистическое было в этом мальчике, которому в четыре года мама сшила черкеску, чтобы в ней он лихо танцевал на сцене Дворца культуры имени Ф.Дзержинского «Лезгинку» и запомнил на всю жизнь, как билось его сердечко, когда сидевшие в зале так громко хлопали ему.

И лидерство в драматических кружках, в народных театрах домов культуры в бакинских поселках, в Доме офицеров флота на Баилово, которые рьяно посещал влекомый жаждой играть перед публикой юноша – что это, как не извечная, заложенная в некоторых природой потребность лицедейства? Как не талант, порождающий честолюбие в лучшем понимании этого слова и, в конце концов, определяющий осознанный выбор профессии и жизненного пути?

Во всяком случае, уже с детства Юрий Балиев малым довольствоваться не собирался – окончив среднюю школу, несколько лет подряд упорно ездил в Ленинград, чтобы поступить в один из самых престижных театральных вузов, готовый до победы участвовать в конкурсах – способности были, не было мест для всех желающих…

– А почему бы вам не показаться в Ярославле? Там один из лучших в стране театров, отличная театральная школа… – сказал как-то Балиеву один из членов приемной комиссии. – У вас хорошие данные, а здесь столько претендентов…

Вот этот совет и определил судьбу юноши – он не только поступил в действительно достойный театральный вуз, но на первом же экзамене по истории встретил абитуриентку из Самары – Наташу, ставшую его супругой и коллегой на всю жизнь, вместе с которой они прошли суровую школу выживания не только в профессии…

– Чем стал для вас Ярославльский институт?

– Всем! Подчас питаясь килькой с черным хлебом, мы после теоретических занятий в аудиториях с трех часов дня до половины двенадцатого ночи (когда уходил последний автобус в сторону малокомфортабельного общежития) на износ работали с педагогом-мастером, но уходили буквально окрыленными.

– Чем?

– Тем, что каждый день открывали что-то новое в себе, в профессии.

– Чему же вас там учили?

– Прежде всего, наверное, умению… учиться. Получил роль – изволь за текстом пьесы разглядеть биографию персонажа – что было с ним до начала действия, кто он там, в душе, на что способен и т.д. Мы как бы играли в игру «познай себя» – учились осознанно обострять зрение, слух, осязание. Неустанно работая над этюдами, тренировали воображение, способность ощущать импульсы, воспроизводить самые разные события, явления, которые потом как пазлы укладывались в нечто общее, существенное.

– Вроде как спортсмены накачивают мышцы?

– У актерского мастерства свои тонкости и способы тренировок, пожалуй, более затратные, чем в спорте. Ведь театр занимается человековедением, и актер моделирует психологические факторы – внешние и внутренние.

– Оттого-то и хочется постоянно продолжать это «самоистязание», что результат дается силой огромного напряжения, всегда предназначенного для показа другим?

– Возможно, именно так можно объяснить актерскую «ненасытность».

– Вот вы сказали, что

 

Каждая роль –белый лист

 

– Мне подумалось, что «насытить» достойного актера может не количество ролей, а только их качество.

– И правильно подумалось!

– Давайте поговорим о тех, что принесли удовлетворение.

– И доставили больше мук. С удовольствием.

– Кстати, вы ведете учет сыгранных ролей?

– Если вы имеете в виду записи, то нет, не веду. Интересные роли занимают так много места в сознании, в душе, что и сами по себе никогда не изгладятся из памяти…

– Что для вас Распутин в спектакле Рустама Ибрагимбекова «Петля»?

– Огромная ответственность, прежде всего. Узнаваемая историческая фигура, неоднозначная, мистическая личность. Там так важны были органика, чувство меры.

– По-моему, вы играли внешнюю непроницаемость немногословного человека, уверенного в силе своего гипнотического влияния на окружающих.

– Спасибо, что увидели это. Некоторая статичность за счет внутренней напряженности, думается, была адек-

ватна ситуации и сюжету спектакля.

– Что труднее играть – главные роли, или те, которые почему-то называют второстепенными?

– Так ставить вопрос, по-моему, неправомерно. В спектакле любой персонаж несет нагрузку и для чего-то нужен автору, постановщику. В условиях относительной импровизации даже в четко выстроенном действии у актера есть маленькие хитрости, позволяющие ему, как у нас говорят, тянуть одеяло на себя.

– Вы имеете в виду приемы привлечения внимания зрителей к себе любимому?

– Конечно. Так вот в том и состоят культура сценического мастерства, чувство меры, вкус, чтобы не допускать диспропорции, не нарушать соотношение участников, расставленные акценты, часто только и определяющие успех работы целого коллектива.

– А удовлетворение? Аплодисменты, цветы?

– По мне, главное не терять чувство собственного достоинства. Остальное приложится…

– Если учесть, что вас знают и любят зрители, вы удостоены звания народного артиста Азербайджана, вас приглашают сниматься в кино, можно уверенно сказать, что убеждения вас не подводят. Часто ли приглашают в кино?

– По житейским меркам – не так уж часто. Но когда оглядываешься назад, оказывается, сделано немало.

– Назовем?

– Еще в 80-х снялся у Алова и Наумова в картине «Тегеран-43», в 2006-м приглашал Бортко на «Дело чести». Были «Взлетная полоса», «Вооружен и очень опасен», «Гала», интересный эпизод в «Дронго», «Судьба государя», «Яддаш»…

– Мне очень понравилась картина Октая Миргасымова «Колдун» («Овсунчу») – там у вас большая и психологически сложная роль. Но театр – это родное…

– Безусловно.

– Из последних спектаклей запоминается роль начальника таможни в спектакле «Роллс-ройс ее величества»

по пьесе Максуда Ибрагимбекова.

– Это хорошая возможность сделать комическую зарисовку на наши нравы и порядки – автор тонко выписывает и ситуацию, и характер.

– Чувствуется, что вас развеселила возможность выступить в нес-

войственном амплуа.

– Вам так показалось? Но я ведь в жизни совсем не такой, как на сцене.

– А какой?

– Ну… скажем, не такой серьезный, как кажется… Иногда с иронией отношусь даже к тому, о чем говорю. Подчас интересно балагурить – компанейскому человеку легко входить в контакт.

– С партнерами?

– И с ними тоже. Главное – иметь внутренний, личный, не навязанный извне театр, собственный кодекс чести, тогда не рубишь с плеча, стараешься постепенно «подобраться» к нужному слову, к интонации.

– Вы имеете в виду неординарное мышление…

– Скорее привычку познавать себя и других – как персонажей, так и окружающих.

– Интересно!

– Так оттачивается вкус, крепнет потребность подпитывать себя не только новыми впечатлениями, но и делать новые открытия.

– ...которые актеру нужны постоянно.

– Причем только личные, символизирующие рождение индивидуальности.

– И все это вам необходимо в работе? Но внутренние раздумья часто носят лирические оттенки.

– Почему же? Громкое слово потому звучит пафосно, что адекватного синонима авторы просто не подобрали. Но человеку публичной профессии необходимы и гражданственный стержень, и пафос, и к месту сказанное (а еще лучше – «верно» произнесенное) слово, без которого не обойтись в любом спектакле, в том числе лирическом и комедийном. Оно помогает возвысить значимость постановки, оправдать появление ее героев.

– И Сатаны в спектакле «Квартиранты ада» по пьесе Эльчина – тоже?

– О, это очень интересная работа!

– И, безусловно, одна из трех главных ролей.

– В принципе – да. В пьесе и спектакле «Квартиранты ада» 1937 год – некая от-

правная точка, фон, позволяющий предметно поговорить вовсе не о злосчастных репрессиях – нет! Это возможность на примере конкретных фактов поговорить о человеке вообще, и в частности – об участниках кровавых событий. Возможно, не только тех, тридцатых. О том, что вообще происходило с человеком в условиях террора, осуществлявшегося авантюристами, задумавшими переустроить мир, присвоив себе функции господа Бога… которого сами воинственно и злобно отвергали.

– По мне, главные персонажи спектакля – Мужчина (в исполнении народного артиста Азербайджана Сафы Мирзагасанова) и Женщина (заслуженная артистка Мелек Абасзаде) – люди, которым судьба в лице по сути безымянного Гостя, которого играете вы, подарила потребность облегчить душу ценою собственного разоблачения.

– Да, моего персонажа автор неспроста по ходу пьесы именует то Дьяволом, то Сатаной, или Люцифером, неотождествляя с каким-то определенным существом, но наделяя полномочиями помочь каждому, кто хочет познать смысл существования и определить свою роль во времени и пространстве.

– Что и говорить, это совсем не просто – вывернуться наизнанку, не соблазнившись обелить себя любимого, и Мужчина отчаянно ищет оправдание собственной подлости, но вот этот Гость! И откуда он знает все про всех, почему так умело вынуждает шаг за шагом признаваться в трусости и малодушии, с содроганием перечислять слагаемые собственной неправоты перед соотечественниками, которые и по его вине – чиновника от власти – пали жертвами событий, обелявших одиозный строй того времени?

– Автор явно Мужчине дает шанс хотя бы под давлением Гостя, действительно знающего все обо всем, очиститься от скверны, вдохнуть полной грудью, надеясь, что под новогодние звуки курантов ненавистный 1937-й канет в Лету и все забудется. А нам – встретившись с существом, хотя бы по воле драматурга заглянувшим в собственную мятущуюся душу, которую, как говорится, попутал бес, – не поверить ему.

Но увы… Человеку свойственно успокаивать свою совесть, дабы избавиться

от преследующего чувства вины, а тем более за такое предательство, как ложный оговор, после которого лучших людей уводили на расстрел или высылали в Магадан.

– Как вы думаете, почему герою не помогло саморазоблачение?

– Скорее всего, потому, что он и его жена так и не поняли глубины своего греха, – покаяния не произошло. Так, лишь разговоры. Подчерки-

вая космический характер си-

туации и проблемы в целом, драматург отсылает их к Богу, но как может Бог спасти тех, кто продал душу дьяволу? Кто готов после нескольких вздохов в свое оправдание и после видимого покаяния чинить кровавую расправу над Гостем, убаюкивая себя надеждами, что все муки совести уснут, стоит наступить новому году. Не слишком ли большая нагрузка и на самого Бога?

– Вы согласны со мной, что в пьесе «Квартиранты ада» Эльчин поднял огромный пласт общечеловеческих, философски осмысленных проблем, и, как мне кажется, призывая не усыплять в себе совесть, все-таки предупреждает, что запоздалые ее муки не дают полной свободы и чаще всего посещают человека слишком поздно?

– Более чем согласен. Дьявол, он – в отличие от совести – не спит никогда. Заполучив души живущих ради праздных удовольствий грешников, он, не слыша воплей раскаяния, ссылок на условия и обстоятельства, забирает их в ад. Какой? Да тот ад, что в нас самих – провоцирующий на греховные поступки и испепеляющий в своем неумении и нежелании прощать подлость. Виртуальный, невидимый – он в каждом из нас, сотворенный нами самими. Как и рай, в котором все зависит от нас, от нашего выбора по жизни, а не от силы небесной.

– Такой ролью вы можете особенно гордиться.

– Ее я играю с особым волнением.

– Но жизнь продолжается, и вот уже новая премьера… Сила Ерофеевич Грознов… Ну, совсем уж другая история!

– Это же Александр Николаевич Островский! Великий русский драматург!

– Если бы не высокий рост, не знакомый завсегдатаям театра характерный голос, вас трудно было бы узнать в типе, какого на сей раз приходится играть, – не знаешь даже, как относиться к этому солдафону с его походкой, рассуждениями, манерой говорить. Это явно театральный типаж, а не живой человек, а?

– Утрировать, конечно, приходится, но, если покопаться в перечне литературных героев прошлого-позапрошлого веков, подобного типа непременно встретишь. Зато в спектакле Бориса Лукинского он легко заводит зрителя, помогая понять круг забот обитателей той купеческой среды, заботам которых посвящена комедия Островского «Правда хорошо, а счастье лучше».

– Для актера это смелость или кураж – облачаться в несуразный костюм и грим, изрекать плоские шутки, учить уму-разуму с помощью сомнительного свойства постулатов из житейской мудрости обывателя…

– Вы явно обратили внимание на чисто внешние впечатления. А для меня эта пьеса – знаете о чем?

– О чем?

– О… любви!

– ???

– Заметили, как все участники спектакля меняются, когда, хоть и робко, прозвучало слово о каком-то таинственном романе, о былых амурах постаревшей хозяйки? «Любовь» – и все неурядицы отступают, и проблемы решаются сами собой, и все добрее становятся. Роль Силы Грознова, как и жанр спектакля, для меня, думаю, и для партнеров – возможность похулиганить, побалагурить, искупаться в материале и получить удовольствие.

– Это-то как раз и видно из зри-

тельного зала.

– Заметьте, у моего героя в спектакле очень важная роль – он оказался главным, связующим звеном, как раз развязавшим узел противоречий и обеспечившим благополучный конец.

– Все-таки всем хочется быть главным.

– А почему бы и нет…

 Галина Микеладзе

 

 

Каспий.- 2010.- 20 ноября.- С.9-10.