Маэстро, которого не знаем

Ризван Садырханов: Есть у меня друзья, которыми меня одарил Всевышний!

Скажу сразу, о Ризване Садырханове раньше мне не приходилось слышать, о чем могу только сожалеть. Это интервью могло случиться гораздо раньше. Но, как говорится, случилось то, что случилось, и случилось оно именно сейчас. Ризван Садырханов – удивительный человек! Вот сижу напротив и восхищаюсь его простоте, открытости, доступности в общении… Почему это меня удивляет, спросите вы. А все потому, что время, в котором мы с вами живем, не всегда благосклонно к таким незаурядным личностям, как мой собеседник. Мне думается, что он уже оставил свой след во времени, в искусстве…

Ризван Садырханов снискал признание за пределами Азербайджана давно. Но не среди нас с вами, не в своем отечестве, которому он честно и беззаветно служит. Несмотря на все очевидные успехи и достижения, к сожалению, он до сих пор остается практически невостребованным, незамеченным у себя на родине. При этом, делая вид, что ничего такого и не происходит, он продолжает заниматься своим любимым делом.

– Что для вас музыка? Как вы ее воспринимаете? Это служение или способ самовыражения, это ваше мироощущение или нечто иное?

– Музыка для меня – не средство кого-то удивить. Это действительно способ моего самовыражения. Это то, что наполняет смыслом всю мою сущность, ибо окружающий мир для меня – это музыка! Если дать академическое определение музыке, то это слуховое освоение человеком окружающих звуков в меняющемся мире. Музыка сама связана с психофизиологическим состоянием человека так же, как слово, танец, мимика, жест. Слушая музыку, я испытываю колоссальное удовлетворение, сравнимое разве что только с молитвой. Моя любимая оперная теноровая ария – это ария Калафа из оперы Джакомо Пуччини «Турандот». Если же говорить о моей любимой музыке в общем контексте, то это, конечно же, огромный мир классической музыки, на которой я воспитан.

– В таком случае что для вас поэзия?

– Поэзия – это музыка слов! С раннего детства музыка связана у меня со словом. В какой-то момент я впадаю в такое состояние, его я называю «наваждением», когда должен написать песню, сочинить композицию. И тогда я обращаюсь к стихам авторов, которых перед этим читал, чтобы настроить их на музыку. В детстве я часто пел. Если пел грустные песни, то окружающие знали, что у меня что-то не ладится, что-то не так. Если же это были веселые, задорные мелодии, то это означало, что все не так уж и плохо. Песня – прекрасный вид искусства. Из ритмики стиха рождается форма. На одно стихотворение можно написать пять-шесть, а то и более мелодий. Помню, как родились мои песни на сонеты Уильяма Шекспира. Мне было 14 лет, и я очень увлекался его сонетами. Так родились песни на стихи Назыма Хикмета, Микяила Мушвига, Расула Рзы, Месхэти Гянджеви, Гашим бека Сабига, Алексея Маркова, Андрея Дементьева, Сильваны Парини, Татьяны Юриковой… Все эти песни написаны и исполняются мною на языке оригинала. Языки с детства воспринимаю легко. Когда-то пел итальянские песни, ведь они были так популярны на заре моей молодости. Не понимая смысла, я пел настолько воодушевленно, что меня прозвали «Карузо» (улыбается). Гораздо позже мне посчастливилось соприкоснуться с итальянским – я брал уроки у Марии Фабиани в Итальянской академии. Я учил этот язык методом соответствия, т.е. брал нужное слово и искал для него близкое мне по аналогии значение. Это очень помогает в изучении иностранного языка. В Италии я брал уроки по санскриту у Роберто Марчелли, прожившего более 20 лет в Индии. Он – автор первого словаря с санскрита на итальянский.

– «Не видел я, в каких ни плыл морях, из первой вырастя матроски, светлее дня, чем в маминых глазах, теплее ночи, чем в глазах отцовских». – Что, по-вашему, значат эти строки?

– Взгляните на эту фотографию на стене. Это – я, в матроске. Мне пять лет. Родом я из Карабаха. Отец – Султан Садырханов работал горным инженером. Мать – домохозяйка. Мое детство прошло среди нефтяников, отец часто брал меня с собой в экспедиции. В школу пошел в Шамкире – городе моего детства, который помню и сегодня: обустроенный, ухоженный, с аккуратно выстроенными дома-

ми, палисадниками, сочно-зелеными газонами, ухоженными садами, благоустроенными дорогами. Все это было создано руками немецких колониалистов, у которых я многому научился: аккуратности, четкости, вежливости, организованности. В четвертый класс я уже пошел в Баку,

куда переехала наша семья. Учился в 134-й школе. Параллельно с учебой продолжал петь, сочинял песни.

– «Вышки вышагнули в Каспий,

встали – моря поперек…», и вы решили стать нефтяником?

– Да, действительно. Вначале я реализовал себя как нефтяник, пошел по стопам отца – этого хотели родители. Прошел путь от помощника бурильщика до директора филиала Всесоюзного института «ВНИИТНЕФТЬ». Участвовал в научных разработках, многие из которых и сегодня применяются в нефтяной отрасли. Меня приглашали в Москву, в Куйбышев (Самара) на работу во Всесоюзном нефтяном институте.

– «Открытье позднее не сладко.

Пусть даже это не пустяк.

Бывает, бьешься так и сяк

Над заколдованной загадкой, а все никак…». Вы уловили ложь своей жизни?

– Ну не то, чтобы ложь, это сильное слово. Но я все время раздваивал-

ся. Параллельно с учебой в вузе на горного инженера учился в музыкальном училище имени Асафа Зейналлы по классу Милованова. Еще студентом я был удостоен чести выступить в Колонном зале Дома Союзов в Москве. Позже продолжил учебу на вечернем отделении в Государственной консерватории (ныне БМА) имени Узеира Гаджибейли по классу вокала у Кямала Керимова, совмещая учебу с работой. Надо сказать, дружба с выдающимся музыкантом Рауфом Атакишиевым позволила мне стать артистом – вокалистом первой категории. После консерватории я сделал неудачную попытку попасть на нашу оперную сцену. Думаю, это было к лучшему. Я сильно огорчился, но не сломился. Продолжая работать нефтяником, периодически выступал на концертах. Песенным жанром тогда я увлекся сильно, написал аж 800 песен на стихи азербайджанских, русских и других зарубежных авторов. В 1981 году меня пригласили выступить на юбилейном вечере поэта Алексея Маркова в ЦДЛ в Москве. Через десять лет, перед самым развалом СССР, я был удостоен чести выступить на сцене Московского Большого театра, где мне доверили исполнить арию Низами из одноименной оперы Афрасияба Бадалбейли. Я выступал на одной сцене с выдающимися певцами – Муслимом Магомаевым, Фидан и Хураман Гасымовыми и Фархадом Бадалбейли. Дирижировал оркестром народный артист Азербайджана Рамиз Меликасланов.

– Вот и подошли мы к тому, что изменило вашу жизнь окончательно и бесповоротно.

«Глупый! – построить ли в бурюбелый домик бумажныйпод голубенькой крышей конверта?

Кто осмелится жить в нем?

Оставь же, не надо ловить

Эти легкие хлопья надежд...» Письмо, изменившее вашу жизнь. Расскажите о нем.

– (Улыбается). Ну что сказать. Разве только то, что я очень хотел петь на оперной сцене. Долгие годы шел к этому. Мне помогали Тофик Гулиев, Рамиз Меликасланов, Назим Рзаев, Ариф Меликов, писатель Рафаэль Гусейнов. Эти люди поддерживали меня в моих начинаниях. Но этого было мало, я стремился на оперную сцену… и написал письмо президенту Италии. Это был крик отчаяния, а его услышали. Меня пригласили в Посольство Италии в Москве. Там от имени президента Италии меня пригласили, после прослушивания, на учебу в Академию вокального искусства в городе Озимо, что в провинции Марке. Успешно сдав экзамены, был зачислен и обеспечен стипендией. Хотя денег хватало лишь на оплату жилья, я был безмерно счастлив. Занимаясь со знаменитым маэстро Марио Мелани, я осваивал бельканто. Мой учебный день был насыщен. Учеба в академии была не из легких, но почетных для меня. Достаточно сказать, что с ней связаны имена Джильи, Гяурова, Паваротти. Из 38 слушателей академии со всего мира я был тем первым азербайджанцем, кого отобрали на международный конкурс теноров в Реканати, родину Беньямино Джильи. Мой драматический тенор, по оценке итальянских специалистов, был признан лучшим и мне вручили почетный приз. Его я получил из рук самого Франко Коррели. В Италии говорят, что оперное искусство – это как Джомолунгма, и на самой ее вершине находится Корелли, за ним идут Карузо, Джильи, Паваротти. Волей случая там, в Италии, я познакомился и с семьей Франко Корелли. Мы и сейчас ведем переписку. Позже я получил и Кубок президента Италии Джулио Андреотти на музыкальном фестивале в городе Фабриано, где традиционно выступают лучшие певцы этой страны. После первого года учебы в Италии я получил вид на жительство с формулировкой «Оставаться на территории Италии вечно без окончания срока». В городе Монте Сан Вито на концерте, посвященном Франко Корелли, я исполнил неаполитанскую «Катари», лучшим исполнителем которой является Корелли. Его возглас «Браво!» был и остается лучшей наградой для меня, знаком высокого признания великим Маэстро. Потом были выступления в Венеции, Неаполе, Тревизо, Анконе, которые привлекли внимание концертмейстера Питера Кенели. Он подготовил программу, с которой я выступил в нескольких городах Италии, а также в посольстве СССР. Мои успехи не остались незамеченными. В условиях информационной блокады вначале Выборнов, а затем и сам Гурнов из «Вестей» рассказывали о нефтянике из Азербайджана, поющем оперные арии. Мне поступило более десяти предложений от оперных театров Франции, Англии, ряда городов Италии. Я уехал в Италию в возрасте 39 лет: два года учился по специальности «искусство преподавания пения», в 1992 году, после возвращения из Италии, сдал в отдел кадров нашей консерватории диплом, подтверждающий мое право на преподавание вокала. Директором академии синьором Сорбини мне было доверено проводить отбор одаренных ребят на учебу в Италию. Первый, кого я рекомендовал в итальянскую академию, был Эльдар Алиев. Прекрасный бас, который выступал в Ла-Скала несколько лет на одной сцене с Паваротти, Доминго, Миреллой Френи. Потом были Джавид Самедов, юный тенор Азер Рзазаде, прозванный в Милане ласкательно «Азерино». Нужно знать итальянцев, чтобы понять, что это означает. Это очень большой аванс! С ними я связываю будущие успехи нашей оперы. Случай свел меня с Авезом Абдуллаевым. Этот мастер умеет создавать на сцене особую атмосферу высокого искусства. Я рад, что теперь он блистает на сценах театров Европы. Работа с голосом для меня – особое удовольствие. Вот приходит молодой человек, просит прослушать его. На первый взгляд, ничего выдающегося. В действительности, если правильно огранить алмаз, может сверкнуть бриллиант чистейшей воды, спрятанный в горле. Специалисты вокала это называют «вытащить голос» или «портаре фуори», если хотите. Я всегда мечтал и мечтаю создать в Баку школу вокального искусства бельканто. Пытался заняться этим в БМА, но, увы… Вы знаете, что такое «тремоляция голоса»?! Это, если проще объяснить, не собранный, не опертый звук, разновидность «вибрато» в голосе. Франко Корелли в 54 года покинул из-за этого сцену, уйдя на преподавательскую работу. Тонкая организация голоса, как и орган, не терпит суеты, к нему нужно очень бережно относиться и очень умело настраивать. Чем звонче хрусталь, тем он и хрупче, и тоньше, и изящней!

– Маэстро,

«Работа – вечная забота.

Запах вечности – запах пота». А как у вас?

– У меня так же! Сам термин «опера» переводится с итальянского как «работа, дело, труд». Для итальянцев «опера» то же самое, что для нас, скажем, мугам.

– Простите, маэстро, я снова…

«Работать, бить киркой в скалу,

в неиссякаемой отваге,

а не в забывчивом пылу,

– чтоб волю дать целебной влаге,

чтоб научиться ремеслу». Вы обучились ремеслу, постигаете великое искусство оперы, постоянно работаете. А над чем?

– Хороший вопрос. Как уже я отметил, у меня нет сцены как возможности передавать свое мастерство молодым талантам, которые идут следом. Когда я пересекал границу Италии, имея документ «с правом на вечное жительство», пограничник с недоумением спросил: «Синьор, неужели вы не понимаете, что делаете?» Я понимал – возвращаюсь домой.

– «Азербайджан!

Купель огня, гряда несокрушимых башен.

Я твой навеки, ибо я из праха твоего заквашен.

Во мне, как терпкое вино, твой дух стремится по излукам.

Возвысь, низвергни – все равно!

Лишь не казни меня разлукой».

– (после паузы). Да, именно так! Возможно, это и прозвучит высокопарно, но я не могу отрицать, что вернулся к себе на родину, где мой очаг, мой дом, моя семья. Я сын этой страны, и не собираюсь ее покидать. Более того, я искренне считаю, что корни моего вдохновения взращены на этой древней земле. Я не готов к разлуке! Моя жизненная философия: «Больше звезд!» Весной 2008 года состоялась премьера моей песни «Шушам» по AzTV, она заканчивается темой надежды, радостью возвращения.

– «Земля! Она надежна и верна.

Но что она без соловьиной сини твоей любви?

Без доброго зерна твоей надежды – в дочери иль сыне?

Но что она – без солнечных затей беспечных

и забывчивых друзей?»

– Красивые строки! Это поэзия покойного Мансура Векилова. Вы задаете мне вопросы его поэтическими строками. Он рано ушел из жизни, оставив легкий след в душе многих знавших его людей. Мне трудно говорить об этом. Я очень люблю поэзию. Каждого поэта любишь по-своему. Когда я работаю над песнями того или иного автора, то погружаюсь в них полностью. Так было со стихами Назыма Хикмета. Так случилось и со стихами Андрея Дементьева и других поэтов. Я всегда работаю циклами. Совместно с Андреем Дементьевым мы объездили весь Израиль. В 2002 году в концертном зале «Россия» отмечалось 75-летие этого замечательного русского поэта. Я выступил на юбилее с презентацией диска «Аварийное время любви». Программа творческого вечера под названием «Последний романтик» прошла в ноябре 2010 года и в нашей филармонии при поддержке Министерства культуры и туризма Азербайджана. Знаете, с Андреем Дементьевым я познакомился в Москве, когда он был еще главным редактором журнала «Юность». Мне дали пять минут на аудиенцию, а я ушел в восемь часов вечера, более того, мы до сих пор дружим. Благодаря Андрею Дементьеву я познакомился с Иосифом Кобзоном, они и пригласили меня на гастроли в Израиль. Не сочтите за нескромность, но объявляя мой номер на концертах, Иосиф Кобзон обращался к публике: «Вы знаете, Азербайджан дал миру Бюльбюля, Рашида Бейбутова, Муслима Магомаева, а теперь – Ризван Садырханов!» Никакого звания у меня не было и нет, но это прозвучало. Был концерт с Кобзоном, Тамарой Гвердцители, Ренатом Ибрагимовым и другими известными исполнителями в Москве, в концертном зале «Россия». У меня много хороших друзей, уверен, на них держится мир и мои проекты. А проекты у меня нескончаемы. Я привык ежедневно встречать музыкой утро и провожать ею день. В 2006 году была презентация моего диска в Турции на канале ТRТ на шоу Фатиха Эркоча с песнями на стихи Назыма Хикмета. Выпущен и альбом с нотами к песням. Для Италии я подготовил диск «Грация, Италия». В него вошли песни на слова итальянского классика Джакомо Леопарди, а также на стихи других итальянских поэтов, среди которых и Сильвана Парини. Недавно на канале Mədəniyyət состоялась премьера телефильма по сценарию Рафаэля Гусейнова, посвященная творчеству Гашим бека Сагиба. Это моя первая попытка написания музыки к фильму. Уже давно лежит готовая рок-опера «Синдбад-мореход». Закончена работа над циклом песен на стихи Гатрана Тебризи. К столетию Расула Рзы был написан цикл романсов на его стихи. К юбилею Месхэти Гянджеви готов мой цикл песен на стихи этой поэтессы. Детская песня «Oxuyuram Əlifba», написанная на стихи Рафаэля Гусейнова, регулярно исполняется на концертах, по радио и на телевидении. Сейчас я работаю над циклом песен на стихи Шамсаддина Мирзы Гаджара, поэта середины ХIХ века. Хочу вернуть его имя нам, его землякам. Он должен занять свое место в пантеоне азербайджанской поэтической строки. Знаете, очень много из моих идей и планов не было бы осуществлено, если бы не друзья. Есть у меня друзья, которыми меня одарил Всевышний!

– «Воистину тот шах в искусстве понимал,

когда он семь красавиц обнимал,

не глядя на различие цвета кожи,

нарядов, языков, племен и рас….

Но и политиком великим был он тоже,

соединив их восхищеньем глаз». В этом простом стихе Мансура Векилова глубинный смысл. Ах, если бы мы все это понимали верно. Как вы полагаете, маэстро?!

– Согласен с вами на все сто.

Нелли АТЕШГЯХ

Каспий. – 2011. - 31 декабря. – С. 10.