Что дал нам соцреализм?

 

О литературе советского периода

 

Говорить об участии Союза писателей в административной имплантации соцреализма в литературу, в «разоблачительной» кампании, охватившей страну, в искажении шкалы литературных ценностей псевдоэстетическими критериями Системы и пр. – как ломиться в открытые ворота; но, вместе с тем, сегодня рассматривать деятельность СП в масштабах СССР, а особенно в союзных (скажем, в Азербайджане) и автономных республиках (Татарстане, Дагестане и т.д.) не только как объект критики – далеко от исторической объективности и показатель верхоглядства. Я особенно акцентирую роль писательских союзов в союзных и автономных республиках, ибо здесь речь идет о роли этих организаций в развитии национальных языков, даже создании первых образцов письменной литературы в некоторых регионах. Если на каком-то языке напишется первый рассказ, то в соотнесении со значимостью факта, по-моему, не имеет значения, каким литературным методом он написан.

Я писал уже особо об исключительной роли Союза писателей Азербайджана не только в сбережении, но и развитии нашей национальной «самости», литературно-художественных ценностей (см. «Союз писателей, наша литература и мы сами», «525-я газета», 18 февраля 2010 г.) и не хочу повторяться. Могу сказать только то, что для меня лично бесспорна знаменательная роль Союза писателей Азербайджана, при всех противоречиях, сложности, парадоксах, а порой и уродствах пути к возрождению национальной независимости, в пору апофеозного разгула Системы – 1930-40-50 годы.

Эпитет «знаменательная» – не случаен. Что такое литература? Если в двух словах: самоизъявление таланта. Стремление Системы управлять литературой путем соцреализма, по сути, есть стремление и корыстная жажда управлять талантом.

Обладателя таланта можно ликвидировать (Микаил Мушфик), политически-идеологически ангажировать (Мехти Гусейн), частично «приручить», но талант, отдав дань панегирикам, артвождям и кремлевской звезде, предпочитал выводить на сцену гордого поэта и государственника Вагифа (Самед Вургун), говорить о боли разобщенной нации («Южные стихи» Сулеймана Рустама) или же взрывать укоренившиеся каноны новым художественным мышлением («Краски» Расула Рзы); таким образом, практика соцреализма еще раз доказала, что всецело и окончательно «зомбировать» талант невозможно.

И поэтому сегодня, по прошествии 20 лет после краха Системы (и соцреализма), творчество Микаила Мушфига и Самеда Вургуна, Сулеймана Рустама и Расула Рзы, Сулеймана Рагимова и Мир Джалала, Мирзы Ибрагимова и Абульгасана, Али Велиева и Османа Сарывелли, Мехти Гусейна (вспомним одну из первых повестей «Ненависть» и последний роман «Подземные реки текут в море») и Ильяса Эфендиева, Исмаила Шихлы и Исы Гусейнова, Бахтияра Вагабзаде и Али Керима, Мамеда Араза и Исы Исмаилзаде и других остаются и несомненно останутся как в той или иной степени серьезные художественно-эстетические факты азербайджанской литературы ХХ века и вообще всей нашей литературы, ибо литература интересна и ценна в контексте истории и судьбы народа, на языке которого она написана.

Конечно, Система была сильна, и чтобы выстоять перед ее натиском, требовались адекватная сила и эквивалент таланта. Порой складывалась странная картина: в одном и том же произведении находят воплощение конъюнктурные припарки в угоду соцреализму и художественные прорывы таланта, отнюдь не уживающиеся с предписаниями метода.

Вспомним роман «Манифест молодого человека» Мир Джалала: с одной стороны как фон – революционная тема, с другой стороны – художественно впечатляющая трагедия азербайджанского «Гавроша» – Бахара, любимого героя нескольких поколений. Или – «Вешние воды» (Ильяс Эфендиев); фон – коллективизация, строительство колхозов, с другой стороны – художественно-психологический анализ богатого внутреннего мира председателя колхоза Алхан-киши. (Впоследствии Мирза Ибрагимов образом Рустам-киши («Слияние вод» – в русском переводе) стремился развить эту тему в нашей литературе). Именно поэтому мир естественных человеческих чувств и переживаний Угура и Шафаг в этой пьесе, написанной в 1948 году, в пору послевоенного метастаза сталинизма (Системы!), поныне горячо воспринимается зрителями театров независимого Азербайджана.

В литературном хозяйстве соцреализма, наряду с бездарной конъюнктурой, встречалась и талантливая конъюнктура; как бы это словосочетание странно не звучало, тем не менее оно точно. Конъюнктура (полити-

ческая) – один из основных компонентов (подспудных мерил!), произведших на свет и пытавшихся формировать соцреализм.

В творчестве, очерченном рамками соцреализма, без конъюнктурности не обойтись. Потому, наряду с бесталанной конъюнктурой, появлялись художественные воплощения конъюнктуры, в той или иной степени талантливой. Во всяком случае, было бы неверно с критериев научной объективности, по художественному уровню ставить на одну доску «Слияние вод» («Большую опору») Мирзы Ибрагимова или «Внуки старой Тамаши» (Абульгасан) или же «Утро» (Мехти Гусейн) с «Мингячевиром» Авеза Садыха, «Тайной недр» Манафа Сулейманова или с «Ниной» Сабита Рахмана.

Да, эти произведения с точки зрения политической конъюнктуры служат единой цели – изображению победы большевистской революции, социалистического общества и счастливо-благополучного развития этого общества, но в художественном отношении они никак не равноценны; думается, наше постсоветское литературоведение не должно упускать из виду этот вопрос.

Романы типа «Мингячевир», «Тайна недр», «Нина» – это безвкусные афиши, в лучшем случае плакаты тем, требовавшихся господствовавшей идеологией; а романы типа «Слияние вод», «Внуки старой Тамаши», «Утро» были попытками наделить художественной плотью и кровью актуально-конъюнктурные темы.

Самым примечательным (и удивительным!) обстоятельством было то, что талант-

ливо написанные образцы соцреализма в куда большей степени служили прогрессу общества, нежели развитию литературы, и эта роль была значима и важна с точки зрения культурного движения нации.

Вспомним «Севиль» (Джафар Джаббарлы). Как образ, Севиль (как и Гюлюш) художественно-эстетически проигрывает в соотнесении с Балашем или Дильбер, или же парой Абдулали-Мамедали, и можно в этой связи предъявить претензии, дескать, Севиль суха, плакатна по характеру, на сцену выведена более социальная модель, нежели художественная индивидуальность и т.д. Но сценическая Севиль сыграла исключительную роль в социальном самоутверждении азербайджанской женщины, и сравнительно слабый, художественный образ превратился в мощный общественный стимул.

Сегодня весь мир занимается проблемой гендера, а Севиль начала это дело еще с 1928 года, выйдя на сцену. Статую «Освобожденной женщины», воздвигнутую в Баку, народ до сих пор именует «Памятник Севиль». В свое время, особенно в юные годы, я относился к Павлу Корчагину иронически, и он, действительно, как художественный образ – наглядный герой соцреализма. С уходом соцреализма в небытие – вместе с СССР – «Как закалялась сталь» и в нашей, и в русской, и, полагаю, в литературной критике других постсоветских стран, превратился в символ антиискусства. Но вот, поглядите, минуло двадцать лет после распада СССР и коллапса соцреализма, а Корчагин не забывается; и, присмотревшись, вы заметите, что и отношение русской критики к нему постепенно умягчается, и нет былой агрессивности.

В чем же дело?

В том, что Корчагин, не будучи художественно-эстетическим событием, стал очень эффективным социальным событиемртур («Овод» Э.Войнич) – как художественный образ – живой человек, причем куда больше романтик (суровый романтик), нежели фанатик, его любовь к Джемме, отношения с Монтанелли прослежены и выписаны тонкими и точными психологическими деталями и штрихами. А Корчагина большевистский фанатизм превратил в робота, его человеческие особенности оттеснил классовый подход ко всем явлениям жизни; в суровости Корчагина нет и следа романтичности, он реалист, и его можно только искусственно облачить в романтика,

и долгое время установки соцреализма занимались этой функцией, то есть литературной фальсификацией. Образ Артура, явившись художественно-эстетическим событием, одновременно стал и событием общественным, мощно влиявшим на формирование новых поколений, воспитание мужества, принципиальности, гражданственности, личной отваги. Но дело в том (вот вам парадоксы соцреализма!), что и Корчагин, как художественный образ, явно проигрывающий Артуру, тоже ведь стал социальным событием, мощно влияющим на умы и сердца.

Или в «Алмас» (Джжаббарлы) – насколько по сравнению с Алмас живы, полнокровны, колоритны, как художественные образы, Имамяр, или Шариф, или же Мирза Салман, – но Алмас в 30-е годы (пьеса была поставлена на сцене в 1932 году), стала очень важным социальным стимулом, событием в отстаивании прав азербайджанской женщины, в утверждении ее гражданской роли в жизни общества.

Севиль, Алмас, Чапаев (в одноименном романе Фурманова), Левинсон («Разгром» Фадеева), Мехман (в одноименной повести Сулеймана Рагимова), Михайло – Мехти Гусейнзаде («На дальних берегах» Имрана Гасымова и Гасана Сеидбейли) и другие подобные образы наводят на мысль, что соцреализм сам по себе более общественное, нежели филологически-эстетическое явление. Соцреализм не смог сыграть эффективную художественную роль в сохранении Системы, но в общем развитии социума сослужил серьезную службу.

В контексте темы я вел речь о двух пьесах Джафара Джаббарлы, творца неповторимой галереи сценических образов, талантливейшей фигуре азербайджанской литературы ХХ века, автора классических пьес «Невеста огня», «В 1905-м году», «Перелом», и здесь хотел бы затронуть один важный вопрос.

Я совершенно скептически отношусь к попыткам переиначить художественно-идеологическую направленность таких произведений, как «Севиль», «Алмас», «Яшар» – образцов соцреализма. По сути, такая искусственная переделка и невозможна, и я об этом писал в обстоятельном эссе о Джжаббарлы (см. «Личность и талант», Баку, 2000).

На днях в разговоре с одним из известных режиссеров я узнал, что он намеревается дать новую постановку «Алмас», ибо сегодня на эту пьесу надо посмотреть «совершенно новым взглядом», и он хочет дать Имамяра, директора школы Мирзу Салмана в «положительном плане». Я считаю (и об этом сказал другу-режиссеру), что нет никакой нужды в подобном «новом прочтении» Джжаббарлы и «совершенно новом взгляде», и этот «новый взгляд», по сути, это не взгляд глазами искусства, а взгляд глазами новой конъюнктуры: вчера конъюнктура вывела Алмас на сцену, художественно «иссушив» ее, а сегодня та же конъюнктура видит художественно многомерного («отрицательного!») Имамяра в «положительном» свете. Художественно-эстетическая сущность конъюнктуры такова, что для нее «положительное» и «отрицательное» сопряжены более с велением (императивом) эпохи, чем с убедительностью художественного решения, и потому эти оценочные атрибуты – факты эпохи, а не художественности.

«Алмас» и сегодня надо ставить на сцене как есть, и этот спектакль, думаю, может быть весомым художественным документом для раскрытия и показа характера, психологической ауры времени – это уже зависит от меры таланта и широты режиссерского мировидения.

Опыт «Севиль» и «Алмас» свидетельствует, что хотя соцреализм не выдержал испытаний истории, в рамках его установок создавались и такие произведения («Зангезур» Эйюба Аббасова, «Наступит день» Мирзы Ибрагимова и др.), которые категорически нельзя перечеркивать. Неприятие соцреализма не должно приводить к недооценке или отрицанию успешных художественных решений в период владычества этого метода.

Если подходить с таких ошибочных методологических принципов, тогда как сегодня пришлось бы, например, отказаться от хрестоматийных литературных фактов – «Манон Леско» как памятника французского сентиментализма или «Бедной Лизы» как образца этого течения в русской прозе.

Правда, есть в этой аналогии нюансы: сентиментализм был сугубо художественно-эстетическим явлением, а соцреализм – политико-административное явление

в эстетике. Сентиментализм вышел на арену как результат естественных исканий, а соцреализм был административно насажден в практику литературного творчества; сентиментализм обозначил этап движения и остался в прошлом, а соцреализм изжил себя как несостоявшаяся претензия на универсальную формулу отображения жизни.

Но при всем том роль, которую сыграли в движении общества такие знаковые персонажи, как Севиль, Мехман, Байрам («Утро»), Фиридун («Наступит день») – ставит соцреализм в самоприсущее положение, отличает его от сменяющих друг друга или совместно развивающихся литературных течений. Если в отношении к другим методам и течениям литературы главный критерий – художественность, то в случае с соцреализмом доминируют социально-идеологические мерила. Можно принимать или не принимать этот механизм, но не замечать и не учитывать нельзя. Я твердо убежден, что стихи Самеда Вургуна о Сталине, поэма о 26-ти, поэма Мушфига о Сталине или многие «идейные» (т.е. «партийные») медитации Сулеймана Рустама, поэма Расула Рзы «Ленин» не должны «утаиваться» со стороны литераторов, издателей, редакторов, искренне любящих и чтящих этих мастеров слова. Эти художники, как я уже говорил, – творцы, которые имеют неоспоримое и непреходящее место в азербайджанской литературе ХХ века.

Они – авторы, которые в зловещей ауре 1937-го, в пору разгулявшихся симптомов великорусского шовинизма (И.Сталин был большим католиком, чем Папа…) призывали писать и творить на родном языке – примером вургуновского Вагифа из одноименной пьесы, создавали такие неповторимые лирические жемчужины, как «О если бы то лето повторилось…» М.Мушфига, или воплощали национально-гражданственное художественное мышление в «Южных стихах» (С.Рустама), или же создавали образцы, далекие от постулатов соцреализма и не вмещающиеся ни в какие предписанные клише – поэму «Кабы роза не цвела…», цикл «Краски» (Расул Рза), и в таком случае нет никакой нужды в косметических «операциях по утаиванию».

Представил на миг, что величальные стихи Хагани, обращенные к венценосному Ахситану:

Шах – первейший наш Мехти,

Сулейману быть вторым,

Человек – ему слуга, джинны –

стражники пред ним.

Небо – шаха раб, и солнце –

чаша полная вина.

Будь кейван мечом твоим,

а Бахрам копьем твоим, -

переписчики, авторы антологий-тезкире решили изъять, и они не дошли до нас – что же мы выгадаем тогда? В таком случае, и литература, и литературоведение претерпели бы урон, и, ясное дело, высказывал эти соображения я, движимый интересами нашей литературы и исторической объективности.

С другой стороны, что потеряет великий Хагани, если приведенные строки сохранены и дошли до нас? Если есть «Развалины Медаина», то Хагани ничего не теряет. Эта же мысль относится и к позднейшим произведениям периода соцреализма, например, к поэме о Ленине Бахтияра Вагабзаде или, скажем, стихам Тофика Байрама о партбилете и другим произведениям этого типа. Одно дело – всю жизнь писать скучные вирши о Ленине, от мальчика Володи до кончины Владимира Ильича, другое дело – когда истинный художник, искренне веруя или же используя «ленинскую тему» как локомотив для протаскивания через главлит основного «эшелона» стихов, обращается к подобным темам. Давайте не будем забывать, что между Системой и соцреализмом была органическая связь. Система заставляла даже Анну Ахматову поддакивать хору «соцреалистов» – «Где Сталин, там свобода!», побуждала Михаила Булгакова написать пьесу о Кобе, и мы встречаем немало примеров подобного рода и в творчестве других крупных художников, не укладывавшихся в «прокрустово ложе» соцреализма.

Или взять тех, кто «истинно веровал». Выше я говорил о Павле Корчагине, и у меня нет сомнения в том, что Корчагина, его без-

оговорочную, искреннюю веру сотворили и породили не корыстные, меркантильные мотивы прикованного к постели парализованного слепого человека, а являла сама целостная натура, убежденный фанатизм борца «за освобождение человечества». Николай Островский награждается орденом Ленина и пишет благодарственное письмо вождю: «Любимый товарищ Сталин! Я хочу сказать несколько сердечных слов великому вождю и учителю страны, дорогому для меня человеку: я нанесу врагу удар другим оружием. Тем оружием, которым меня вооружила ленинско-сталинская партия».

Этот же больной парализованный человек в одном из писем сообщает другу: «Как можно жить вне партии в такой великой, такой необъятной жизни?» Эти слова идут от сердца, и потому-то Николай Островский достоин уважения. Именно эта непоколебимая вера, эта убежденность подвигла его написать «Как закалялась сталь». Вера подвигает, а творит произведение все-таки талант.

Мехти Гусейн на первых этапах писал небольшие романы (повести) – такие, как «Ненависть», «Крик», художественно, может, не дотягивающие до высокой планки, но, во всяком случае, и не являвшиеся всецело плодами соцреализма; однако идущая от сердца вера в идеи социализма впоследствии привела к появлению таких произведений, как романы «Абшерон», «Черные скалы», поставив автора в ряды классиков соцреализма.

Тусклые произведения не выдержат испытания временем, например, повесть «Пери-хала и Ленин» (Мирза Ибрагимов) – детище «соцреалистического» видения, – канет в Лету сам по себе, не только из-за темы, но и по причине художественной несостоятельности, искусственности фабулы; но роман «Наступит день» того же автора, тоже детище «соцреалистического» писательства, останется, ибо здесь соцреализм позволил (или автор позволил себе!) ввести в литературу идеи национального самостояния, национальной свободы.

Не забудем и то обстоятельство, что за 70 лет административного приложения соцреализма к искусству, наряду с произведениями (талантливыми и бесталанными!), созданными по лоциям этого метода, появлялись, в особенности после ХХ партсъезда, произведения, написанные вне принципов соцреализма, которые Система не могла (может быть, уже подсознательно и не хотела) распознать, «раскусить», оставляя их в покое порой после основательной критической взбучки, а порой ограничившись легким угрожающим рычанием.

Вспомним русскую литературу: есть образцы, которые увидели свет много позже, после кончины автора (М.Булгаков, А.Платонов и др.), иные произведения были обречены на вечное забвение, и запрет с них был снят только с крахом соцреализма (Б.Пастернак, В.Гроссман и др.); каноны господствующего метода так или иначе расшатывали и подрывали шестидесятники (В.Аксенов, А.Гладилин, Е.Евтушенко, А.Вознесенский, Б.Ахмадулина и др.), и в тот же период идеологические громы и молнии обрушились на Дудинцева («Не хлебом единым»); в 70-80-е годы утвердилась представленная разновозрастными авторами плеяда лидеров новой литературы (С.Залыгин, В.Астафьев, Ю.Трифонов, В.Белов, В.Распутин и др.).

Разве не примечателен факт – Валентин Катаев, написав после войны повесть «Сын полка», удостоившись Сталинской премии и став обласканным классиком лояльной соцреалистической литературы, позднее, с шестидесятых годов, выдал совершенно иные повести, снискавшие ему место уже в рядах классиков русской литературы?..

В азербайджанской литературе – упомянутые выше «Южные стихи» (С.Рустам), «Краски» (Р.Рза), а также, на мой взгляд, «Ты всегда со мной» и «Не оглядывайся, старик!» (пьеса и роман Ильяса Эфендиева), многие стихи Б.Вагабзаде и более молодого Исы Исмаилзаде, стихотворение Габиля «Трамвай идет в парк» (1960), феномены Исы Гусейнова (проза) и Али Керима (поэзия) – называю первые пришедшие на память имена – никоим образом не являются художественной иллюстрацией соцреализма.

Итак, возвращаясь к теме, – что же дал нам соцреализм?

 

 

ЭЛЬЧИН

 

Каспий. – 2011.  -18 июня. – С. 8.