Статус стартовой площадки

На Малой сцене ТЮЗа состоялась премьера спектакля «Игра» по пьесе Сэмюэля Беккета

Малая сцена ТЮЗа, которой с благословения Министерства культуры и туризма Азербайджана суждено стать новым, экспериментальным очагом и которую, как мы уже сообщали («Каспiй», №46, 7-13 декабря), готовила народная артистка Джаннет Селимова, пригласила зрителей, первой же работой подтвердив статус стартовой площадки для новых, необычных проектов. Планируя, что здесь будет некий интеллектуальный уголок, открытый для спектаклей, попасть на которые зрители наверняка посчитают за большую честь, Джаннет ханым имела в виду, что в отсеке Малой сцены все - от выбора драматургического материала, режиссерских решений, манеры актерской игры до убранства интерьера миниатюрного фойе - исключает «работу» на массового зрителя. Что, создавая в некотором роде эффект привычного нынешней публике экранного крупного плана, создаст доверительную атмосферу. И вот кропотливая работа завершена. Пришедшие на премьеру зрители увидели в самом деле совершенно необычный спектакль, который в качестве режиссерского дебюта подготовил Иса Асадов с заслуженным артистом Шовги Гусейновым в главной и единственной ролие простая, да и самонадеянная это задача - объяснить, почему выбранный для спектакля материал уверенно называю неординарным. Да, спектакль для одного актера - моно. Да, без слов, почти пантомимное действо. Но только почти. Исполнитель, конечно же, воплощает замысел писателя, изложившего свое весьма многозначительное и глубокомысленное драматургическое произведение… без авторского текста. Как у самого Сэмюэля Беккета… только для большого мастера сцены. А это значит, что Шовги предстоит во включенном в репертуар спектакле раз за разом проживать такое. …Пустыня. Слепящий свет. Из-за правой кулисы на сцену вышвыривают человека. Он падает, но тут же встает, отряхивается, озирается, задумывается. Свисток со стороны правой кулисы. Подумав, человек идет направо. Его тут же вышвыривают на сцену, он падает, встает, отряхивается, озирается, задумывается. Свисток со стороны левой кулисы. Подумав, человек идет налево. Его тут же вышвыривают на сцену, он падает, но тут же встает, отряхивается, озирается, задумывается. Свисток со стороны левой кулисы. Человек идет к левой кулисе, замедляет шаг, задумывается, останавливается, озирается. Сверху на сцену опускается деревце. На нем единственный сучок примерно в трех ярдах над основанием, а на макушке - жидкий венчик пальмовых листьев, отбрасывающий округлую тень. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает дерево, задумывается, подходит к нему, садится в тени и рассматривает кисти рук. Сверху опускаются портновские ножницы, повисают у дерева на высоте одного ярда. Свисток сверху. Человек смотрит вверх, замечает ножницы, берет их и начинает подстригать ногти. Пальмовые листья складываются словно зонтик, и тень исчезает. Человек бросает ножницы, задумывается. Сверху опускается маленький графин, к которому приклеен огромный ярлык с надписью «вода». Графин повисает на высоте примерно трех ярдов. Свисток сверху. Человек смотрит вверх, замечает графин, встает, тщетно пробует достать его, озирается, думает. Сверху на сцену опускается большой куб. Свисток сверху. Человек оборачивается, смотрит на куб, потом на графин, задумывается, поднимает его и ставит точно под графин. Испытывая куб на устойчивость, вновь пробует достать графин. Оставляя попытки, слезает, относит куб на прежнее место, озирается, думает. Сверху на сцену опускается второй куб, поменьше. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек идет ко второму кубу, поднимает его и ставит точно под графин, испытывает на устойчивость, встает на него. Пробует достать графин, оставляет попытки. Слезает, поднимает второй куб и хочет нести его на прежнее место, но медлит, основательно задумывается, ставит малый куб, идет к большому, поднимает его и устанавливает на малый, влезает на кубы. Сооружение разваливается, человек падает, но тут же поднимается, отряхивается, думает. Человек берет малый куб, ставит на большой, влезает на кубы и почти достает до графина, но тот рывком поднимается чуть выше и повисает за пределом досягаемости. Человек слезает, задумывается, относит кубы на место, озирается, думает. Сверху на сцену опускается третий куб, самый маленький. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает третий куб, смотрит на него, задумывается, озирается, думает. Третий куб рывком поднимается и исчезает. Сверху рядом с графином опускается веревка с узлами, облегчающими подъем. Свисток сверху. Человек задумывается, идет к веревке, карабкается по ней и почти достает до графина, но веревка освобождается и доставляет человека на землю. Человек озирается в поисках ножниц, поднимает их, возвращается к веревке и хочет перерезать ее. Веревка рывком поднимается, увлекая за собой человека, он висит над землей, и наконец перерезает веревку, падает, но тут же встает, отряхивается, думает. Веревка стремительно поднимается и исчезает. Из оставшегося куска веревки человек сооружает лассо и пробует поймать графин. Тот стремительно поднимается и исчезает. Не выпуская лассо из рук, человек идет к дереву. Смотрит на сучок, оборачивается, смотрит на кубы, потом опять на сучок, роняет лассо, идет к кубам, поднимает малый куб и ставит его точно под сучком, возвращается к большому кубу. Поднимает его и хочет поставить на малый, медлит, основательно задумывается, ставит куб, поднимает малый куб и ставит его на большой, испытывает на прочность, озирается, наклоняется, поднимает лассо (сучковатую веревку). Сучок, как складной, опадает вдоль ствола. Человек выпускает лассо из рук, озирается, задумывается, относит кубы на место, ставит рядом, возвращается за лассо, несет его к кубам и складывает на малом кубе. Свисток со стороны правой кулисы. Человек идет направо, его тут же вышвыривают на сцену, он падает, но тут же поднимается, отряхивается, озирается, думает. Свисток со стороны левой кулисы. Человек недвижим, рассматривает кисти рук, озирается в поисках ножниц, берет их и начинает подстригать ногти, прекращает, задумывается, кладет их на малый куб, озирается, расстегивает воротник, ощупывает шею. Малый куб стремительно поднимается и исчезает вместе с веревкой и ножницами. Человек озирается, думает, идет к большому кубу и садится на него. Большой куб уходит из-под человека, тот падает. Куб стремительно поднимается и исчезает. Человек остается лежать на боку, его лицо обращено к зрительному залу. Сверху опускается графин и повисает в нескольких футах от человека. Человек недвижим. Свисток сверху. Человек недвижим. Графин опускается еще ниже, покачивается прямо перед лицом человека. Человек недвижим. Графин стремительно поднимается и исчезает. Сучок возвращается в горизонтальное положение, пальмовые листья раскрываются, появляется тень. Свисток сверху. Человек недвижим. Дерево стремительно поднимается и исчезает. Человек рассматривает кисти рук. Занавесонечно, свои впечатления от того, как это получилось в презентованном спектакле, сложились у каждого, кто собрался в переполненном зале и, обступив по краям ряды кресел, стоя, затаив дыхание, внимал действу… У всех, кто принимал близко к сердцу то, что творил на этой уютной камерной сцене на расстоянии метра от зрительских глаз Шовги Гусейнов. Но как не сойтись во мнении, что нам представлена изысканно выписанная знаменитым писателем общечеловеческая драма, для воссоздания средствами театра пронзительной значимости которой, оказывается, не нужны слова. Могло показаться, что актеру просто хватает мастерства, чтобы в течение часа пластикой и постоянно меняющимся многозначительным взглядом страдающих глаз, с особой выносливостью выполняемыми акробатическими трюками добиваться нужного эффекта и приглашать зрителей к раздумьям о человеческих судьбах, если бы этим ограничивался круг проблем, которыми живет подлинный театр. В том-то и ценность творческого успеха спектакля, что режиссеру уже в дебютной постановке довелось встретиться с большим, самобытным мастером Шовги Гусейновым. Что сам Шовги и здесь знал, вычислил, кто его герой, прежде чем стал осваивать внешние контуры столь обобщенной до вселенских масштабов драмы то ли маленького, то ли просто одинокого, не случайно выписанного безмолвным человека, воплощающего в себе все одиночество мира и традиционную расстановку сил в человеческом обществе. Вычислил как актер театра, в котором научился держать в благоговейном напряжении зал, где главное - не просто образ и развитие событий, а прежде всего атмосфера существования и энергетика, зашифрованная не обязательно в произносимых текстах, но воздействующая на зрителей, как может только высшая ступень мастерства. И еще как лицедей, который уже общался с произведением лауреата Нобелевской премии по литературе, выдающегося писателя ХХ века Сэмюэля Беккета и для которого роль главного героя в широко известной, снискавшей мировую славу абсурдистской пьесе «В ожидании Годо» стала этапной. Да, тогда, в 2004-м, Ш.Гусейнову довелось под руководством талантливого, маститого режиссера Джаннет Селимовой приобщиться к творчеству такой харизматической фигуры, как основоположник театра абсурда С.Беккет, написавшего пьесу «В ожидании Годо» в 1947 году - сразу после окончания Второй мировой войны, когда миллионам людей, пережившим зверства фашизма, концлагеря, потерю не только крова, но и близких, необходима была точка опоры, вера в идеалы, надежда на лучшее. Приобщиться к пониманию того, что глубинный пессимизм Беккета содержит в себе такую любовь к человечеству, которая лишь возрастает по мере углубления в бездну мерзости и отчаяния. И, готовя роль в новом, необычном спектакле необычного жанра, познать, что, когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что сострадание не имеет границ. На сей раз… сострадание герою в виде благодарности восторженной публики за приобщение к сложнейшим проблемам человеческого бытия и безграничную влюбленность режиссера и актера в работу, которой отдали себя без остатка.

 

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Каспiй.- 2013.- 28 декабря.-  С.16-17.