Когда сбывается пророчество

100-летию со дня рождения великого мастера сцены посвящается

В Баку, на сцене Азербайджанского государственного музыкального театра, состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня рождения одного из корифеев национального театра, народного артиста Азербайджана Лютфели Абдуллаева. Мероприятие явилось ярким событием в культурной жизни столицы и возродило в памяти зрителей старшего поколения лучшие страницы жизни и творчества величайшего мастера комедийного жанра. Корреспондент газеты «Каспiй» встретилась с дочерью легендарного актера и попросила ее поделиться воспоминаниями о своем отце.- Вы, наверное, хорошо помните отца? - Могу вполне позабыть, что происходило со мной год назад, но вот воспоминания об отце никогда не сотрутся из моей памяти. Для нас с сестрой папа был самым дорогим и любимым человеком во всем мире. Нами всегда владело какое-то безудержное желание поухаживать за ним - представьте, мы даже ссорились из-за того, кто первым принесет ему тапочки, когда он вернется с работы. - Родители были строгими?

- Папе было 46 лет, когда родилась сестра, и 48 - когда на свет появилась я. Мы были поздние дети от позднего брака, поскольку родители 15 лет не могли пожениться - это отдельная и очень романтичная история. По жизни папа был достаточно серьезным, но это ни в коей мере не касалось нас, этот человек очень баловал меня и сестру. Мама же, напротив, была строгим человеком, ей не всегда нравилось, что отец нам никогда ни в чем не отказывает. Но я помню, что он всегда говорил маме: «Не знаю, сколько мне суждено прожить и смогу ли я увидеть своих дочерей взрослыми. Поэтому дай мне возможность насладиться общением с ними». - Кто все же больше занимался вашим воспитанием?

- У нас была нянечка - Дуся, которую, кстати, папа нашел и привел из Молоканского садика пятнадцатилетней девочкой. Тогда именно здесь собирались молокане, которые считались лучшими нянями для девочек. Папа привел ее к нам домой и сказал маме: «Пусть она живет с нами, ведь неизвестно, что с ней может случиться на улице». И Дуся прожила у нас сорок с лишним лет. Нам она была второй мамой, это был преданнейший человек, который стал членом нашей семьи. Папа относился к ней как старшей дочери, она же, в свою очередь, боготворила его и мою маму, с которой, кстати, даже умерла в один год, в один и тот же день недели, в одно и то же время, с разницей в полгода. Первой из жизни ушла Дуся, и для мамы это явилось большим ударом, мне даже кажется, что именно это ее и подкосило. - Кому все же принадлежало право голоса в вашей семье? - С годами я стала понимать, что все в доме решала мама, но взаимоотношения в семье были построенные так, что ни одно решение без папы не принималось. Если мы что-то спрашивали у мамы, она всегда говорила, что надо спросить разрешения у папы. То есть она с присущей ей женской мудростью создавала такую атмосферу в семье, где якобы все решал он, в то время как на самом деле мозговым центром была, конечно, мама. - Ваше самое яркое воспоминание об отце?- В пять лет я сильно заболела и попала в больницу, и в день выписки за мной приехал родители. Но по дороге домой папа решил заехать вместе с нами в игрушечный магазин. Помню, как он сказал мне тогда: «Выбирай, что понравится!». Я посмотрела и скромно сказала, что мне все нравится, никак не ожидая, что папа немедленно вызовет завмага и скажет, что покупает весь товар. Когда мы ехали домой, за нашей машиной ехал грузовик, заполненный игрушками. Мама была в шоке, а я, конечно, в восторге. - Говорят, что профессиональные комики в жизни очень сдержанны, ибо весь свой азарт они оставляют на сцене, - с папой было так же?- Наверное, да. К примеру, я не могу вспомнить мелодику его смеха, он никогда не смеялся. Улыбался постоянно, у него даже глаза улыбались, но громкого смеха не было. Он был вообще уникальным человеком. Мог бросить какое-нибудь словечко, и все смеялись до упаду. А он с совершенно серьезным выражением лица продолжал сидеть, как ни в чем не бывало. Но не могу сказать, что по жизни он был абсолютно серьезным, - любил и розыгрыши различные… Просто все это было очень дозировано. Со своим близким другом Шамси Бадалбейли он постоянно что-то смешное придумывал. - У вас часто бывали гости, или вы жили по принципу «мой дом - моя крепость»?- Нет, родители были очень гостеприимными, и гости у нас собирались очень часто. В нашем доме три-четыре раза в неделю после одиннадцати вечера накрывали огромный стол, за которым сбирались Тофик Гулиев, Ниязи, Шамси Бадалбейли, Бахтияр Вахабзаде, Васиф Адыгезалов и другие известные личности. Для папы это была подпитка, без которой он просто не мог жить. - Но вас с сестрой вряд ли допускали к этим посиделкам?- Нет, конечно. Мы воспитывались в строгости. Даже за стол со взрослыми мы смогли сесть только после того как окончили школу. При всей демократичности воспитания, которое мы получали, у нас была строгая мама. Мы просто удалялись в свою комнату, когда в дом приходили гости. Дело в том, что маму в детстве воспитала немецкая бонна, поэтому она была человеком очень строгим.- Принимал ли папа участие в вашем обучении, или это тоже было прерогативой Дуси?- Дело в том, что отец почти не владел русским языком, для него это была очень серьезная проблема. Когда он был в Москве на декаде азербайджанской культуры, ему предложили работу в одном из театров. Но он не смог этого сделать, потому что не владел языком. И именно папа, решив, что свой родной язык мы будем знать в любом случае, а русский надо изучать, настоял на том, чтобы нас определили в русский сектор. Он сам ознакомился со школой, где мы должны были учиться и, придя домой, сказал маме, что девочки должны учиться в русском секторе. - А дома вы общались на азербайджанском языке?- Когда как. Дуся, к примеру, не говорила по-азербайджански, хотя все прекрасно понимала, а мама прекрасно владела обоими языками. - Мама у вас была очень образованная, а папа не был против того, что она работала?- Нет, напротив. После женитьбы он, естественно, сказал, чтобы она оставила работу, но мама этого делать не захотела. И тогда папа согласился, чтобы она занялась научной деятельностью, и создал для этого все условия. Он освободил ее от всех домашних обязанностей, кроме одной: ему нравилось, как она готовит, и мама делала это только для него.- Он очень любил вашу маму. А был ли он романтиком по жизни?

- Да, конечно. К примеру, он мог пригласить маму на ужин в один из московских ресторанов. Причем никогда не летел с ней в одном самолете, он всегда вылетал раньше, а в Москве встречал ее в аэропорту. Он всегда говорил: «Если вдруг что-то случится, пусть один из нас останется в живых». - Поход в театр для вас был обычным делом или вы должны были это заслужить?- Мы часто ходили на папины спектакли и репетиции, почти каждый день после прогулки заходили за ним в театр, чтобы вместе вернуться домой. Но истинным событием для нас были премьеры с его участием. Готовились к ним несколько месяцев, причем не только папа, но и вся наша семья: к нам домой приходили портные, шили наряды… Премьеры папы были для нашей семьи настоящим праздником. - Чье мнение стало решающим в вашем выборе профессии? Вас никогда не привлекала сцена?

- Папа видел во мне будущего востоковеда. А я очень интересовалась археологией. Но в Баку тогда этого факультета не было, и нужно было ехать в Ташкент, куда меня не отпустили. Шамси Бадалбейли после смерти папы стал нашим наставником и опорой, а так как он был режиссером, это сыграло в моей судьбе решающую роль. Что касается сцены, то мы с сестрой к ней были равнодушны. Правда, в свое время я хотела стать балериной, но отец был категорически против. Однажды он сказал, что его дети никогда не ступят ногой на сцену, и мы уже к этой теме не возвращались. - Читал ли он вам нравоучения? - Я бы так не сказала, он просто беседовал с нами. Еще он очень чтил мамино происхождение и всегда напоминал нам о нем. Папа часто говорил: «Как ты, внучка Ахмедбека Пепинова, можешь четверки получать? Твой дед шесть языков знал!». Была какая-то планка, ниже которой мы не могли опускаться. Отец всегда требовал, чтобы мы помнили о своем происхождении, и это было каноном, по которому мы с сестрой росли и воспитывались. Кстати, самым ярким из воспоминаний об отце для меня навсегда останется последний день его жизни. Вечером, вернувшись домой, он взял записную книжку и начал обзванивать всех своих знакомых. Звонил даже тем, с кем давно не общался. Некоторые номера телефонов набирал по нескольку раз. Последним он позвонил поэту Бахтияру Вахабзаде и сказал: «Сегодня я ухожу туда, где увижу твоего отца Махмуда». Бахтияр муаллим, приняв слова папы за очередную шутку, сказал: «Тогда спроси, куда он спрятал золото, которое мы никак не можем найти». Папа в шутку сказал поэту, что такой скряга, как его отец, вряд ли откроет эту тайну. Затем он ушел в свою комнату и минут через десять мы услышали его предсмертный хрип. Почти сутки он пролежал без сознания и, придя в себя на следующий день, произнес всего лишь одну фразу: «Моя жизнь закончена!» - и простился с миром навсегда. Он умер в день рождения моей мамы, который, помню, собирался пышно отмечать, а мама никак не соглашалась. Но почему-то папа произнес тогда странную фразу: «Вот увидишь, в этот день в твоем доме соберется весь город!». Увы, его слова оказались пророческими. - Что вы унаследовали от отца?- Патологическую доброту, желание всем и всегда помогать. Когда папа кому-то помогал, у него даже настроение улучшалось. Он делал это везде и всегда. Я также получаю огромное удовольствие от сознания того, что смогла кому-то помочь. И еще мы с сестрой унаследовали от родителей способность любить. В нашей семье все настолько было идеально - разве что ангелы не летали! Больше такой сказки я нигде не встречала, но это тот фундамент, на котором все в моей жизни построено. Я не умею ненавидеть, не умею обижать - нас этому просто не научили. И это большое счастье, которое даровано мне родителями.

Виктория ТРЕТЬЯКОВА

Каспiй.- 2014.- 19 апреля.- С.19.