Тоска по родине
Бывших бакинцев не бывает
Кто-то из старожилов Баку мудро заметил, что бывших бакинцев не бывает, и жизнь подтверждает это мнение. Бакинцы по рождению и духу, живя ныне за тысячи километров от родных мест, трепетно хранят в своей памяти воспоминания о людях, рядом с которыми прожили часть своей жизни, об удивительной духовной атмосфере города, о многом из того, что непередаваемо словами. При первой возможности они преодолевают любые расстояния, чтобы вновь пройтись по когда-то родным улочкам, вспомнить былое, как это сделал коренной бакинец, один из известных в Советском Союзе судебных экспертов Илья Михайлович Зельдес, гостивший недавно в Баку с двумя взрослыми внуками. Он любезно согласился поделиться своими впечатлениями об увиденном с газетой «Каспiй».
- Илья Михайлович, что заставило вас преодолеть тысячи километров, чтобы вновь оказаться в Баку?
- Память о родине, а еще желание показать своим внукам - Майклу и Джону, которые родились и живут в Америке, город, в котором я родился, рос, учился, начинал свою карьеру, показать дом, в котором жил, улицы, по которым ходил. Но того Баку, который все эти годы жил в моей памяти, уже нет. Такое впечатление, будто я приехал в Сингапур или Шанхай.
- Вы сравниваете именно с этими мегаполисами?
- Конечно, посмотрите на эту потрясающую архитектуру: изумительный Центр Гейдара Алиева, который я много раз видел на фотографиях, а теперь вот с внуками собираюсь посмотреть изнутри. Очень впечатляют интересные сооружения вдоль проспекта Нефтяников, отель Hilton на набережной, который в мое время был самым большим зданием после Бешмертебе и Монолита. А гостиница Fairmont?! Много широких улиц и проспектов. Я успел пройтись пешком по бывшей Базарной улице, по которой в 30-40-е годы ходил трамвай. От Парапета он сворачивал на Воронцовскую, где были расположены частные кабинеты врачей. Это была узкая улица, и можно было разглядеть лица людей, идущих по противоположному тротуару, а теперь ее перейти нельзя, по ней в три ряда идут машины, а люди мелькают где-то вдалеке. Нет, это не мой Баку. Мы поехали посмотреть дом, где я прожил 25 лет. Это между бывшей больницей имени Семашко и базаром. Улица называлась 4-я Нагорная, а дом - Медсантруд, он был построен в конце 20-х годов в основном для медперсонала больницы, а мои родители были врачами. Я родился в этом доме, жил, ходил в расположенное через дорогу в овраге маленькое здание школы №42, которая теперь размещается в пятиэтажном здании. Мой дом сохранился, я его сразу узнал по единственному балкону с решеткой, которую моя мама в свое время установила. Я с душевным трепетом вошел во двор, где мы играли в футбол, лазили по деревьям, но он изменился, стал будто уже безлюднее.
- У вас были свои любимые места или районы в городе?
- Ну конечно. Взять тот же бульвар. Он был центром нашей жизни. Мы любили ходить на Торговую, где встречались с друзьями, девочками, потом гурьбой шли на бульвар. Теперь Торговая и бульвар расширились, стали краше, но утратили свое романтическое очарование. Возможно, только для меня.
- А какие впечатления у ваших внуков?
- Они в восторге от увиденного в Баку. Для них это экзотика в реальности. Им очень понравился Музей ковра, Центр Гейдара Алиева, Ичери шехер, Гыз галасы… Вам, конечно же, знакомо выражение, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок? Это еще раз подтвердили мои внуки. Тендир чурек с гаймагом, шашлык, плов и многие другие блюда азербайджанской кухни, думаю, навсегда покорили их сердца!
- Илья Михайлович, как вы выбрали свою профессию?
- Совершенно случайно. В 1954 году я был студентом пятого, выпускного курса юрфака Азербайджанского государственного университета и, как все студенты, был озабочен поиском заработка. Поэтому, когда один из моих знакомых в разговоре обронил фразу: «Я вчера бросил работу», я тут же спросил: «Какую?» «Фотографа в морге», - сказал он. «Слушай, а им фотограф нужен?» - спросил я. К тому времени я увлекался фотографией и неплохо разбирался в этом деле. Мой знакомый пообещал поговорить с начальником Бюро судебно-медицинской экспертизы. Оно находилось на Малой морской, недалеко от кинотеатра имени Низами. Начальником бюро был в то время судмедэксперт Минздрава республики Юрий Николаевич Семенов. Когда он услышал мою фамилию, тут же спросил: «Ты что, Мишкин сын?» и велел со следующего дня выходить на работу. Оказалось, в начале 20-х годов он учился вместе с моим отцом в мединституте, а в те годы в Баку все врачи друг друга знали. Вот так я начал работать экспертом-криминалистом.
- Не страшно было? Ведь…
- Я все хорошо понимаю. Это был первый этап работы криминалиста - в подобном заведении. Я приходил на работу к восьми утра, то есть к открытию морга, фотографировал трупы и вещественные доказательства, а потом возвращался домой, где в своей лаборатории, оборудованной в ванной комнате, проявлял сделанные снимки. Позже добился разрешения на строительство лаборатории непосредственно в самом здании нашего бюро. В процессе работы я стал активно участвовать в исследованиях, обсуждениях самых различных преступлений, высказывал и свои предположения. В этом мне помогали также знания, которые я получал, прослушивая университетский курс по криминалистике, а также выполняя лабораторные исследования.
- Интересно, какого рода преступления были характерны для Баку тех лет?
- Самые разные, к тому же прокуратура, милиция занимались расследованиями не только совершенных преступлений, но и изучением обстоятельств и фактов, которые были похожи на преступления. Например, самоубийств, которые не всегда просто доказать. Пару дней назад я повез внуков показать место, где я начинал работать. Там теперь стоит вполне современный, хорошо оборудованный морг, а рядом расположился музей экспонатов судебно-медицинских экспертиз. И вот врач, который провел для нас небольшую экскурсию, показал моим внукам необычный экспонат - череп с двумя гвоздями в нем. Увидев его, сразу вспомнил дело о самоубийстве, которым я занимался. Этот случай произошел в Сураханы. Он, действительно, был неординарный и сложный. Вместе с врачом-экспертом мы приехали по вызову на место происшествия в поселок, и когда вошли в квартиру, увидели такую картину: на полу лежит труп женщины, вокруг - дюжина гнутых гвоздей, молоток, ножницы…
И все это в луже крови, а в голове женщины, извините за подробности, торчат два вбитых туда гвоздя. Первое впечатление было, что кто-то ее убил, забив в голову гвозди до или после смерти, потому что трудно себе представить, что человек может это сделать сам. После судебно-медицинского и моего расследования картина прояснилась. Желая покончить жизнь самоубийством, женщина взяла молоток, гвозди и стала вбивать их себе в голову. Гвозди гнулись, она их бросала на пол и брала новые. Ей удалось забить два гвоздя, но смерть не наступала, тогда он схватила ножницы и воткнула себе в сердце. Возник вопрос: почему она это сделала? После исследования структуры мозга, знакомства с историей болезни мы установили, что женщина страдала психической болезнью. Чтобы все это установить, пришлось вложить много труда.
До посещения музея я встречался с профессором Мансуром Буниятовым и главой судебно-медицинской экспертизы, член-корреспондентом Академии наук профессором Шакиром Мусаевым. От него я узнал, что готовится к изданию 17-томная монография об истории развития судебно-медицинской медицины в Азербайджане, куда будет включена и моя краткая биография.
- Вы можете сейчас вспомнить особенно необычное преступление, в раскрытие которого вы внесли свой вклад?
- Вы мне напомнили. Это было, наверное, в 1955 году, в самом начале моей карьеры. Доставили в морг труп молодой женщины со множественными укусами в области груди, и встал вопрос: как идентифицировать человека, который ее покусал? Правда, она умерла от другого, но надо было найти того, кто ее покусал. В то время разработанных методик по вопросу исследования или идентификации человека по следам зубов не существовало, поскольку это были очень редкие случаи. И вот мы тогда задумались над этим. В Баку в то время в системе милиции был так называемый научно-технический отдел. Фактически это была криминалистическая лаборатория милиции. Заведовал ею майор Фокин - образованный, прекрасный специалист и очень хороший человек. Мы с ним нередко кооперировались при расследовании различных преступлений, и у нас сложились хорошие деловые связи. И вот мы с ним вдвоем начали работать над этой проблемой. Фокин решил провести эксперимент, чтобы посмотреть, как отражаются следы зубов на коже человека. С этой целью он несколько раз укусил себя за руку, причем так сильно, чтобы выявились укусы.
Затем мы сфотографировали эти следы, проанализировали, взяли слепок с его зубов и, сопоставив их с полученными отпечатками, идентифицировали Фокина как лицо, укусившее его. Ну а потом мы работали со следами укусов на теле женщины и вычислили преступника. Когда задержали подозреваемого, сделали слепок с его зубов и, сопоставив со следами укусов на теле женщины, пришли к выводу, что он и является убийцей. Было много и других дел.
- После работы в Баку вы переехали в Москву…
- Да, в 1957-м меня отправили на обучение в Москву в Государственный институт судебно-медицинской экспертизы. Я там стажировался у очень известного в то время специалиста по физико-техническому исследованию вещественных доказательств в судебной медицине профессора Кубицкого. Через некоторое время открылась вакансия в Московской лаборатории криминалистики Министерства юстиции РСФСР, и я поступил туда на работу. Проработал там несколько лет, до 1962 года, когда был создан Всесоюзный институт судебных экспертиз.
- А как вы попали во Всесоюзный институт судебных экспертиз?
- Этот институт был создан на базе двух московских лабораторий, и часть сотрудников нашей лаборатории перевели туда. Я был в их числе. В этом институте я проработал 20 с лишним лет, защитив в 1969 году диссертацию на тему: «Комплексная экспертиза вещественных доказательств».
- Почему вы выбрали именно эту тему?
- Она была одной из самых актуальных в то время, потому что необходимые исследования специалистами проводились разобщенно, и это отрицательно сказывалось на качестве работы, приводило к ошибочным выводам. По Уголовно-процессуальному кодексу комплексная экспертиза долгие годы не была предусмотрена. Она получила широкое распространение лишь в конце 50-х - начале 60-х годов.
- Выходит, вы первым взялись за разработку этой темы, а значит, вас можно считать первопроходцем в ее исследовании?
- Да, тема эта, что называется, «висела в воздухе», ряд ученых занимался этим вопросом. Так что моя диссертация была одной из первых на эту тему.
- Вы сами выбрали себе тему или кто-то вам ее порекомендовал?
- Темы диссертаций обычно выносились на утверждение ученого совета. Так было и с моей темой. В судах постоянно возникал вопрос, как проводилась экспертиза - комплексно или раздельно, причем многие эксперты даже не знали, что такое комплексная экспертиза. В те годы это была юридическая процессуальная проблема. Хотя, надо сказать, уже тогда мы ее обсуждали и в частных беседах, и на заседаниях ученого совета, а некоторые занимались комплексными экспертизами просто на свой страх и риск. После защиты диссертации ряд ее положений нашел отражение в новой статье Уголовно-процессуального кодекса РСФСР о комплексных экспертизах, а затем и в кодексах других республик.
- Насколько мне известно, вы проработали в Москве около 20 лет и за это время принимали участие в расследовании многих дел. Какое из них вам особенно запомнилось?
- Было довольно громкое дело, которое в то время проходило под грифом «Совершенно секретно». И те, кто был допущен к нему, давали расписку о неразглашении. В те годы в СССР велись большие атомные исследования, и одним из центров, где они проводились, был Арзамас-16. В то время этот город был совершенно секретным и закрытым для доступа. Я о нем узнал, лишь когда работал по совместительству в бюро судмедэкспертиз 3-го медицинского управления Минздрава СССР, обслуживавшего Арзамас-16 и другие подобные регионы. И вот однажды пришло сообщение, что в этом городе произошло убийство 16-летней девочки, ученицы 10 класса. Убийство было совершено на пустующем пляже, когда он был закрыт в связи с наступлением осени. Тело девочки с несколькими ножевыми ранениями было найдено случайно. В результате вскрытия мы обнаружили на ребрах следы ранения острым предметом, а в теле - кусочек металла, возможно, это был кончик ножа. Тамошняя милиция тем временем выявила, что преступление могла совершить другая ученица, которую условно назвали Таней. Мотивом для преступления мог явиться тот факт, что погибшая была лауреатом неофициального конкурса красоты, в то время, как другая претендовала на это звание. Возникла вражда, и одна убила другую. Был проведен допрос подозреваемой, после чего нашли и обломленный, без острого конца, нож, который прислали нам. В результате тщательного исследования я установил совпадение найденного в теле кусочка металла с этим ножом, а в дальнейшем удалось идентифицировать этот нож как орудие, оставившее царапины на ребрах убитой.
- Илья Михайлович, мне сказали, что вы в Америке служили то ли начальником полиции, то ли...
- Не, это не так. Я заведовал криминалистической лабораторией штата Южная Дакота, то есть продолжал работать по специальности. Из Союза мы уехали в январе 1976 года. Первый год жизни в Америке был очень тяжелым. Я искал работу, учил язык, а чтобы платить за учебу, работал уборщиком туалетов. Вместе с тем я встречался с коллегами, которые были очень удивлены и рады побеседовать с криминалистом из Союза. Ведь я был первым советским криминалистом, оказавшимся на Западе. В апреле 1977 года мне предложили занять место заведующего лабораторией.
- Сразу так, с порога, без проверки документов?
- Когда я пришел на первое интервью к моему будущему директору, принес свой диплом об окончании юрфака, свидетельство о прохождении курсов баллистов и другие документы - все на русском языке. Он их взял, посмотрел так и эдак и сказал: Nice paper («хорошая бумага»). На том дело кончилось, он ведь не мог прочесть, да ему это и не было нужно. Для него важно было, чтобы нашелся человек, профессионал, который мог бы справиться с предложенной работой. Я поставил условие, что годовая моя зарплата должна быть не меньше 12 тысяч долларов. Его очень удивило, что человек со степенью и с большим опытом работы хочет получать такую маленькую зарплату, но согласился со своим встречным условием, что я проработаю шесть месяцев, а потом мы обсудим, нравится ли мне эта работа и нравлюсь ли им я сам.
Однако я не успел проработать и двух-трех недель, как ко мне неожиданно пришел мой директор и говорит: «Сейчас конец года, и у меня могут пропасть бюджетные деньги, если я их не потрачу. Что ты скажешь, если я повышу тебе зарплату?» Повышали мне зарплату и позже. В общей сложности я проработал в Южной Дакоте 16 лет, и за это время нам удалось не только расширить численность сотрудников, но и построить новое здание лаборатории, оснащенное самым современным оборудованием. В этом мне помог мой бакинский опыт.
- Чем же вы им так «приглянулись»?
- Как директор лаборатории я занимался абсолютно всеми видами экспертиз - исследованиями и т.д. В частности, я разработал совершенно новый метод установления скорости движения автомобиля в момент столкновения с любой преградой. Дело в том, что в момент столкновения автомобиля с преградой все его части по инерции продолжают двигаться по направлению движения. Поэтому и стрелка спидометра ударяет по циферблату, оставляя на нем след. Он не виден невооруженным глазом, но под микроскопом со специальным освещением становится заметен и точно указывает скорость автомобиля в момент столкновения. Сообщение об этом методе было опубликовано в ведущем журнале правоохранительных органов США.
- Чем вы занимаетесь в настоящее время?
- В 1992 году я вышел на пенсию и мы с женой переехали во Флориду. Там, в отличие от Дакоты, снега никогда не бывает, теплая погода и море чем-то напоминают наш Баку. Хотя мне и не приходится отправляться на службу каждый день, я продолжаю поддерживать связь с коллегами «по обеим сторонам океана», консультирую по отдельным вопросам экспертизы, путешествую и занимаюсь генеалогией нашей семьи. Часть ее членов в разное время проживала здесь и покоится ныне на бакинских кладбищах, оставшись таким образом бакинцами навеки.
Ф.ХАНДЖАНБЕКОВА
Каспiй.-
2015.- 15 августа.- С.- 13