Первый среди лучших

Гусейнбала Араблинский - гордость и слава азербайджанского театра и кино

Актер-пионер азербайджанского кино

Однажды в начале 1916 года находящиеся в Баку представители российского предпринимателя и продюсера Александра Ханжонкова пригласили Г.Араблинского на переговоры, в которых участвовал и известный режиссер того времени Борис Светлов, уже снявший около 40 художественных фильмов. К удивлению актера, он сообщил, что был на трех спектаклях с его участием - «Бесполезное богатство», «Надир шах» и «Разбойники» - и решил пригласить его на съемку нового фильма по роману «В царстве нефти и миллионов».

Предложение обрадовало актера, ведь это была возможность приобщиться к новому виду искусства. Весь февраль и март Г.Араблинский увлеченно снимался. Фильм вышел на экраны 14 мая 19I6 года и шел одновременно в кинотеатрах «Ренессанс», «Мон-Рено», «Микадо», «Феномен» и «Миньон». Араблинский, игравший роль бакинского нефтепромышленника Лютфали бека, имел настоящий триумф. Ажиотаж вокруг фильма был столь велик, что затмил все другие события в культурной жизни Баку.

Смерь на пике славы

На пике успеха Араблинский решает провести свой бенефис. Останавливается на инсценировке романа «Бахадур и Сона» Н.Нариманова. В спектакле приняли участие Гаджиага Аббасов, Кязим Зия, Давуд Давудов и др. Кроме того, организаторы вечера пригласили известных всему Кавказу музыкантов - тариста Гурбана Примова и певца Джаббара Гаръягдыоглу. Спектакль, несмотря на некоторую драматургическую слабость, как писали рецензенты, все же захватывает зрителей благодаря игре Г.Араблинского.

Дома, рассматривая ценные подарки, которые получил от друзей и почитателей, Гусейнбала находит записку от супруги высокопоставленного человека, которая настойчиво просит его о встрече. Он уже получал от нее подобную записку, не ответил на нее и думал, что вопрос закрыт. Г.Араблинский при всей своей влюбчивости понимал, какую опасность представляют такие встречи для нeгo. Безответным осталось послание и на этот раз. Кто бы знал, какие это будет иметь последствия...

В один из ноябрьских вечеров, выходя их оперного театра, Араблинский неожиданно подвергся нападению. Незнакомцы, преградив дорогу, оскорбляли его и открыто угрожали. В этот момент рядом остановилась карета - в ней сидела та самая дама... А спустя несколько дней во время репетиции один из актеров обвинил его в домогательстве к замужней даме. Эта история стала очень обсуждаемой в городе.

Единственной отрадой тех трудных для Г.Араблинского дней было творчество. Он стал постановщиком оперы «Шах Исмаил» Муслима Магомаева. Премьера была назначена на 7 марта. А тремя днями раньше по просьбе Комитета учащихся мусульман Кавказа была показана оперетта Узеир бека «О олмасын, бу олсун». Потом был вечер отдыха с танцами. К всеобщему удивлению, Араблинский тоже с удовольствием танцевал, шутил и много смеялся. Таким веселым его никогда не видели.

Рано утром в хорошем настроении он возвращается домой, тихо отворяет дверь... Вот как описывает это трагическое утро А.Алиева: «Он не успевает снять пиджак, как убийца направляет на него револьвер, в упор стреляет и выбегает из дома. От шума просыпается мать, на руках которой, не приходя в сознание, умирает Гусейнбала. Тем временем испуганная выстрелом соседка кричит, находящийся поблизости околоточный, увидев убегающего человека, неистово свистит.

Ничего не подозревающие ранние прохожие задерживают убегающего и передают его в руки полиции. Еще не зная, кто убит, соседка указывает на него. Прибежавшая сестра Дурсадуф кричит, проклиная своего родственника Абдулхалыга. Вестъ об убийстве Г.Араблинского распространяется по городу с быстротой молнии, и к дому начинается настоящее паломничество».

Похороны Г.Араблинского были всенародными. На них выступили Узеир Гаджибейли, Сидги Рухулла и многие актеры азербайджанского театра. После гибели Араблинского 5 марта 1919 года «Отелло» не ставили до конца сезона. И лишь 12 декабря спектакль возобновили с участием Аббас-Мирзы Шарифзаде, явлющегося, как и многие другие корифеи азербайджанского театра и кино, учеником великого актера и режиссера отечественного театра и первого киноактера Азербайджана - Гусейнбалы Араблинского.

***

Расследование убийства великого актера по сей день оставляет массу вопросов. В суматохе никто не обратил внимания на то, что в это время в комнате находилась певица и гитаристка Ася Шишкина, которая видела, кто стрелял. Ее никто не допросил, никому не было дела до Аси, которую выгнала из дома ненавидевшая ее с первых дней появления там мать Араблинского. Она уносит с собой круглое зеркальце в серебряной оправе с изображением трех граций. Это был подарок актера, боготворившего эту женщину.

В газете была опубликована ее благодарность почтившим память любимого супруга. Это возмущает родственников Араблинского, они требуют оставить в покое покойного. Вот тогда Ася и называет имя истинного виновника смерти Гусейнбалы - Ислама Зейналова.

Судя по всему, Абдулхалыг провоцировал Ислама Зейналова, но сам он не убивал. Спустя некоторое время его выпускают из заключения, и он, боясь людского гнева, навсегда уезжает в Среднюю Азию. По другой версии, его опознали в Гяндже на улице и убили.

Из сообщения «Вокруг убийства Г.Араблинского», напечатанного в газете «Азербайджан», стало известно, что выпущенный на свободу убийца и его родственник Исмаил угрожали Асе. Они ежедневно приходили к ней домой, требуя снять обвинение. Назвав имя настоящего убийцы, Ася подвергла себя смертельной опасности. Это ясно и полицмейстеру Амирджанову, но ему почему-то выгодна первая версия.

Существуют и другие версии, на которые ссылается в своем очерке, посвященном Араблинскому, ныне покойный Азад Шариф. Он приводит интересную историю, рассказанную Чингизом Фараджевым со слов Пюсты ханым Азизбековой. Документально это нигде не зафиксировано, но такую возможность никто не опровергает.

Известно, что на спектакль «Отелло» билеты раскупались за неделю вперед. Однажды в день спектакля, войдя в театр, Г.Араблинский, скорее по привычке, спросил помрежа: «Как с билетами?». Тот ответил: «Как обычно. Все билеты распроданы». Когда начался спектакль, Г.Араблинский еще за кулисами стал читать свой монолог: «Пускай его заставят замолчать… мои заслуги, перед сеньоритой...» Обычно с этими словами он выходил на сцену под гром аплодисментов зрителей. Но сегодня он, пораженный, замолкает. Слова застревают у него в горле. Зал абсолютно пустой. Он удивленно оборачивается к помрежу: «Вы же сказали, что все билеты распроданы…».

«Да, Гусейнбала, - отвечает тот, - проданы». «А где же зрители?». Помреж указал на женщину в черном, одиноко восседающую в центральной ложе...

Араблинский сразу узнал ее. Это она дважды просила его о встрече. Это она сидела в карете, наблюдая, как на него напали около оперного театра. И только она одна могла скупить все билеты. Она хотела, чтобы Араблинский только для нее одной играл роль ревнивого Отелло. Но Араблинский не ревновал, а скорее боялся ее. И играть для нее одной он тоже не захотел - прервав спектакль, Гусейнбала ушел со сцены. К ряду нанесенных им смертельных обид добавилась еще одна...

Эту версию Пюста ханым слышала от своего мужа Азера Сарабского - сына Гусейнгулу Сарабского, который был свидетелем тех трагических событий.

Азад Шариф также приводит в очерке свой разговор с великим азербайджанским режиссером, народным артистом СССР Мехти Мамедовым. Они разговорились о судьбе Араблинского. Неожиданно Мехти Мамедов загадочно сказал своему собеседнику по-французски: «Шерше ля фам» - «Ищите женщину»...

Фуад МАМЕДОВ-ПАШАБЕЙЛИ

Каспiй.- 2015.- 11 марта.- С.- 9