Весенний дождь любви

МИССИЯ

Произведения Марьям - это мелодии, полные любви,

порой ностальгической, которая выражается

через импровизации яркими красками

Джени ди Берт,

профессор Римского университета изящных искусств

Пять лет тому назад юная Марьям стремительно как метеор ворвалась в наше изобразительное искусство. Но, наверное, при всей своей образности эта аналогия условна. Реальностью же было то, что магия ее удивительных работ была столь завораживающей, что поневоле порождала мысль о мистической составляющей ее творчества. Казалось, что она своей живописью призвана исполнить некую миссию, а может быть, передать нам нечто очень важное. Именно под влиянием этих мыслей тогда я написал статью под названием «Миссия Марьям». С того далекого января 2011 года прошло ровно пять лет.

Обращаясь сегодня вновь к ее работам, я, конечно же, воочию вижу, что без всяких сомнений, сейчас Марьям совсем не та, какой была пять лет назад. Но при этом она все та же Марьям. И не надо искать в этих словах никакого парадокса. Просто потому, что его там нет. Мы все являемся свидетелями того, как последовательно, шаг за шагом происходит самовыражение этого уникального таланта. Этот процесс невозможно вместить в прокрустово ложе условных временных рамок. Но при этом невозможно и не отметить, что хотя стремительность ее развития не может не удивлять, тем не менее эстетическая уникальность и духовная наполненность ее творчества продолжает сохранять все ту же самобытность, которая так поражала нас на ее первых выставках.

Эти пять лет были полны для нее помимо творчества многими событиями. Новые произведения Марьям выставлялись в Баку и даже вошли в коллекцию нашего Музея современного искусства. Ее работы побывали в Берлине, Москве, Стамбуле, Анкаре, Риме, Довиле, Риге. И в основном это были персональные выставки. Они демонстрировались в Париже и даже в штаб-квартире UNESCO. И, наконец, выставки Марьям дважды прошли в Лувре, в галерее Carusel в рамках фестиваля Art shopping.

За эти годы искусствоведы из различных стран, побывавшие на ее выставках, немало написали о ней. О ее творчестве снимались телевизионные передачи, печатались статьи, выходили альбомы с репродукциями ее работ. Уникальным явлением смог стать художественно-документальный фильм о ней. Все это не может не радовать.

Но вместе с тем по мере развития и становления профессионализма Марьям та сила воздействия ее работ на зрителя, которая так удивляла нас когда-то, нисколько не уменьшилась. Поразительно, что та же необъяснимая магия построения диалога со зрителем и некая тайна, как скрытый посыл ее творчества, сохраняются в ее новых полотнах. Как один из тех людей, которые больше всего опасались того, что достигнутое мастерство может на корню уничтожить непосредственность ее восприятия, я должен признаться, что, к счастью, мои опасения не оправдались. И это тоже меня, конечно же, радует.

У каждого из нас свое восприятие ее работ. Например, я точно помню свои ощущения, когда впервые увидел ее большой холст с гребнями морских волн на фоне голубого горизонта и бело-голубых облаков. Меня потрясла какая-то таинственная эпичность этого полотна. И подспудно возникла мысль, что, может быть, именно вот в таких морских водах когда-то проплывал в чреве кита библейский пророк Иона. Кто знает?

Все эти пять лет рациональное и иррациональное незримо присутствовали в творчестве Марьям. С одной стороны, в реальной голубой вазе реальные красные розы, на другом холсте - реальные белые розы, а на следующем - реальный натюрморт из букетов цветов и фруктов. Или же реальный ночной пейзаж в Мраморном море. И вдруг… Абсолютно ирреальное белое солнце в красном пространстве. Это абсолютно белое солнце излучает красное зарево в реальных лазурных водах моря. Поневоле ловишь себя на мысли, что считаешь это естественным, что тебя совершенно ничего не удивляет. Солнце абсолютно белое, а ты совершенно не чувствуешь несоответствия в том, что белое солнце излучает красные лучи. Почему же это происходит? Трудно сказать однозначно. Но в холстах Марьям нереальное и реальное находятся в такой гармонии, что создают новую реальность. Хотя бы в рамках холста.

Таким она видит этот мир, и мы с радостью разделяем такое видение. Ведь независимо от конкретной темы, все эти картины на самом деле являются естественным отражением внутреннего мира Марьям. Холст и кисть - это всего лишь средства, позволяющие ей выразить собственное видение любых предметов или других объектов нашего реального мира в той трактовке, в которой они видятся ей. В отличие от зеркала, фотоаппарата и любого другого технического средства отражения, у нее в этом процессе на первый план выходят эмоции. Это то ее внутреннее видение, в котором одинаково реальны и ирреальность, и сама реальность.

По существу, именно это предопределяет уникальность ее творческого почерка. В силу этого ее работы так узнаваемы, а личность самой художницы накладывает отпечаток на любые ее полотна. При этом Марьям удается дать оригинальную трактовку даже самым популярным предметам живописи. Например, в азербайджанской живописи одним из наиболее любимых, а возможно, самым любимым художественным объектом является гранат. Начиная от Тогрула Нариманбекова и до Нияза у наших художников свои уникальные гранаты. При этом они настолько узнаваемы, что можно безошибочно сказать, чьей кисти принадлежит тот или иной, и гранаты Марьям - именно ее гранаты. Такие, какими она их видит, воспринимает и воссоздает на своем полотне.

Пожалуй, все то же я мог повторить, обращаясь к ее коврам, созданным на холсте. Нарисованные акрилом или маслом, ковровые узоры Марьям на самом деле сегодня, как и пять лет назад, не являются просто переведенными на холст «портретами» тех или иных существующих ковров. Это ковры, созданные ее воображением. Ковры, которые она хотела или могла бы соткать. И каждый раз, когда я смотрю на них, у меня создается впечатление, что информация именно о таком сочетании цветов и узоров запрограммирована в ее воображении на генетическом уровне. Ее талант, ее природный дар всего лишь материализует эти образы, воплощая их на холсте или батике.

Поневоле напрашивается такой художественный образ. Полотна Марьям словно весенним дождем накрывают окружающее их пространство любовью. У этого дождя любви нет конкретного адреса. Для него не существует возрастной, религиозной или расовой грани - ведь эта любовь адресована не только людям. Эта любовь не знает граней и границ между одушевленным и неодушевленным, между рациональным и иррациональным. Эта любовь адресована жизни в целом. Она адресована всему миру. А может быть, это всего лишь одна из попыток объять необъятное или сделать невозможное возможным?

Очевидно лишь то, что эта любовь многогранна и многолика. В ней разлито некое толстовское милосердие, способное вызвать в нас целую гамму чувств. В работах последнего времени, в особенности серии «Азербайджанские мугамы», я вижу именно этот страстный призыв к милосердию. Это желание примирить людей между собой и с окружающим миром, не дать затоптать ни травинку, ни былинку, ни муравья доминирует не только в ее работах, но и во всем ее существе.

Не сомневаюсь, что знающие, любящие, понимающие мугам зрители при погружении в ауру ее батиков чувствуют тончайшие нюансы, переливы и мистику мугама. Поневоле этот цветовой ряд вызывает в памяти и звуковой. Это «Аразбары» Сеида Шушинского, «Етим сегях» Гамида Малбейли, «Забул» Агабалы Абдуллаева, «Наби» Хана Шушинского, «Кучелере су сепмишем» Явер Калантарли или же навсегда вошедшие в нашу музыкальную культуру произведения других великих мастеров.

Когда в прошлом году я впервые на выставке в Баку увидел серию работ Марьям под названием «Гобустан», то поневоле вспомнил увиденное мною 30 лет назад на развалинах Карфагена удивительное дерево. На этих развалинах человеческой цивилизации среди разрушенных людьми и временем древних строений возвышалось огромное оливковое дерево. Это дерево, конечно же, само по себе было уже чудом. Недаром оно считается национальным достоянием Туниса. Поражало и то, что являющееся современником финикийской царицы Элиссы, основательницы города и государства Карфаген, это оливковое дерево и сегодня, как три тысячи лет назад, плодоносило и приносило фантастические плоды. Будучи живым реальным деревом, оно смогло стать символом. Символом истории. Символом торжества жизни. Символом неразрывной связи времен.

Такая же связь времен и поколений ощущалась в этой серии работ Марьям. Невероятно, но древний Гобустан словно каким-то чудом смог возродить в генетической памяти Марьям образы давно минувших дней. На холстах и батиках этой серии мы увидели практически все символы гобустанских петроглифов. Но какими же современными они оказались в трактовке Марьям!

Безусловно, изначально было ясно, что серия работ «Гобустан» не является простым переносом наскальных изображений на холст. И на холстах, и на шелковых батиках Гобустан был воссоздан, а не скопирован. Удивительным было то, что серовато-коричневый Гобустан вдруг приобрел в ее трактовке абсолютно не свойственную ему яркую, сочную палитру. И при всем этом он оставался Гобустаном.

По существу, это такая же ситуация, какая уже была с коврами. Хотя надо признать, что колорит этих работ и сущность образов, которые они вызывают в воображении, конечно же, резко отличаются друг от друга. Общим же является то поразительное умение видеть в устоявшихся стереотипах нечто никем ранее не увиденное. Именно в результате этого видения ландшафт Гобустана, его скалы и рисунки словно перешагнули сквозь века и обрели на полотнах Марьям новую, художественную жизнь.

Особенно меня поразили лодки и каравеллы этой серии. Конечно же, древний человек изображал на скалах облик тех лодок, на которых выходил в море. Увековеченные на рисунках наших предков эти лодки с берегов Каспия тысячелетиями находятся в застывшем состоянии на поверхности скал Гобустана.

А нарисованные Марьям на фоне синих и голубых морских волн золотистые гобустанские лодки словно живут своей собственной жизнью. Они не застыли, они двигаются. Создается такое ощущение, что они в течение всех этих тысячелетий постоянно находились в пути. Сегодня они приплыли к нам и дальше продолжат свой путь в далекое и неизвестное будущее.

И когда я смотрю на плывущие в будущее лодки Марьям, у меня возникает такое чувство, будто я сам нахожусь внутри этих лодок и не знаю, что ждет меня в этом неведомом будущем. В этом чувстве есть и некая тревога, и безграничный интерес. Но тревога эта без тени страха и сомнения. Это тревога путешественника, с радостью устремляющегося в неведомые дали.

Испытываемые при этом мною чувства навевают еще одно воспоминание из далекого прошлого. Помню, будучи аспирантом, я впервые в качестве туриста выехал за границу и перешагнул бетонные границы СССР. Находясь в Вене перед собором Святого Стефана, я долго не мог оторвать привыкшие к архитектуре соцреализма глаза от этого готического чуда. Обозревая главную башню собора Святого Стефана от основания и до самого верхнего шпиля, я испытывал непередаваемое ощущение того, будто мой взгляд способен поднять меня самого далеко вверх, а это готическое чудо - унести меня в небеса.

Такое же иррациональное ощущение у меня оставляют некоторые работы Марьям. Иногда они уносят меня в прошлое, а порой заставляют оживать застрявшие где-то в глубине памяти почти забытые воспоминания. Во всем этом, конечно же, немалую роль играет присущая творчеству Марьям художественная динамика. Мне кажется, что сила этой динамики кроется в том, что эти работы создаются как бы в едином порыве. За ними не чувствуется тяжелого труда созидания. Созданные, казалось бы, единым росчерком кисти, эти работы дарят какую-то невероятную легкость бытия.

В целом движение, динамика, некий художественный порыв являются важнейшими характеристиками творчества Марьям. Может быть, это и определяет их художественно-эстетическую ценность. Ее картины настолько наполнены жизнью, что порой кажется, что если подует ветерок, то цветы ее букетов или лепестки ее маков заколышутся.

Но мне опять хотелось бы вернуться к серии работ «Гобустан». Среди петроглифов Гобустана немало тех, где изображены сцены охоты людей с копьями. У Марьям на полотнах этот древний человек держит копье. Поневоле создается ощущение, что если сейчас он метнет это копье, то оно, минуя все границы пространства и времени, способно преодолеть тысячелетия.

Я говорил об улыбке милосердия, вызванной картинами Марьям. Но в то же время для меня за этой улыбкой кроется еще некое беспокойство за всех нас и за наш столь хрупкий мир, а может быть, даже откровенное чувство тревоги.

Нарисованное Марьям копье, которое метает древний человек, в моем воображении не застыло во времени. Оно продолжает лететь и направляется в будущее. Наверное, именно потому эти картины охоты вдруг напомнили мне «Камень» Али Керима. Вернее, давным-давно запавшие мне в душу его удивительные строки, очень созвучные работам Марьям.

Сегодня меня самого удивляет то, что, оказывается, я до сих пор помню их наизусть. Равно как и то, что это небольшое стихотворение вмещает в себя фабулу целой поэмы. Оно посвящено камню, который когда-то один древний человек метнул в другого. Орошенный кровью, этот камень не упал на землю, не пропал бесследно, а превратился в стрелу, меч, пулю, мину, потом еще во что-то, продолжая сеять смерть. И поэт безуспешно ищет ответ на свой непростой вопрос, адресованный всему XX веку: а нельзя ли было кому-нибудь когда-то остановить этот камень?

На скалах Гобустана древние люди часто предстают перед нами танцующими. Иногда взявшись за руки, иногда порознь. Эти же древние люди танцуют и на полотнах Марьям. На первый взгляд? это напоминает картину Матисса «Танец». Может быть, именно потому, что для картин Марьям так же характерна эстетическая лаконичность. Ведь в серии ее работ «Гобустан», изображающих древние танцы, нет лишних деталей, лишних штрихов, мешающих их адекватному восприятию.

Однако гобустанские танцы Марьям лишь в чем-то напоминают работы Матисса. Она слишком далека от подражания ему. В этих работах Марьям чувствуется вся сила древних архетипов, не утративших ни для кого из нас своей магической силы воздействия и восприятия. Они в принципе другие и повествуют тоже о другом.

В статье «Миссия Марьям» я писал о том, что ее узоры, знаки так напоминают пиктографические, шумерские, орхоно-енисейские и египетские письмена, что кажется, это не просто узоры и символы, а закодированная информация, присланная нам из другой цивилизации.

Я вспомнил об этом потому, что в серии «Гобустан» эти узоры и знаки, с одной стороны, составляют единую композицию и дополняют другие ее работы и батики, а с другой (и для меня это очень важная особенность ее работ!) - в этих деталях ощущается неразрывная связь с космосом. Я не вижу в этом никакой мистики, напротив, эта связь полностью соответствует манере самовыражения Марьям.

Есть еще одна важная особенность этой серии, которую мне хотелось бы особо подчеркнуть. В этих работах окруженные уникальными лодками и древними животными, танцующие фигуры на зеленом, оранжево-красном, синем фоне создают некую атмосферу, преисполненную мира и покоя. Ни в руках у этих людей, ни у них за пазухой нет камня. В их мире есть лишь вера, любовь и надежда. И чем больше я смотрю на этих танцующих или охотящихся древних людей, изображенных Марьям в серии работ «Гобустан», тем больше мне кажется, что эти люди населяли землю в очень далекие времена, когда коварство, зло и любые черные силы были очень далеки от человека. И вне зависимости от того, какова тема или цветовая гамма той или иной работы, во всех полотнах Марьям последних лет я остро ощущаю эту ауру добра и любви.

Этот гуманизм является естественной, можно сказать даже органической частью художественного самовыражения Марьям. И проистекает он из того, что сама Марьям является носительницей такой гуманистической ауры. Полной тайн и загадок, но, безусловно, преисполненной доброжелательности и готовности творить добро. Именно это и чувствуется во всех этих работах.

Профессор Ольга Свиблова пишет об искусстве и личности Марьям, что «чувство цвета и композиции даны ей от природы», «она притягивает невероятно сконцентрированной и светлой энергией, свойственной этому автору и всему, к чему она прикасается». Это абсолютно верное наблюдение. И от самой личности Марьям, и от ее работ исходит эта ярчайшая положительная энергетика.

Турецкий художник и искусствовед Элизабет Айтен Берент, обращаясь к Марьям, сказала, что она - «пример для подражания всем, кто думает, что они не в состоянии достичь того, чего их внутреннее «я» и душа хотели бы достичь». Это удивительно верные и точные слова.

Получая образование в Париже, Марьям сейчас, насколько я знаю, работает над серией «Ню». У Марьям есть ряд и ранних написанных маслом работ в стиле «ню». Среди них особо хотелось бы отметить ее очень выразительных девушек-музыкантов. Однако когда я вспоминаю ее работы в стиле «ню», почему-то на память приходит в первую очередь нарисованная пастелью одна ее графическая работа. Это портрет девушки. В огромных бездонных глазах сидящей, обхватив колени, и глядящей вдаль той девушки читается такой вихрь чувств, что его трудно трактовать однозначно. А может быть, здесь и не нужна никакая конкретика? Может, у каждого из нас в зависимости от нашего эмоционального настроя в разные минуты нашей жизни могут возникать разные ответы на этот вопрос? А разве на каждый вопрос о произведении искусства можно найти однозначный ответ? Даже говоря о девушке, устремившей свой взгляд в неведомую даль, я думаю, что может быть, Марьям знает, куда устремлен тот взгляд, и в том неведомом для меня пространстве для нее нет ничего неведомого.

Безусловно, во всех работах Марьям есть нечто загадочное. Это проистекает из самой природы ее личности и дарования. Может быть, это связано с тем, что многое она воспринимает, понимает и трактует совсем не так, как мы. Это некое таинство ее понимания уносит как холст, так и кисти Марьям вдаль. Поневоле вспоминается написанный ею пару лет назад автопортрет. На нем за прозрачными стеклами очков мы видим глаза Марьям, в которых, по-моему, читается именно этот дар расколдовывания нашего мира - для нее априори ясно и понятно многое, может быть, и недоступное нам.

В классической азербайджанской литературе часто используется слово «фетульбаб», означающее умение или дар осознать суть чего-либо. Безусловно, работы Марьям говорят о том, что у нее есть этот скрытый дар осознания или понимания. Именно исходя из этого я уверен в том, что недоступный нам всем смысл многих вещей и понятий предельно открыт для Марьям.

Этот внутренний дар понимания еще не раз будет нас радовать. И я уверен, что в новой серии «Ню» мы опять увидим новые грани таланта Марьям. А кто его знает, может быть, это будет реализация новых аспектов той ее миссии, которая проявляет себя столь прекрасным и необычным образом.

ЭЛЬЧИН

17 января 2016 года

Каспiй.-2016.- 9 апреля. - С.12-13.