Безвинный узник

«Фиридун бек Кечарли один выполнил работу, которая была подвластна целому институту».

Мир Джалал

Прошло около ста лет со дня трагической гибели Фиридун бека Кечарли, выдающегося азербайджанского литературоведа, павшего от рук дашнаков во время мятежа 1920 года в Гяндже.

Собирая материалы для будущей своей книги о Самеде Вургуне и делая первые наметки, я неоднократно бывал в Гори, где учительствовал Фиридун бек, просматривал его личные документы, хранящиеся в архиве Музея народного просвещения Грузии, встречался с бывшими слушателями Газахской учительской семинарии, которые поведали мне о деятельности этой замечательной личности на посту директора и педагога. Многие из тогдашних семинаристов, ныне покойные Мир Гасым Эфендиев, Ахмед Ахмедов, Гаджибала Гаджиев, профессор Фатма ханым Векилова и другие, оказали мне в этом деле неоценимую помощь. А известный ученый Аббас Заманов посоветовал встретиться с Джумшудом Эфендизаде, преподавателем Бакинского государственного университета, который в майские дни 1920-го был брошен в гянджинскую тюрьму, в одну камеру с Фиридун беком, став таким образом единственным свидетелем его трагической гибели.

Надеюсь, глава «Безвинный узник» повести «Прибывший из Гори поезд», в основу которой легли воспоминания Джумшуда Эфендизаде, заинтересует и вас.

Весь день напролет этот смуглый старец, пребывая в какой-то сердечной маете, что-то причитал, точно разговаривал сам с собой. Джумшуду стало жаль его, и он подсел поближе.

- Кто ты, сынок, и как попал сюда? - спросил его старец.

- Я - брат Нусрета, - невпопад ответил Джумшуд, у которого на глаза вдруг навернулись слезы.

- Кто такой Нусрет, он тоже здесь? - поинтересовался старец.

- Это мой брат, его убили… - юноша запнулся, бранное слово едва не слетело с его уст. Испуганно оглядевшись, Джумшуд нагнулся к нему и тихо произнес на ухо:

- …дашнаки.

- А где работал твой брат?

- В школе, что на улице Четырех дорог, был директором, учительствовал.

Фиридун бек внимательно посмотрел на юношу, когда тот шепотом добавил:

- Был большевиком.

Предположив, что старец слышал о его брате, Джумшуд воодушевился и гордо сказал:

- Его звали Нусретом. Нусрет Эфендизаде.

- Где вы жили Гяндже?

- Родом мы из Шамахи. В позапрошлом году дашнаки сожгли наш город, и мы остались без крова. Переехали в Кюрдамир, а оттуда перебрались к родственникам в Агдаш. Жизнь там не сладилась. А здесь живет мой дядя Джамо Джабраилбейли, вот и решили мы попросить убежища у него. С неделю искали его, временно приютившись во дворе мечети Шах Аббас, наконец, нашли - дядя Джамо снял для нас дом по улице Озан, устроил меня на работу в аптеку. Казалось, только жизнь наладилась, как все это началось.

- Кем работал твой отец в Шамахе?

- Секретарем в суде. Однако его больше знают как поэта. Может, слышали - Агаали бек Насех Эфендизаде?

Лицо Фиридун бека просияло.

- Воистину неисповедимы пути господни! - произнес он, судорожно схватив за руки Джумшуда. - Долгие годы поддерживать дружбу, переписываться с Агаали беком - и вот где довелось встретиться с его сыном…

- Не тужи, сынок, - попытался успокоить его Фиридун бек. - Жизнь состоит из взлетов и падений. Порой приходится выживать среди волков. Ты еще молод. Будь осторожен, не то погубишь себя.

- Вы знали моего отца? Были его другом?

- Когда я жил в Гори, мне доводилось переписываться с поэтами Ширвана - Мирза Алекпером Сабиром, Аббасом Саххатом, Мухаммедом Таррахом, - услышал в ответ Джумшуд и с любопытством спросил:

- Значит, вы тоже поэт?

- Не знаю даже как лучше объяснить. Я не поэт, но веду переписку с поэтами, с людьми, разбирающимися в литературе, искусстве. Работаю с материалами из их личных библиотек и архивов, составляю литературные сборники, пишу историю литературы. Этим занимаются литературоведы. Так я познакомился с твоим отцом. У меня сохранилось много его стихов. Кстати, благодаря Агаали беку мне удалось написать о многих ширванских поэтах - Мехвеши, Зулали, Ваиз Эфенди, Аскере, Наби Эфенди, Гуммете, Асафе, Насими, Молла Гадире Гаджи и других. Светлая ему память.

Случилось так, что однажды я получил от твоего отца письмо, к которому он приложил стихи незнакомого мне поэта, подписанные псевдонимом «Насех». Они мне понравились. Немедленно в ответном письме я попросил его прислать остальные стихи Насеха. Спасибо, ему, исполнил мою просьбу. Но спустя несколько дней из письма Саххата я понял, что под псевдонимом «Насех» пишет сам Агаали бек Эфендизаде. Твой отец был человеком скромным. Ширванские поэты Сабир, Хади, Саххат, Таррах прозвали его «мизануш-шуары» («точные весы», определяющие талант того или иного поэта).

Излив душу, Фиридун бек ощутил некоторое облегчение.

- Так говоришь, отец работал в суде?

- Да, секретарем у мирового судьи. Эта служба и погубила его. Семья у нас была большая - шесть человек, да и у дяди Джамо не маленькая - на одну душу меньше. На жалованье отца было трудно содержать одиннадцать человек. Отцу приходилось нелегко, он не мог мириться с постоянными оскорбительными выпадами в его адрес судьи Журпинского. Тот ни с кем не считался, мог без всяких на то причин оскорбить самого толкового и интеллигентного сослуживца.

- Моя тридцатилетняя служба в суде ни в грош им не ценится, - посетовал как-то отец, обвинив во всем Журпинского. - Завтра же положу конец этим унижениям, пойду и плюну ему в лицо.

Утром, подав прошение об отставке, отец высказал Журпинскому все, что о нем думал. А когда вернулся домой, его охватила нервная дрожь. Слег и весь день метался в горячке, ни с кем не разговаривал. А к вечеру затих навсегда.

Прислонившись к стене, Фиридун бек молча слушал Джумшуда.

Стемнело, Джумшуда почти не было видно. В дверь яростно забарабанили. Раздались выстрелы. Залетевшие в камеру пули посбивали штукатурку с потолка. Из-за стены послышалась угроза: «Если сейчас не заткнетесь, я из вас решето сделаю!».

Во время гянджинских событий в рядах Красной армии оказался маузерист-следователь Либерман. Будучи махровым дашнаком, он сумел завоевать расположение некоторых революционеров и занял ответственную должность руководителя особого отдела. Лучших представителей интеллигенции, которые попадали в его руки по оговору, он расстреливал или гноил в застенках, прикрываясь именем революционного правительства. Среди них оказался и Фиридун бек. К сожалению, никто даже не удосужился спросить, каким образом народный учитель, человек, далекий от политики, к тому же находящийся в ста верстах от Гянджи, мог стать организатором мятежа?

Среди заключенных находился и Аббас Рзагулуоглу, близкий родственник члена ЦК АКП(б) Эйюба Ханбудагова. С помощью женщины, приносившей им передачи, Аббасу удалось передать письмо для Ханбудагова, в котором он сообщал об оголтелом дашнаке Либермане, о том, как в тайне от Гамида Султанова, чрезвычайного комиссара Гянджинской губернии, тот безжалостно расстреливает по ночам наиболее именитых арестантов. Среди безвинно осужденных значилось имя директора Газахской семинарии Фиридун бека Кечарли.

Вскоре письмо это дошло до Наримана Нариманова. Ознакомившись с его содержанием, он сразу же распорядился:

- Срочно готовьте депешу от моего имени Гамиду Султанову. Телеграфируйте, чтобы после тщательной проверки освободил из-под ареста всех невиновных. Пусть немедленно освободят Фиридун бека Кечарли - за него я лично ручаюсь. Не понимаю, как можно обвинять Фиридун бека в участии в мятеже, тогда как мятежа как такового в Газахе и не было.

Из-за двери раздался сердитый голос надзирателя:

- Эй вы там! Есть ли среди вас директор Газахской семинарии Фиридун бек Кечарлинский?

Никто не ответил. Джумшуд, пробираясь на ощупь в темноте, поспешил разбудить вздремнувшего было Фиридун бека. Тот мгновенно встрепенулся.

- Кто это? - испуганно спросил он.

- Фиридун бек, вас надзиратель зовет.

Тотчас поднявшись, он подошел к двери.

- Кто меня спрашивает? - еле слышно произнес он.

- Кечарлинский, это ты?

- Да.

- Директор Газахской семинарии?

- Да.

Надзиратель ушел, ничего не сказав. Фиридун бек вернулся, держась за стену.

- Где ты, сынок? - позвал он Джумшуда.

Джумшуд обнял его и помог сесть.

- Так хорошо спал. Откуда этот мерзавец взялся? - выругался Фиридун бек.

- Может, вас освободят, потому и спрашивали.

- Нет, сынок. Видно, мой час настал… - ответил он. Затем достал из кармашка жилета серебряный рубль.

- Возьми, сынок, - протянул он его Джумшуду, - пригодится. Если вдруг выпустят, потратишь на дорогу домой.

Окончание следует

Шамистан НАЗИРЛИ

Каспiй.- 2016.- 31 августа.- С.12.