Запоздалая реабилитация

Зарифа Салахова: Дело отца суд рассмотрел за 15 минут

В 1937 году отец стал жертвой сталинских репрессий, и она, как дочь «врага народа», с детства не раз сталкивалась с несправедливостью. Но не сломалась, продолжала бороться и упорно двигалась вперед.

Речь идет о заслуженном работнике культуры, председателе Бакинской ассоциации женщин Азербайджана, кавалере ордена «Шохрат» Зарифе Салаховой. Она - член ряда государственных комиссий. В списке ее наград - многочисленные медали и почетные дипломы ряда зарубежных стран. А в молодости она играла в женской сборной Азербайджана по баскетболу…

Мы встретились с Зарифой ханым в уникальном Музее миниатюрной книги, который она основала 23 апреля 2002 года в исторической части Баку - Ичери шехер. В ходе беседы речь зашла о нелегких годах ее детства и юности.

В последний раз

Родилась она в 1932 году в Баку. Жила семья в маленькой двухкомнатной квартире на верхнем этаже четырехэтажного здания по улице Касум-Исмайлова (ныне Зяргярпалан). Пятеро детей, Зарифа - четвертая, после нее родилась еще сестренка. Мать - домохозяйка, отец работал на различных партийных должностях. Поначалу все шло своим чередом, но 29 сентября

1937 года Теймура Салахова арестовали, и с этого дня у пятилетней Зарифы, как и у ее старших братьев и младшей сестренки, которой было всего два месяца, детство закончилось.

Вот как вспоминает Зарифа ханым тот переломный в ее жизни момент: «Отец развернул газету и только хотел обсудить прочитанное с мамой, как вдруг в дверь постучали. Вошли двое работников НКВД в сопровождении двух наших соседей и увели папу. Таким в моей памяти остался отец - мне тогда было пять с половиной лет».

Роковая фраза

- В середине 1936-го первый секретарь ЦК КП Азербайджана Мирджафар Багиров сместил отца с должности секретаря Лачинского райкома партии и назначил заместителем председателя Азплодоовощторга. Спустя несколько месяцев его исключили из партии. Папа стал писать заявления М.Багирову и в другие инстанции, вплоть до Москвы, о своем незаконном исключении из рядов КПСС. Надо сказать, что Багиров был вхож в наш дом, не раз хвалил кулинарные способности мамы, но несмотря на это, ответа на заявления и жалобы отца не поступало. Однажды отец остановил М.Багирова, который шел на работу со стороны филармонии, напротив которой жил, и в сердцах сказал: «Ты что, не знаешь, какой я партиец? Если ты не вернешь мой партбилет, я тебя сам застрелю». После того разговора отца арестовали. Об этой роковой фразе отца мы узнали позже. Вместе с ним был арестован и Сулейман Рагимов, заведовавший в Лачине отделом агитации. На очной ставке С.Рагимов заявил, что отец будто бы террорист, участвовал в антиправительственном заговоре. Суд рассмотрел дело за 15 минут и приговорил отца к 10 годам лагерей без права переписки, а Сулеймана Рагимова Мирджафар Багиров назначил секретарем Лачинского райкома партии.

Суп из пирожков

Так для семьи Салаховых начались черные дни. Мать Зарифы, никогда ранее не работавшая, устроилась гардеробщицей в издательство «Азернешр». Утром в подвале издательства принимала верхнюю одежду 500 сотрудников, в полдень шила чехлы для стульев, а вечером возвращала гардероб, после чего стирала халаты.

- Мы еще маленькие были, по утрам провожали маму до работы, а оттуда шли в школу. После занятий мы вместе с братьями возвращались домой. Мама приходила поздно, в полночь.

Зарифа ханым добрым словом вспоминает русскую женщину полного телосложения - тетю Шуру, которая фиксировала приход на работу и уход сотрудников «Азернешр», а затем составляла заявку на получение для работников пирожков с мясом, приплюсовав лишние 10 штук для нас: «Мама давала каждому по пирожку, а из оставшихся варила нам суп».

Жалоба на учителя

В то время детей принимали в школу с восьми лет. Вначале Зарифа посещала детский сад, а потом пошла учиться в 189-ю школу.

- Учительница Варвара Дмитриевна, которая преподавала в начальном классе моему брату Таиру, стала вести и наш класс. Началась война. Учительница знала, что мой отец арестован как «враг народа», но записала меня как дочь фронтовика, и таким образом мне на обед выдавали булку. В третьем классе нас перевели в 132-ю школу, а в прежней разместили госпиталь. С четвертого класса нас стали распределять по разным школам в русский и азербайджанский сектора; я продолжила учебу в русском секторе 134-й школы, а позже меня перевели в 150-ю. Тогда же девочки и мальчики стали учиться раздельно.

Зарифа ханым рассказала об одном случае, когда учитель математики ударил ее, и она, не стерпев такой несправедливости, пожаловалась на него:

- В пятом классе учитель математики, армянин по национальности, ударил меня за то, что я спросила что-то у соседки по парте. После занятий я пошла в Министерство просвещения и пожаловалась на него. В школу пришла комиссия, они встретились с директором Дрынкиной и сделали ей замечание. После этого случая меня стали всячески притеснять, и по окончании седьмого класса я решила продолжить учебу в техникуме. Забрала документы из школы и отнесла их в машиностроительный техникум, сдала экзамены и поступила. Но когда начались занятия, выяснилось, что я единственная девочка в группе. Пришлось вернуться в школу. У нас была очень хорошая учительница географии, ее муж работал в педучилище имени Сабира, она и предложила мне сдать документы туда. Так я и сделала. В группе из 42 человек только мы с Эльзой Расуловой оказались азербайджанками, большинство были русские из Краснодара и Ставрополья.

Чемпионка республики

В школьные годы Зарифа не только отлично училась, но и активно занималась спортом.

- В 5-м классе я стала заниматься легкой атлетикой. Нашим тренером был заслуженный мастер спорта Афган Сафаров. Мы занимались в спортзале «Динамо», там была баскетбольно-волейбольная площадка, примыкавшая к стадиону (сейчас на этом месте возвышается отель «Хилтон»). Однажды, возвращаясь с соревнований на стадионе, я увидела, что на площадке играют в баскетбол. Мне полюбилась эта игра, и я бросила легкую атлетику. Афган муаллим говорил потом: «Знай я, что ты уйдешь в баскетбол, не разрешил бы тебе смотреть эту игру».

Зарифа уже привыкла к самостоятельности: ни мать, ни братья не вмешивались в ее дела, не возражали против участия девочки в различных мероприятиях и даже против перехода из школы в училище. В педучилище Зарифу приняли в комсомол, она стала членом профкома, создала баскетбольную команду девочек, в которой была и капитаном, и тренером. В 1949 году эта команда стала чемпионом республики. Позже Зарифа была включена в сборную Азербайджана среди девушек, а затем и в женскую, где также оказалась единственной азербайджанкой.

Отца ударило током

В 1952 году Зарифа училась на четвертом курсе училища. Студентов стали распределять: одних отправляли на учебу в вузы, других - на работу в различные районы республики. Раньше по окончании высшего или среднего специального учебного заведения выпускники должны были три года отработать в каком-нибудь районе.

- В марте 1952-го на распределении присутствовали заместитель министра просвещения Сона Асланова, хорошо знавшая моего отца - в 30-е годы она занимала пост заместителя заведующего агитационным отделом ЦК, - директор училища Рафига Ахундова, завуч Очинский и наш классный руководитель Дмитрий Семенович, а также секретарь комитета комсомола. Меня представили как активистку, комсомолку, отличницу, имеющую всего две «четверки», спортсменку, члена сборной республики, свободно владеющую русским языком. Из выпускников только пять процентов из тех, у кого было две «четверки», направляли в вузы. Сона ханым спросила имя-отчество моего отца и где он сейчас. «Теймур Гейдароглу», - ответила я, добавив, что отца ударило током, когда он работал на нефтепромысле, так мама наказала нам отвечать на все вопросы о нем. Тогда Сона ханым сказала: «Может быть, он был арестован и там умер?» Я ответила, что тогда была маленькой, а мама мне так рассказала. В этот момент Рафига ханым, сидевшая сбоку от С.Аслановой, приложила палец к губам, давая мне знак молчать. А Сона Асланова сказала: «Ярдымлы».

В 1947 году, накануне 10-летия ареста отца, Зарифа от имени матери написала заявление в НКВД.

- В августе меня вызвали в Октябрьский райотдел НКВД, спросили, когда мой отец был арестован. Я ответила, что

29 сентября. Мне заявили, что отец вернется, когда исполнится 10 лет со дня ареста, то есть через месяц. Но через месяц он не вернулся...

На учебу в Москву

По окончании училища Зарифа собиралась подать документы в один из московских вузов. В то время ее брат Таир учился в художественном институте им.В.Сурикова.

- До самой смерти Сталина мы жили в страхе, что Таира могут выгнать, если узнают, чей он сын. Тем более что когда он учился в художественном училище им.А.Азимзаде, его дважды исключали по указанию Багирова, но мама ходила, плакала, просила, и его восстанавливали, но он лишался стипендии.

Зарифа сдала документы в комиссию Минпроса республики для поступления в Московский пединститут на специальность логопеда.

- Желающие учиться в Москве и Ленинграде (Санкт-Петербург) сдавали экзамены в Азербайджанском индустриальном институте им.М.Азизбекова. Мне нужно было ехать на соревнования, поэтому мне разрешили сдать два экзамена в один день. Я набрала 18 баллов из 20 возможных. Сказали, что я принята и по возвращении с соревнований мне будут выданы соответствующие документы о зачислении на первый курс. Но 27 августа, когда я вернулась, инспектор Министерства просвещения заявил мне, что поскольку я не явилась вовремя, то есть 25 августа, они решили, что я не хочу учиться в Москве, и вместо меня отправили другую. Позже я узнала, что вместо меня поехала дочь заместителя министра финансов. Мне предложили устроиться на работу, чтобы через год вновь сдать экзамены, но я отказалась. Мне спешно вернули документы, позабыв забрать у меня экзаменационный лист с результатами экзаменов. Я взяла документы и отправилась в Совмин. Тогда Кабинет министров располагался в здании нынешнего Музея истории Азербайджана. Дежурный соединил меня с сотрудником соответствующего отдела, который, выслушав меня, спустился вниз, ознакомился с моими документами и тут же позвонил министру просвещения академику Мехтизаде: «Что хотите делайте, но эта девочка должна учиться в московском институте». Я отправилась в министерство, где министр принял меня и позвонил в Москву, но там мест уже не оказалось. В Ленинграде места были, но я не хотела: там у меня никого не было, а Таир учился в Москве. Так с конца августа по 15 октября 1952 года я каждый день проводила в приемной министра. 15 октября он вызвал меня и сказал, чтобы я пока посещала занятия в Пединституте им.В.И.Ленина, на факультете русского языка и литературы в качестве вольного слушателя, а в январе, если кто-то срежется на экзаменах, займу его место. Так я и поступила…

С баскетбольной командой Зарифа тренировалась в спортзале пединститута. Заведующий кафедрой физвоспитания Г.Мирзоев, зная, что о трудном финансовом положении семьи, оформил ее на должность лаборанта на полставки. С 8 утра до часа пополудни Зарифа работала на кафедре, а затем шла на занятия.

27 ноября в институте состоялась комсомольская отчетно-выборная конференция. Членом вузовского комитета комсомола была избрана и Зарифа, хотя она не числилась среди студентов. «После этого вышел приказ о моем зачислении. Кроме того, я была избрана председателем совета физкультуры института».

Судьбоносная встреча

Иногда путешествие вглубь семейной истории оказывается столь болезненным, что мы не всегда решаемся на это…

- 1955 год, зима… В феврале я возвращалась с соревнований из Орла в плацкартном вагоне. Тогда эти составы почему-то называли «500-веселый».

Пока мы были в пути, я совершенно случайно услышала, что в международном вагоне нашего поезда едет председатель КГБ Азербайджана товарищ Гуськов Анатолий Михайлович. И я, недолго думая, решила с ним встретиться, чтобы разузнать хоть что-нибудь о своем отце. Папу забрали в сентябре 37-го и осудили по популярной тогда 58-й статье: 10 лет без права переписки.

С тех пор прошло 18 лет, и мы ничего не знали о его судьбе. Заявления я всегда писала от маминого имени, потому что как только Мирджафар Багиров вспоминал о детях Теймура Салахова, которого он знал лично, был вхож в его дом и восторгался мамиными обедами, Таира тут же исключали из художественного училища. Другие же мои старшие братья вообще были лишены шанса получить высшее образование: старший Сабир после 7-го класса работал в трамвайном парке, Маир учился в строительном техникуме, а по вечерам работал киномехаником. Да и наши соседи постоянно подливали масла в огонь и строчили на нас доносы… Наверное, эта мучительная неизвестность и бесконечные гонения и придали мне смелости, чтобы решиться на этот разговор…

В Харькове во время получасовой стоянки поезда я отправилась в конец состава и обратилась к проводнице международного вагона с просьбой провести меня к товарищу А.Гуськову.

- Ой, деточка, а они сейчас отдыхают, ты приходи, когда будет остановка в Ростове.

Так я и сделала. Когда поезд подъехал к Ростову, проводница пропустила меня в вагон и показала его купе. Дверь открыл сам Гуськов, пропустил меня в купе и пригласил присесть:

- Слушаю вас…

- Мой папа был арестован в 37-м году. Нас должны были выслать в Казахстан, но мамин брат разослал телеграммы Сталину, Калинину и другим. Мы уже сидели на узлах, и вдруг в один из дней, в полночь, приехали из НКВД и забрали маму. Мы не знаем, кто ее ознакомил со справкой о том, что квартира и семья Теймура Салахова находятся в распоряжении Москвы. Нас оставили в покое. В августе 1947-го я отправила заявление в Наркомат ВД, и меня принял сотрудник Октябрьского отделения. Он поинтересовался, когда арестовали папу. Я ответила - 29 сентября 1937 года. Разговор этот происходил 18 августа 1947-го, и он заверил меня, чтобы я не волновалась, мол, в сентябре папа выйдет. С тех пор прошло уже восемь лет, а мы так ничего и не знаем…

Гуськов внимательно выслушал меня и стал расспрашивать, чем занимаюсь я, что делают мои братья, что мама говорит по этому поводу и откуда я сейчас еду. А потом сказал, что поезд прибывает в Баку в понедельник и он примет меня в среду, в час дня…

Ровно в час дня в среду я пришла в главное здание КГБ, которое в то время находилось около спортивного общества «Динамо». Секретарь сказала, что запись на прием к председателю КГБ уже завершена, я опоздала. Но как только я назвала свою фамилию, меня тут же провели в приемную А.Гуськова. Это была просторная комната с огромным овальным столом посередине, вокруг которого сидели какие-то люди. Уже потом из их разговоров и перешептываний я поняла, что они приглашены в связи с делом Багирова, который на тот момент был арестован и шло следствие. Минут 15 томительного ожидания, и меня провели к Гуськову… Он опять очень подробно меня обо всем расспросил, а потом протянул чистый лист и сказал, чтобы я написала заявление на его имя о пересмотре дела папы, которое он передаст для рассмотрения «тройке» Военного трибунала СССР, разбиравшейся с делами репрессированных в 1936-1938 годах в Азербайджане (трибунал в 1955 году размещался в здании, примыкавшем к «Старому интуристу»). И я, как всегда от имени мамы, написала такое заявление. Потом мы еще немного поговорили, и вдруг он спрашивает:

- Вас из квартиры выселили?

- Нет, - ответила я, - мы вшестером все эти годы живем в нашей крохотной двухкомнатной квартире, которая находится в распоряжении Москвы.

- Зарифа, хорошо, что вы все живы, здоровы, и самое главное, вместе, - сказал мне, прощаясь, товарищ Гуськов.

С этим я и ушла… А в следующую среду меня опять приглашают в КГБ, и Гуськов извиняющимся тоном снова расспрашивает меня о маме, о нашей жизни… И опять разговор кончается ничем. Ровно через неделю, уже в третий раз, я вновь была у него в приемной. Опять много людей, и среди них - один мужчина в летах, седой как лунь, который вдруг заговорил со мной по-азербайджански.

- Гызым, ты Зарифа, дочь Теймура?

- Да, - отвечаю я удивленно, а сама ничего не понимаю.

И тут он меня обнял, поцеловал и, прослезившись, стал расспрашивать про маму и братьев:

- А что ты тут делаешь?

Я вкратце рассказала ему о своих похождениях…

- А когда в последний раз у вас взяли передачу для папы?

- 3 или 4 июня 38-го, - ответила я. Фактически через десять месяцев после его ареста.

- Знаешь, гызым, в тот день твоего папу расстреляли...

Что я испытала, услышав это, знает только Всевышний…

Вспоминаются рассказы мамы… Когда раз в месяц она носила папе передачи, под копирку заполнялся бланк со списком того, что вложено в передачу, и второй экземпляр за подписью арестованного, о том, что он все получил, возвращали назад. На листке с последней передачей папа, видимо, прощаясь навсегда, написал имена трех моих братьев. Может быть, тем самым подавал нам сигнал. Но тогда боялись держать дома такие бумаги, и мама все уничтожила…

В этот момент меня пригласили к заместителю Гуськова - тов.Заманову, который впоследствии стал прокурором республики, но я попросила провести меня к товарищу Гуськову…

- Зарифа, почему вы плачете? - участливо спросил председатель КГБ.

И тут я рассказала ему о встрече с реабилитированным, знавшим папу и нас, когда мы были маленькими, который отсидел 18 лет и сейчас проходит свидетелем по делу М.Багирова.

- Вы понимаете, в каком мы положении? Мы ни в чем не виноваты, а должны сообщить вам такую горькую весть! - заявил Гуськов. - Несмотря ни на какие трудности все вы живы, здоровы, есть крыша над головой, а ведь все могло быть гораздо хуже…

Конечно же, он был прав… Но разве от этого легче? Мы дни считали, когда, наконец, сможем увидеть папу, а тут такое… Да, мы живы и здоровы, нас не выгнали из нашей крохотной квартирки с туалетом на третьем этаже - и это при том, что мой папа был первым секретарем Лачинского райкома… В общем, когда я немного успокоилась, А.Гуськов посоветовал мне раз в месяц заходить в военный трибунал и интересоваться ходом расследования папиного дела.

Впервые я переступила порог здания Военного трибунала в конце февраля 1955-го. Меня принял полковник Чесноков, а ровно через год, когда я в очередной раз пришла разузнать о деле папы, он пригласил меня в свой кабинет и спросил:

- Как папино имя-отчество?

- Теймур Гейдар оглу, - ответила я.

- Невиновен… Все эти материалы мы посылаем в Верховный суд СССР, и когда они вынесут свое решение, вы получите официальную бумагу о реабилитации.

Спустя 18 лет после расстрела папы мама получила Определение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 14 июня 1956 года, № 4н-046689. «Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 3 июля 1938 года в отношении Салахова Теймура Гейдар оглу отменен, производство по делу в отношении него за отсутствием в его действиях состава преступления прекращено». Мой отец был посмертно реабилитирован. После реабилитации мама стала персональным пенсионером и до конца жизни получала за папу пенсию. Поскольку отца оправдали, а у нас ничего не конфисковали, ей выплатили папину двухмесячную зарплату - 600 советских рублей, на которые мама купила мне часы «Заря» с толстым выпуклым стеклом. Прощальный подарок от папы…

Прошло много лет… Я уже работала в Обществе книголюбов и часто встречалась с академиком Зией Буниятовым, который был членом президиума нашего общества. Однажды он сказал мне, что знакомится с делами репрессированных, и я попросила, чтобы он поднял и дело моего папы. Через месяц я держала в руках материалы, написанные Зией Буниятовым… «Суд длился всего 15 минут…», а потом перед расстрелом сделали папину фотографию в анфас и профиль. Зия Буниятов каким-то чудом смог разыскать в архиве негатив этих последних снимков папы на стекле, который я тут же пересняла. С этой черно-белой выцветшей фотографии на меня смотрело родное папино лицо… Худое, изможденное лицо приговоренного к смерти человека… Но больше всего меня потряс номер на его арестантской табличке, висевшей на шее: «1956». Это был год, когда папу посмертно реабилитировали. Такое вот совпадение…

Арбитр республиканской категории

Когда Зарифа окончила институт, с нее сняли клеймо «дочь врага народа», с которым она поступала. Полтора года преподавала в школе в Степанакерте (ныне Ханкенди), однако здешний климат вредно сказался на ее здоровье, и она поехала к дяде в Мингячевир и стала преподавать русский язык в поселке Халдан. А потом и в одной из городских средних школ.

Как-то раз на улице ее остановил какой-то молодой человек и попросил принять участие в судействе товарищеской встречи по баскетболу между командой Мингячевира и сборной Загатальского района среди юношей. Зарифа согласилась. Хотя загатальцы проиграли, но, пожимая ей руку, капитан гостей просил ее приехать в Загаталу судить ответную встречу. Зарифа ханым, будучи судьей республиканской категории, сказала: «В то время я не понимала, что в маленьком провинциальном городе судейство девушки сборных юношеских команд может вызвать удивление и толки».

В журналистике

Спустя два дня после той игры Зарифа шла по одной из центральных улиц, когда ее окликнули с первого этажа здания и пригласили войти.

- Это оказалась редакция газет «Мингечаурский рабочий» и «Мингячевир фэхлеси». Меня попросили подготовить статью о состоянии баскетбола в городе. Я согласилась и написала. Потом мне дали другое задание. Так я написала три-четыре статьи, и в 1959 году меня приняли на работу - вначале литсотрудником, а потом - заведующей отделом городской жизни.

Спустя три года Зарифа ханым перешла в газету «Коммунист Сумгайыта», на страницах которой печатала критические статьи, фельетоны, репортажи. Затем по представлению главного редактора она стала инструктором Сумгайытского горкома партии: «В то время я воспитывала сына. Главный редактор видел, что оклада и гонораров не хватает, вот и представил мою кандидатуру на должность в горком».

В Сумгайытском горкоме Зарифа продвигалась по служебной лестнице: инструктор отдела партийно-организационной работы, лектор в отделе агитации и пропаганды, а затем и заведующая этим отделом. По решению бюро ЦК КП Азербайджана она поступила в Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве и еще до окончания учебы была избрана вторым секретарем Сумгайытского горкома. С июня 1970-го по апрель 1981-го - заведующая сектором партийной информации отдела организационно-партийной работы ЦК КП Азербайджана, с апреля 1981-го - первый заместитель, позже - председатель правления добровольного Общества книголюбов Азербайджана.

Без знаний трудно

В заключение нашей беседы Зарифа ханым заговорила о тех факторах, которые помогли ей противостоять жизненным трудностям и добиваться успехов. Главным она назвала образование: «Без знаний трудно идти вперед и добиваться чего-то».

Зарифа ханым выразила недоумение по поводу того, что в дни приемных экзаменов в вузы вместе с абитуриентами приходит чуть ли не вся родня, которая собирается у здания Гокомиссии в ожидании результата: «Моя мать никогда не знала, когда и где я и мои братья сдавали экзамены». Она критически отозвалась об увлечении нынешней молодежи компьютерами: «Мы учились на книгах классиков мировой, русской и азербайджанской литературы. Мой старший брат Сабир брал из библиотеки книгу, и мы все по очереди читали ее. Так мы перечитали всю классику».

Моя собеседница отметила невысокий уровень знаний и скудость мировоззрения некоторых нынешних педагогов:

- Учительница приходит с классом в Крепость и спрашивает, как пройти к дому Мир Мовсум ага... Как можно устраивать экскурсию в дом святого, да еще вместе с классом? Куратор студентов университета, сам окончивший его, приходит в Ичери шехер и спрашивает, где находится Дворец Ширваншахов… Да, мало стало в школах хороших педагогов, старые кадры отправили на пенсию. Чему может научить школьников, в чем послужить им примером учитель, не знающий, где находится Дворец Ширваншахов?! Ведь молодежь - наше будущее, и чтобы повести страну вперед, они должны в первую очередь знать историю, науку и культуру, литературу своего народа, родного Азербайджана.

Л.МУСАЕВА

Каспiй.- 2016.- 13 февраля.- С.12-13.