Озаренный светом

В Баку почтили память известного писателя и сценариста Чингиза Алекперзаде

БЫЛОЕ И ДУМЫ

Чингиз Алекперзаде, которому 17 октября исполнилось бы 80 лет, входит в число писателей-шестидесятников. Как известно, именно с этой новой волны авторов начался и новый этап в азербайджанской литературе, стали затрагиваться актуальные темы современности, о которых писали особым языком - искренне и пронзительно.

Поэтому неудивительно, что почтить его память в Союз писателей Азербайджана пришли видные деятели культуры и искусства - народный писатель Анар, режиссер Октай Миркасимов, кинодраматург Рустам Ибрагимбеков, писатель Натиг Расулзаде, композитор Новруз Асланов, художник Агали Ибрагимов, дикторы Рафиг Гусейнов и Наргиз Джалилова и другие. А завершился вечер памяти выступлением внучки юбиляра, которая прочла стихи собственного сочинения, посвященные горячо любимому деду.

Иду на вулкан

Родился Чингиз муаллим в 1936 году в семье народного писателя Азербайджана Абульгасана Алекперзаде, одного из основоположников советского реализма в азербайджанской литературе. Вот как о нем вспоминает внучка Эмма: «У моего деда был потрясающий голос, он прекрасно разбирался в мугамах, наизусть знал все партии Лейли и Меджнуна и даже исполнял их в кругу семьи, как настоящий ханендэ. А как он исполнял ашугские песни! Очень любил творчество ашуга Алескера и умел с чувством, со смаком прочитать прекрасные «гошма» этого классика, великолепно знал турецкую поэзию, стихи многих турецких поэтов».

Неслучайно и сын пошел по стопам отца - правда, в литературу пришел не сразу. После окончания средней школы хотел стать музыкантом, но поступил на филологический факультет Бакинского государственного университета: отец категорически не признавал увлечения сына музыкой, в мечтах видел его литератором.

Некоторое время Чингиз Алекперзаде работал учителем в сельских школах, был главным редактором газет «İşig» и «Zəhmətkeş». Затем возглавил Департамент новостей в Азербайджанской государственной теле- и радиокомпании. На протяжении всего этого периода он сочиняет, пишет, издает книги - «Yarpaqlar tokuləndə», «Gullələr dənizdə sonur», «Qızıl yəhərli at», «Зılpaq». Его перу принадлежит также сценарий первого многосерийного азербайджанского фильма «Иду на вулкан» по мотивам романа Мехти Гусейна «Абшерон».

По словам Натика Расулзаде, который перевел на русский язык некоторые произведения Чингиза Алекперзаде, когда читаешь сочинения писателя, сразу ощущаешь, что автор пишет о том, что сам прочувствовал и пережил.

А по мнению Анара, Чингиз муаллим обладал потрясающим, редким чувством юмора. «Он всегда выгодно отличался от коллег своей искренностью и оригинальностью, - заметил народный писатель. - Даже газета, которую он возглавлял в городе Али-Байрамлы, носила название «İşıq».

Türmə mənim ahımdır

В годы, когда он творил, свершалась своеобразная революция в искусстве. Все старались сделать что-то новое в живописи, музыке, поэзии и т.д. Он был интересной личностью, был всегда смел и искренне выражал свои эмоции, обладал редким чувством юмора, всегда отличался искренностью и оригинальностью.

Было в жизни Чингиза Алекперзаде и тяжелое испытание: в 1986 году он был незаконно осужден на два года и восемь месяцев, спустя два года реабилитирован. Это отразилось на его творчестве, в частности - на романе «Zindan» (его раскупили за считанные дни, хотя тираж был солидный - порядка 30 тысяч экземпляров) и автобиографической книге «Türmə mənim ahımdır».

Коллеги уверяют, что он был замечательным журналистом, одним из немногих, чьи материалы не требовали правки - он блестяще владел стилистикой родного азербайджанского языка, практически не допускал ошибок. Строки из романа «Türmə mənim ahımdır» до сих пор поражают своей искренностью и правдивостью: «...И вот 26 июня 1986 года в час ночи я познакомился с молодой тюрьмой древнего города Шамахи. Через несколько дней меня посадили в черную машину и этапом привезли в Баку. Шувелянский следственный изолятор - его и тюрьмой называют, - распахнув двери, радостно меня встретил. Словно годами меня ждал. Я и вошел как герой. С философской мыслью в голове «писатель должен все увидеть и все знать» я был определен в бокс с густой паутиной и железной посудой для параши. Старшина очень «культурно» меня обшманал. Меня раздели и с ювелирной точностью всего осмотрели… Сидевшие на нарах, потеснившись, уступили мне немного места. Усевшись, я какое-то время наблюдал домашних животных: крыс, мышей, черных тараканов, комаров и пауков. Одна из мышей долго не отрывала от меня глаза, кажется, она пожалела меня.

Уголовное дело - это словно мир тайн за закрытой дверью. В эту дверь могут войти образованные, умные психологи - работники органов. Из-за безграмотности некоторых юристов страдает народ. Тюрьмы переполнены невиновными «преступниками». После расстрела «преступника» просят прощения у родственников: «Извините, мы ошиблись»…Но не думайте, что здесь находятся одни невиновные. Это не так. Вина виной, а преступники - это преступники. Это пространство, называемое тюрьмой, вдыхает в жизнь заключенного его душу, достоинство, запах нечисти, избавиться от которого даже после освобождения, значит пройти все круги ада».

Место, где взорвался мир

Свой пятидесятилетний юбилей Чингиз Алекперзаде встретил в тюрьме. О дне рождения ему напомнил сокамерник. Тогда писатель попросил у него бумагу, ручку, вдруг нестерпимо захотелось что-то начать писать. Так было положено начало новому роману «Место, где взорвался мир», который был написан в заключении. По воспоминаниям Чингиз муаллима, это произведение прошло с ним три тюрьмы - умирало, возрождалось и существовало в следственных изоляторах Шувелана, Баку и Гянджи, а также в исправительно-трудовой колонии номер одиннадцать. Это были четыре - пять общих тетрадей, которые досконально проверялись во время осмотра, потому и сохранили отпечатки пальцев сотен надзирателей.

«Работая над каждым образом, я словно слышал их голоса. Словно люди эти упрекали меня за то, что я вместе с собой затащил их в камеру, принудил голодать, мерзнуть. По ночам мне снились жалобы этих людей, у некоторых я не видел лиц, а чувствовал только их руки. Они сжимали мое горло. Я с криком просыпался. А потом извинялся перед сокамерниками за то, что разбудил их. Только образ матери, который прижимал к своей груди и рыдал, успокаивал меня. Эти тетради ездили вместе со мной в поездах и в черных машинах. Для меня не существовало ни времени, ни часов», - писал он позднее. И еще: «В первый, второй, третий и Бог еще знает в который раз погруженный в черную машину, я размышлял о том, что сейчас заработают часы, задвигаются стрелки, и я отыщу потерянный отрезок времени. Под стук колес или скрип кузова оживут отмершие клетки моего мозга, оттает законсервированное тело. Я спросил у конвоира, который час, тот ответил - 18.30. Часы и минуты, когда задержали. Сотни километров я проехал в этих машинах. В очередной раз я был в машине, думал о том, что презирал все человечество. В это время машина остановилась на светофоре. Кто-то спросил:

- Эй, солдат, в этой машине есть заключенные? Один из солдат:

- Есть.

Голос с улицы:

- Прошу, передайте эти сигареты ему.

Это была пачка «Примы». Я зажег одну сигарету и в облаке дыма, заполнившего машину, увидел какое-то просветление. Мне показалось, что глаза человека, передавшего «Приму», осветили эту железную темноту; в моем образе черная машина остановилась, и общество пришло в движение. Стрелки моих часов задвигались, время пошло, земля завертелась вокруг солнца. Все прояснилось и светом отразилось на лице композитора Рашида Насибоглу, который вышел мне навстречу в исправительно-трудовой колонии. Потом на этот свет скатились два помутневших пятна. Наши слезы перемешались. Только мы не знали, это слезы радости или грусти...».

Самое дорогое благословение

Музыкальную мечту Чингиза Алекперзаде осуществили его дочери, Эльмира и Севда, ставшие профессиональными исполнителями. Хотя и он был против их выбора, как в свое время его отец, но все же понимал - если у детей есть талант, не надо сопротивляться. Вот как об этом вспоминает Севда: «Однажды я призналась отцу, что хочу стать певицей, и он, естественно, был против. Мама его просила, Эмма уговаривала, а он ни в какую не соглашался. К тринадцати-четырнадцати годам меня уже невозможно было остановить. В один прекрасный день, когда я пела в комнате, где у нас стояло пианино, он открыл дверь и сказал одну фразу: «Бог дал моей дочери талант, и я не могу отнять его у нее». И разрешил мне петь, и это был самый счастливый день для меня. Его согласие полностью определило мое будущее. Он в общем-то не очень любил расхваливать кого-то, но я чувствовала, как папа болеет за меня (после того, как стала популярной в группе «РАСТ»).

Однажды я случайно увидела, как он слушает у себя в комнате «Дели Джейран» в моем исполнении. Он прислонился к окну, его глаза наполнились слезами, и я поняла, что он получает удовольствие от услышанного. В этот момент для себя я получила его благословение. Я очень часто вспоминаю отца, особенно, когда должна принимать какие-то важные решения для себя, будь то в личной или творческой жизни. Мысленно я с ним советуюсь. У нас была с ним большая эмоциональная связь. Я похожа на него и по характеру, и по мироощущению. Даже мне иногда кажется, что я смотрю на вещи его глазами. И перед каждым выступлением я у него прошу благословения и ощущаю его присутствие в концертном зале, в котором пою».

Галия АЛИЕВА

Каспiй.-2016.- 19 октября.- С.13.