Безвинный узник

Эти слова прозвучали для Джумшуда как завещание старца. Джумшуд не хотел брать монету. Но Фиридун бек, нащупав в темноте его руку, вложил серебряную монету ему в ладонь и, чтобы не задеть самолюбия юноши, сказал:

- Я был близким другом твоего покойного отца, и если бы я дал тебе миллион таких монет, все равно не смог бы отплатить за всю его доброту. Бог даст, придет время, и достойные сыны нации издадут мою книгу. И ты узнаешь, что я писал о твоем отце как о гуманисте, который служение делу и людям ставил выше службы ради наживы, о его жажде знаний, о том, как его любили земляки и друзья-поэты.

Фиридун бек притих. Его мысли обратились к его студентам, которым он еще недавно рассказывал о поэте Ширвана. Один из этих поэтов как-то поведал ему притчу о дервише, которому подавали милостыню зелеными листьями. Он рассказал ее Джумшуду, сказав, что дает ему эту монету как подаяние дервиша, ведь ему она все равно ни к чему.

- Видать, такова моя судьба. Нынче мне приснился сон, что меня выпустили отсюда и я пешком иду домой. Встречные советуют мне нанять лошадей, поскольку до Газаха далеко. Весь путь от Гянджи до Газаха усеян благоухающими белыми розами. Дорога не утомляет меня. Где бы я ни был, всегда знал, что ученики ждут меня, и я не могу обмануть их ожиданий. Вот тут ты и разбудил меня.

- Что-то стало душно, - Фиридун бек расстегнул накрахмаленный воротничок и провел рукой по шее. - Береги себя, мой мальчик. Давай спать, ночь на дворе. Сквозь железный тюремный занавес, проливая молочный свет, проглядывала луна. Она доставляла ему удовольствие своим появлением только зимой и летом. Наблюдая ее по ночам в своем окне, Фиридун бек ощущал себя ребенком в объятиях любимой матери, Мелек ханым. В эти счастливые минуты он забывал о мрачном застенке, в котором томился, о тюремных надзирателях и подкрадывающейся смерти.

Он вспомнил Шушу, отцовский дом неподалеку от Гянджинских ворот, как в детстве играл в бабки, а в юности состязался со сверстниками в сочинении стихов. От нахлынувших воспоминаний слезы навернулись на глаза.

Джумшуд мирно дремал на левом боку. На его лучезарном лице отражался лунный свет.

Фиридун бек уже не мог заснуть. Прислушивался к громким крикам ребят, гонявших мяч во дворе. Со второго этажа здания доносились звуки тара и кяманчи, на которых играли Самед Векилов и Аскер Хасмамедов. Песню исполнил Миргасым, Фиридун бек в шутку называл его «дитя Шихлы».

В этой неразберихе мысли Фиридун бека перекинулись на события двухгодичной давности. Точнее, сентября 1918-го...

По его инициативе в 1918 году Азербайджанское отделение Горийской учительской семинарии было переведено в Газах. Окончив пятиклассную русско-азербайджанскую школу в селе Салахлы, Самед Векилов поступил в это учебное заведение, которым руководил Фиридун бек Кечарли.

Двоих своих сыновей - Мехтихана и Самеда - Юсифага привез из села Салахлы. Директор вначале не хотел принимать в семинарию младшего, Самеда - слишком уж тщедушным показался ему паренек. Фиридун бек Кечарли посоветовал повременить, но тут Самед не по-детски серьезно выпалил:

- Эх, Фиридун бек, откуда знать вам, что есть в этом сердце?..

И вопрос был решен...

Самед Векилов был одаренным мальчиком. В гимназии обучали игре на скрипке и таре, и он увлеченно музицировал. Особенно Самед полюбил саз...

Еще не рассвело, когда со крипом отворилась железная дверь. Свет фонаря надзирателя, скользнув по лицам узников, остановился на Фиридун беке:

- Собирайся, пойдешь со мной, - строго приказал он.

Фиридун бек, даже не спросив, куда и зачем, медленно встав, направился к двери.

Джумшуд спал так сладко, что ему стало жалко будить юношу.

Свет фонаря вновь осветил лицо Фиридун бека. Тюремный надзиратель-дашнак бросил ему: «Проходи» - и запер дверь. Затем, накинув на плечо винтовку, с ненавистью взглянул на конвоируемого и резко сорвал с него папаху. Фиридун бек хотел что-то сказать, но получил удар в спину:

- Иди, не сопротивляйся! Скоро попадешь туда, где она тебе никогда не понадобится.

- Быстрее, что ты там возишься? Скоро утро! - послышался голос Либермана, стоявшего в пяти шагах от Фиридун бека.

- А-а! Старый бек, как поживаешь? - с ухмылкой спросил Либерман. - Может, хочешь в Гянджачае искупаться? Не бойся, вода не холодная. Там кровушки твоих единоверцев много. Восточная кровь согревает воду.

- Я чист. Пусть там нечисть купается, - смело ответил Фиридун бек Либерману.

- Когда, бек, вы стали полномочным представителем мусаватского правительства в Газахе? - полюбопытствовал тот.

- Я - член партии со дня ее образования. А с 1918 года возглавляю Газахскую организацию Азербайджанской демократической партии. Чему вы удивляетесь, что тут необычного? Разве грешно преданно служить партии, которую создал своим трудом народ?

От внезапного удара саблей Фиридун бек покачнулся. Алый рубец лег от лба до подбородка. Кровь залила лицо, несчастный старик, пошатываясь, еле удержался на ногах. Нанесенный сзади удар прикладом едва не свалил его с ног.

- Кончайте с ним прямо сейчас кончайте, потом перетащите, - приказал Либерман, но вдруг, сам шагнув вперед, приставил дуло винтовки к левой подмышке старика. Раздался выстрел, и Фиридун бек ничком упал на землю. Повернувшись к надзирателю, Либерман распорядился уничтожить некую телеграмму и исчез.

 

Прошло три дня. Об освобождении Фиридун бека никаких известий не поступало. Нариманов, приведя в порядок дела в Баку, отправился в Гянджу. От вокзала до штаба ревкома шел пешком. Хотелось почувствовать настроение жителей, увидеть происшедшие в городе изменения. Гамид Султанов положил перед ним три списка.

- Идет тщательное расследование причин ареста людей. В первом списке - имена истинных организаторов мятежа, это уже установлено точно. Во втором - те, чья вина не столь значительна. В течение нескольких дней они были освобождены.

Третий список Нариманова взял сам. Бегло просмотрев страницу, перешел на вторую и вдруг резко поднял голову:

- Поэтому его арестовали? Он не виноват.

- О ком вы?

- Неужели вы не знаете Фиридун бека Кечарли?

- Об его аресте я не знал. Его…

- Срочно надо освободить.

- Но… это - список расстрелянных.

Известие ошеломило Нариманова. На лбу выступил холодный пот. Воцарилось молчание.

- Как это «не знал»? - в ярости крикнул Нариманов. - Еще неделю назад я лично распорядился направить на твое имя телеграмму об освобождении Фиридун бека.

- Извините, товарищ Нариманов, но такой телеграммы я не получал.

- Кто арестовал Фиридун бека? Позвать сюда коменданта крепости!

- По приказу Либермана из Газаха привезли троих, - обратился к Нариманову один из присутствующих командиров. - Среди них был и Кечарли.

- Кто такой Либерман?

- Начальник особого отдела.

- Кто бы он ни был, арестовать как врага народа.

- О! А вот он и сам явился, - сказал кто-то, увидев человека в зеленой папахе.

- Объясните, за что наказан народный учитель Фиридун бек? - Нариманов презрительно посмотрел на Либермана.

- Мне сказали, что он был членом мусаватского парламента, руководителем мятежа. Из Газаха направил сюда конный отряд.

- Как мог пятидесятисемилетний старик, народный учитель руководить из Газаха восстанием в Гяндже? Я отлично его знал.

Затем, обернувшись к Султанову, Нариманов спросил:

- Помимо Фиридун бека сколько еще человек арестовано в Газахе?

- Товарищ Нариманов, об арестованных там мне ничего неизвестно, - в смятении ответил Султанов.

- Очень жаль, тогда ответьте вы, начальник особого отдела.

- Трое, - запинаясь, произнес Либерман.

- Кто они, назовите имена?

- Меджид бек Векилов, Исфендияр бек Мурадов и Фиридун бек…

- Все трое застрелены?

- Да, как враги народа.

- Теперь твои взгляды мне полностью ясны, «товарищ» Либерман! - Нариманов нервно шагал по комнате. - Во всем виноваты вы, товарищ Султанов. Я неоднократно предупреждал, чтобы вы были крайне осторожны с местными людьми, выбирали себе в помощники проверенных людей. А что сделали вы? Как говорится, поручили отару волку. Кого вы назначили начальником особого отдела? Отъявленного дашнака! Приказываю обезоружить этого негодяя и расстрелять там, где был убит Фиридун бек Кечарли.

 

Шамистан НАЗИРЛИ

Каспiй.- 2016.- 1 сентября.- С.12.