Судьба искусствоведа

Зиядхан Алиев: Быть художником - миссия осознанная и выстраданная

Говорят, искусство - это привилегия, а искусствовед - элитная профессия, которую не каждый может освоить. В искусствоведение входит множество наук: литературоведение, музыковедение, театроведение, киноведение, искусствоведение в узком его понимании. В самом же распространенном значении это наука о пластических искусствах - архитектуре, живописи, скульптуре, графике, декоративно-прикладном искусстве.

…Круг его профессиональных интересов чрезвычайно широк и разнообразен, но самое главное, что вызвало мой трепетный интерес, это то, что он долгие годы, еще в юности, общался с неповторимым Саттаром Бахлулзаде, которому посвятил три книги с потрясающими названиями - «Sənətin Məcnunu», «Günahlı dünyanın günahsız adamı» и «Naməlum Səttar». Он - автор энциклопедического трехтомника «Азербайджанское искусство» на азербайджанском и английском языках. В этом году к своему 70-летию готовит книгу «Судьба искусствоведа» из 70 статей. Поражает планов громадье этого энергичного и сильного духом человека: к юбилею он также готовит выставку под названием «Герой словесной палитры», в которую войдут работы, которые он писал с художников. Ему принадлежит выражение «поймать момент, когда надо оглянуться назад, чтобы что-то увидеть», а за плечами - большая и насыщенная жизнь, которую он хочет разделить со всеми.

Художники часто рассказывают анекдоты о своих собратьях по искусству, но только у него появилась мысль собрать их все для истории. Два года хождений с диктофоном в руке и записи анекдотов. И вот книга «Boyalı gülüşlər» («Раскрашенные смешинки») из 420 страниц. Но он не торопится ставить точку - зреет второй том. Одновременно работает над докторской диссертацией.

Именно он впервые уточнил дату создания экслибриса (книжный знак) в Азербайджане. В Европе они появились в XV-XVI веках, и в советское время писали, что в Баку экслибрис появился лишь в ХХ веке. Когда Зарифа Салахова готовилась выпустить миниатюрную книгу об экслибрисах Азербайджана, ему заказали вступительную статью к ней. После долгих поисков он установил, что в Азербайджане экслибрис появился в XIII-XIV веках и он самый древний в мире!

Наша беседа с заслуженным деятелем искусств, доктором философии в области искусствоведения, доцентом Академии художеств Азербайджана Зиядханом Алиевым - об искусстве, о Саттаре, о жизни…

- Мне кажется, насколько ваша профессия, объединяющая множество направлений и дисциплин искусства, всеобъемлющая, комплексная и универсальная, настолько же она представляется особенной, я бы сказала, элитарной, потому что не каждый человек может стать искусствоведом, а тем более - экспертом искусства.

- В эту область знаний и изысканного художественного вкуса прийти случайно невозможно. Искусствоведение и критика объединяют в себе поэтическое мировосприятие, склонность к философскому анализу и бойцовские качества, потому что без смелости и умения говорить в лицо правду стать искусствоведом невозможно. К сожалению, в настоящее время положение с искусствоведением не внушает особых надежд, потому что в связи с Болонской образовательной системой абитуриенты попадают на эту специальность совершенно случайно, не поступив, скажем, на филологию, историю или другой факультет. Не набрав нужных баллов, они вынуждены учиться на искусствоведа.

- Но это касается не только искусствоведения, но и других специальностей, к сожалению…

- Совершенно верно, и потому в искусствоведении много случайных людей. И вообще, сегодня положение нашего образования очень неприглядное, потому что почти никто не учится любимой специальности, и это большая проблема. Я не говорю о тех, кто набирает более 600 баллов и делает осознанный выбор будущей профессии. В отношении себя могу сказать, что это - моя судьба. В 1974 году на мою защиту диплома в художественном училище им.А.Азимзаде приходил Саттар Бахлулзаде. Я постоянно пропадал в его мастерской, запасной ключ от нее находился у меня. Еще студентом с утра пораньше я ходил туда, заваривал для него свежий чай и ровно в 9 он приходил работать.

- Какова судьба этой мастерской? Расскажите немного о Саттаре…

- Сначала ее передали Б.Мирзазаде, потом разделили между кем-то, и сегодня я ничего не знаю о ее судьбе. Но его мастерская была настоящим музеем, иначе и быть не могло! Это был очаг духовности… Если бы вы видели, какие камни он собирал из своих поездок и экспедиций по районам и селам республики! Народ любил Саттара, но официальные круги питали к нему неприязнь, потому что он был прямолинейным и говорил в лицо все что думает, независимо от того, кто стоял перед ним. Надо отметить и то, что при жизни он получил от государства все, что было можно, то есть звания и награды. Отрицать творчество и игнорировать столь яркую личность было невозможно.

- Конечно, ведь это был художник-событие, личность-явление, имя которого - настоящий бренд незаурядного таланта, внутренней одержимости и оригинального творческого видения!

- Он был необычным событием в азербайджанском изобразительном искусстве и остался таковым на все времена. Наша профессия не терпит двусмысленности, и вся трудность заключается в этом. Вообще, искусствоведение я представляю в виде газели или бейта Физули, за каждым словом и строкой которого тянется длинный шлейф скрытых философских истин, исторических событий и непредсказуемых значений.

- Вы специалист по многим видам искусства, а к какому конкретно направлению больше всего лежит душа?

- Поскольку у художников нет жанровой ограниченности, у меня также нет каких-то особых предпочтений в мире искусства, потому что все они прекрасны и дополняют друг друга. У меня есть монографии по прикладному искусству, живописи и другим видам, для меня не существует границ, потому что я прежде всего не допускаю в своей работе поверхностности и халатности. Являясь руководителем отделения декоративно-прикладного искусства Союза художников, совершенно естественно, все сферы я знаю на профессиональном уровне.

Также и современное искусство, но в моих трудах отражены исторические периоды развития всех направлений искусства, начиная от миниатюр и вплоть до современных видов. Сегодня некоторые искусствоведы предпочитают исследовать конкретное направление искусства или определенный исторический период.

- Наверняка оправдывая недостаток своих знаний или неумение глобально охватить весь спектр... Однако искусствовед искусствоведу рознь, и дойти до уровня эксперта удается, конечно же, единицам.

- Я не осуждаю таких людей, видимо, им так легче, но профессионализм должен быть во всем. На защите дипломов и диссертаций я часто говорю, что мы готовим докторов философии, но нам не удается взрастить настоящих профессионалов, потому что для этого нужны особые свойства интеллекта, логическое и аналитическое мышление, любовь к этой специальности, наконец. Я очень обеспокоен судьбой национального искусствоведения, потому что сегодня молодежь не горит желанием осваивать все пласты этой многогранной науки.

- Можно сказать, что профессию вы выбрали сами, а не она вас, не так ли?

- Однозначно. Когда я учился в художественном училище, я получал 20 рублей стипендии и 10 из них каждый месяц откладывал на покупку книг в ближайшем букинистическом магазине, недалеко от училища. В нашем доме не было ни одной книги, однако стремление к знаниям и учебе поощрялось. Я жаждал чтения, ходил в библиотеки, брал по несколько книг и просил выдать больше, чем полагалось, читал беспрестанно.

Однако при чтении книг по искусствоведению я чувствовал, что там написано что-то не то, я не соглашался с выводами, анализировал их, пропуская сквозь свое критическое видение и понимание. Внутреннее чутье подсказывало мне, что я был прав, потому что в них восхвалялись никчемные произведения, а действительно стоящие искусствоведы обходили вниманием, и виноват в этом был, конечно же, пресловутый социалистический реализм, как мы сейчас понимаем.

Я успешно занимался живописью, ходил к Саттару, мы часами беседовали об искусстве - настоящем, свободном от каких-либо идеологических клише, и я осознал, что правильно понимал и рассуждал, не соглашаясь с мнением советских искусствоведов. У меня появлялось свое мнение, и я решил, что должен стать искусствоведом. Когда я с отличием окончил художественное училище, Саттар предложил мне там преподавать, но я отказался. Это вызвало у него недовольство, даже гнев…

- Выходит, он возлагал на вас большие надежды как на будущего живописца?

- Конечно! Он всячески уговаривал меня, хвалил мои способности, чтобы как-то подбодрить, отговорить и склонить меня в сторону живописи. Сейчас, с высоты своего возраста, удивляюсь, как я осмелился ему перечить?! Я обожал его и относился с большим почтением и трепетом. Когда Саттар понял, что ему не удалось меня переубедить, он встал, обнял меня и пожелал успехов на выбранном профессиональном пути.

В 2009 году я писал книгу о нем и ознакомился с его дневниками, прочитав в них его мнение об искусствоведах, которое было далеко не высоким и даже отрицательным. Думаю, отговаривая, он хотел подстраховать меня, чтобы я не попал в число тех, кто рассматривал искусство исключительно сквозь призму коммунистической идеологии. Хочу надеяться, что я оправдал его надежды…

- По-вашему, искусствоведение - это привилегия избранных, а может, это состояние души и свойство мышления?

- Полагаю, вы правы, и мое образование живописца оказало на это решение серьезное влияние. Искусствовед без специального образования - не искусствовед! Такого специалиста я воспринимаю совсем иначе. Произведение искусства сначала нужно рассматривать глазами художника и лишь потом - ученого: делать анализ, определять, как он добился этого. Без профильного образования искусствовед - не полноценный специалист.

- Насколько актуальна и перспективна профессия искусствоведа?

- Мои студенты часто задают мне вопрос: можно ли заработать этой профессией? Это естественно, ведь надо кормить семью. Я отвечаю так: ребята, если вы станете профессионалами, у вас обязательно будут деньги, а для этого нужно трудиться. Многие мои книги и монографии написаны после 50 лет, потому что к тому времени благодаря определенному жизненному и профессиональному опыту у меня сформировалось свое видение искусства.

Периодически перечитывая свою книгу о Саттаре, я удивляюсь: неужели это написал я? Когда писал диссертацию, оппонент упрекал меня в том, что язык очень уж поэтический. Не будет преувеличением, если скажу, что у меня сформировался художественно-научный стиль искусствоведческого письма, и я смело могу назвать себя его создателем.

- Названия ваших книг и монографий говорят сами за себя: «Günahlı dünyanın günahsız adamı», «Ağrılı illərin işiqlı sənəti», «Ölülərdən qorxan dirilər». Вы пишете стихи?

- Признаюсь, готовясь к написанию какого-то труда, независимо от его темы, я очень долго думаю над названием и первым предложением, после чего текст идет как по маслу. Да, стихи пишу, иногда они публикуются, я же родом из Шамахи - родины поэтов, и поэтическая струна в моем сердце очень помогает в работе.

- Описывая какие-то страны или города, мы часто характеризуем их как музеи. А с чем в художественном отношении вы можете сравнить Азербайджан?

- С точки зрения территории наша страна не столь огромна, но в плане духовных ценностей и богатств она насыщена чрезвычайно, ведь ее история насчитывает более 2500 лет. Какие-то государства имеют историю, исчисляющуюся несколькими тысячелетиями, и они, к слову, многое позаимствовали у нас, а потом вернули в измененном виде. Я не против глобализации, но я за то, чтобы мы не теряли своего национального своеобразия и идентичности, здесь надо быть очень осторожным.

Скажем, мультикультурализм - но больше всех именно азербайджанцы страдают от своей толерантности и терпимости, раскрыв объятья всему миру! В глобализации есть и экономика, и политика, и искусство. Музыка глобализируется, стили смешиваются, независимо от языка, везде звучит похожая музыка, и сейчас наблюдается тенденция, чтобы то же самое произошло и в живописи, хотя это пока не обрело таких масштабов.

В музыке благодаря первому вице-президенту Азербайджана Мехрибан Алиевой проведение международных мугамных фестивалей и конкурсов, обретение нашим мугамом и ашыгской музыкой международного статуса защитило национальную музыку от воздействий глобализации и воздвигло перед ней крепкую стену.

Сегодня очень пропагандируют современное искусство, но я часто говорю молодым художникам: то, что вы делаете, не есть современное искусство - это искусство современного периода. Это разные вещи! Статус современности произведение искусства приобретает во времени. Скажем, мой ковер, сотканный в начале прошлого века, современный, он и через сто лет будет отвечать требованиям искусства и веяниям времени, и секрет этого, я уверен, никогда не будет открыт.

- С точки зрения искусствоведения понятие современности отличается от привычного представления, выходит, современное произведение актуально во все времена?

- Совершенно верно, оно вне времени. Сугубо национальное всегда вызывает интерес, всегда будет современным и жить вечно, потому что корни и источник - в самой нации и истории. В этом плане мы очень счастливый народ.

- Что для вас первично в произведении искусства, его энергетику вы чувствуете сразу?

- Это приходит со временем, после осознания замысла художника.

- Она исходит от художника и его письма или замысла и изображения?

- Думаю, это энергия самого художника. Как-то в советское время к нам приехала иностранный искусствовед. Она увидела картину Саттара и захотела увезти ее, тогда это было очень сложно, но она добилась. Осмотрев всю коллекцию, она произнесла одно-единственное предложение: «Каким же одиноким был этот человек!». Представляете? Это при том, что она не знала его биографии. Вот она, энергетика!

У меня есть такая мысль: только когда нация объединяется и творческий человек оказывается в одиночестве, они становятся сильнее. Творческий человек должен быть одиноким, не думать о быте, семье, только тогда он может творить шедевры. История жизни многих гениев подтверждает это. Саттар изначально понимал, что не сможет иметь семью, ибо тот божественный дар, который был ему ниспослан, те воистину горящие огнем вдохновения глаза не могли быть заняты ничем, кроме искусства и живописи… Очень глубокая философия!

Заслуги Саттара в азербайджанской живописи состоят в том, что он поднял жанр пейзажа и выдвинул его на первый план. Саттар не писал тематических картин, но он создал жанр философского пейзажа, заставляющего думать. Например, в произведениях, где, скажем, есть цветы, изображено озеро Джейранбатан, но там никогда не было таких цветов! Он рассказывал мне, что в то время была угроза высыхания этого озера, все говорили об этом. Я решил сам посмотреть, что там происходит, и поехал. Действительно, озеро высыхало, берега трескались от засухи, но под слоем сухой земли я вдруг увидел хрупкий стебель алого мака, который не мог выпрямиться во весь рост под тяжестью земляной корки. Я расчистил это место, чтобы цветок мог расцвести в полную силу, но вокруг больше не было ни одного цветка! Саттар превратил в мечту всей земли один-единственный цветок, который увидел в потрескавшейся вокруг озера пустыне. Но ведь там, где вода, должна быть красота, бурлить жизнь...

Вообще, в полотнах Саттара много подобных несуществующих, но страстно желаемых пейзажей, и сила воображения настолько убедительна, что мы воспринимаем эти картины как реально существующие. Или взять «Слезы Кяпаза» - ведь до Саттара его рисовали многие художники, но только Саттар увидел его слезы, и это были слезы радости от той красоты, которая раскинулась вокруг. Природа и человек словно соревновались в создании дивной красоты. Природа - оттого что создала ее, а человек - потому что смог ее увидеть и прочувствовать.

Разве Кяпаз не может оплакивать несчастья этой земли, которую империи раздирали на несколько частей и меняли исконные названия? Вот об этом всем и думал Саттар, когда писал и давал название своим картинам.

В 1973 году в Москве должна была состояться его выставка, посвященная 600-летию Насими, и в списке картин, представленных для утверждения экспозиции, значились две работы - «Озеро Гянджи» и «Чинары в Гяндже». Но в то время не было города под именем Гянджа, а был Кировабад! Москва дала указание заменить названия картин на «Гейгель» и «Кировабадские чинары», но Саттар категорически отказался, не особо заботясь, что выставка может быть целиком отменена. Дело дошло до того, что вмешался первый секретарь ЦК Азербайджана Гейдар Алиев, который встал на сторону художника, поддержал его и распорядился, чтобы в Москве оставили авторские названия.

После завершения выставки я сказал Саттару, что он очень рисковал, выставка висела на волоске, на что он ответил, что в названиях скрыта другая цель. Зритель, читая имя Гянджи, которой не было на карте, невольно начинал искать этот город, а искусствовед был вынужден дать пояснения о переименовании древнего азербайджанского города, и здесь происходила пропаганда азербайджанской истории, природы и искусства.

- Гениальная прозорливость и дальновидность!

- А как же. И таких картин много. Названиями своих картин Саттар пропагандировал Азербайджан, дары природы, которые растут здесь, он писал для того, чтобы ознакомить других со своей родиной.

- Должен ли критик быть зубастым, как вы однажды заметили в разговоре с другом?

- Озвучивание профессионального мнения вызывает в соцсетях множество нападок, но я обязан говорить правду и называть вещи своими именами. Обижаются, жалуются на меня (смеется). Я всего лишь выполняю свой профессиональный долг и не стараюсь кому-то понравиться. Свою миссию я выполняю честно. Раньше, скажем, Репин и другие русские художники специально приглашали Стасова и других критиков, чтобы те выразили свое профессиональное мнение об их работах, дали совет, консультацию. И чем раньше художник сделает это, тем лучше.

- Известно, что все смотрят, но не все видят. Что видит Зиядхан Алиев в современном искусстве и искусствоведении?

- В советское время существовали худсоветы. Иногда они мешали художникам, но порой и направляли, отбирали работы, отвечающие требованиям времени. В период независимости эти советы расформировали, и цензура легла на совесть и сердце самих служителей искусств. Многие предают свою совесть, увеличилось количество слабых работ. В советское время у азербайджанской живописи было свое лицо, а сегодня я его не вижу. Много плагиата, однообразия, копирования, и я, зная потенциал каждого художника, легко могу определить, его это идея или заимствована.

Могу твердо сказать, что 90% наших художников не имеют надлежащего образования: если у них работают руки, то интеллект молчит или душа холодна. Навыки рисования должны быть у каждого, окончившего колледж и академию, но окончившие филфак не становятся поэтами, вот в чем суть. Создавать поэзию - это совершенно другое. Так же и в живописи. Под удобным названием «современная живопись» можно написать все что угодно и объяснить своим абстрактным видением. Это и есть одна из проблем нашей живописи - современность стиля стала модной, хотя и занятия живописью тоже стали модными.

Быть художником - это миссия осознанная и выстраданная. Из современных художников могу назвать Джалала Агаева, Интигама Агаева, Вагифа Гуджатай, Арифа Гусейнова, Байрама Гаджизаде, Азера Алиева... Например, наш Омар Эльдаров сохранил молодость восприятия жизни. Оставаться свежим в плане мировосприятия и отношения к искусству очень трудно и удается не всем. Однако среди скульпторов у нас очень много талантливых молодых ребят, можно даже сказать, этот вид искусства у нас доминирует над остальными.

Афет ИСЛАМ

Каспiй.- 2018.- 8 декабря.- С. 16-17.