Танцуют все!

В театре "Русский балет" выступают и азербайджанцы, и японцы, и американцы.

Живая легенда мирового балета и Большого театра, художественный руководитель созданного им еще 37 лет назад «Русского балета» Вячеслав Гордеев в эксклюзивном интервью «Москва-Баку» рассказывает о том, почему в Россию ради балета по-прежнему стремятся толпы американцев и японцев, что заставляет их оставить Родину, учить русский язык и танцевать за совсем небольшие деньги, соглашаясь даже не на жизнь в столицах, а в Перми, Ростове или Владивостоке. Об азербайджанцах в «Русском балете», своих впечатлениях от Баку. И… почему из современных звезд сцены в основном знают только Волочкову и Цискаридзе, которые к сцене имеют весьма отдаленное отношение, как «ящик» разделил людей на «медийных» и остальных, которые «вроде бы как и не люди». Об обществе манкуртов, не помнящих родства и ложных ценностях, и почему балет в России, перефразируя строчку из шлягера Аллы Пугачевой, перестал быть Богом.

- Вячеслав Михайлович, каждый ваш день расписан по минутам, и при этом вы как-то сказали, что, если ты просыпаешься утром, и у тебя ничего не болит, значит, надо увеличить нагрузку…

- Просто есть такое выражение – если после пятидесяти ты просыпаешься, и у тебя ничего не болит, то, скорее всего, ты умер. Но у меня немножко по-другому. Я говорил это достаточно давно, когда еще сам выходил на сцену и активно танцевал. Правда, всегда, когда я просыпался, у меня обязательно что-нибудь болело. Такого дня не было, чтобы я проснулся и почувствовал себя прекрасно – я летаю, и никакой боли нигде нет! На репетициях каждый раз приходилось делать больше, чем ты можешь. Вообще залог успеха – сделать больше, чем задано. В любом деле. И это мой принцип. Даже сейчас, когда я занимаюсь и, если позволяет сопровождающая музыка, я стараюсь усилить, добавить плие, или релеве. Не за счет качества, а за счет количества движений я развивался. Но это вырабатывается с годами, приходит понимание того, что именно тебе нужно. Иногда нагрузка на голову получается больше, чем на мышцы.

- Насколько сейчас танцовщики близки к этой философии – сделать больше, чем полагается? Мне кажется, это скорее прекрасные, но утраченные принципы «олд скул», старой школы.

- Вы знаете, бывают разные танцовщики. И те, кто танцует сегодня, и те, кто танцевали давно – они тоже разделяются на думающих людей и просто исполнителей. На людей с данными и тех, кому приходится вытягивать возможности из своего тела. В балет необязательно приходят с прыжком, гибкостью, выворотностью, подъемом. Но если человек хочет, думает, он развивает все это. Когда в училище принимают ребенка, педагоги никогда не пишут: выдающийся шаг, подъем очень хороший… Потому что многое зависит от того, как это будет потом развиваться. Умные танцовщики, зная свою ограниченность в чем-то пытаются ее преодолеть, и, как правило, у них получается! Есть, конечно, и другие люди, которые просто используют то, что им дала природа. Я с ним особенно не знаком, только когда они стоят в классе, я вижу, что они из себя представляют.

- Охотно ли мужчины в современном мире идут в балет, хотят танцевать?

- Многое зависит от страны и ее культуры, даже религиозных обычаев. Предположим, я много лет возглавлял конкурс в Токио. И каждый раз спрашивал: «Почему у вас одни девчонки приезжают на конкурс?». Японцы рассказали, что причина кроется в национальных и религиозных особенностях. Мальчика нельзя трогать! А это неизбежно, когда он стоит в классе и для того, чтобы вывернуть ему ножку, показать, как надо, есть вещи, которые не объяснишь словами, но только движением – поставить его так, как он должен стоять и запомнил свои координационные ощущения. Очень жаль, потому что японцы очень умны, они как машинки готовы трудиться бесконечно и схватывают все на лету. У меня в театре танцуют три японки, кроме слов восхищения у меня в их адрес больше ничего нет! Им достаточно сказать один раз, один раз показать – они уже повторяют. Невероятная способность нации.

А в России другие соображения. Бизнесмен – да, даже бандит – да… О космонавтах уже забыли, раньше превыше всего у нас были космонавты и балет… Я сам начинал со студии, и тогда у нас было очень много мальчиков. Как-то нас заманивали: мячом, прыгалкой, белые носочки, маечки, это как-то сразу подтягивало. А сейчас уже и мальчики иначе настроены. Благодаря телевизионным передачам, где только о деньгах и говорят. Они мечтают с детства быть миллионерами. В балете не стать миллионером. И нужно очень много, серьезно работать. Это, конечно, никого не прельщает. Хочется легкого, а легкого в балете искать не стоит. Они просто не приходят.

- Несмотря на название вашего театра – «Русский балет» - у вас интернациональная труппа. Японки, американки, и, перед началом балета «Семь красавиц» на музыку азербайджанского и советского композитора Кара Караева вы сказали, что в вашем театре работают и азербайджанцы...

- У нас всегда была многонациональная страна, поэтому все логично. И Азербайджан был частью нашей страны. Правда, репертуар у нас в основном русский. Хотя, кстати, «Семь красавиц», были поставлены в Азербайджане, и мы взяли его специально, потому что палитра должна быть. Невозможно все рисовать одной краской. А восточная тема, раскрытая восточными людьми – она же звучит совсем по-другому, и изобразительно тоже! Совсем другая пластика, другие нюансы, и это очень важно, идет обогащение. Во многих классических балетах есть ориентальные сцены. И нужно знать культуру этих стран, а если педагоги не могут из артиста все это вытянуть и особенно показать, то это неправильно. Значит, идет упрощение и обеднение хореографии, а этого допускать нельзя.

В «Семи красавицах» у Виталия Ахундова получилось создать хореографические образы, которые слились с музыкальными, и это прежде всего его заслуга, как балетмейстера, хореографа. Композитор написал прекрасную музыку и оставил ее, а привести в соответствие хореографию и музыку – это очень большая, серьезная работа…

- Что заставляет тех же американцев или японцев ехать в Россию, в ваш театр?

- Во-первых, это только, наверное, тысячная часть тех, кто хотел бы работать в нашем театре. На любых гастролях к нам приходят толпы, но мы не можем всех взять. Причина проста. Они здесь учатся в хореографических училищах, потому что здесь их могут научить, хотят продолжать учиться, раскрыться и танцевать на высоком уровне. У нас не очень большая труппа – точнее, она достаточно большая, но ее нельзя сравнивать, например, с труппой Большого театра. Много людей означает борьбу за место под солнцем и, соответственно, интриги. У нас это исключается, потому что я подбираю труппу на определенный репертуар, и нет десяти претендентов на одну роль. В Большом, я помню, я за сезон станцевал только девять раз «Ромео и Джульетту» - только «Ромео и Джульетту» и больше ничего!

А у нас всем хватает работы. И много спектаклей. Сто спектаклей в год мы должны станцевать, не имея собственной сцены. Это означает, что нужно доехать до театра, сесть в автобус, приехать в подмосковный город, танцевать свою партию, затем ждать окончания спектакля, станцевав, например, па-де-де в «Жизели» в первом акте, но приходится ждать, пока освободятся все, потом - дорога домой, возвращаемся мы из подмосковных городов нередко за полночь… Сейчас еще в Подмосковье сделали нормальные дороги, а раньше по колдобинам, по морозу, в автобусе едешь два часа и привозишь сосульки. Так что очень трудная жизнь в «Русском балете». И тем не менее – рвутся. У меня работают три японки, они живут в моих квартирах, которые я превратил в своего рода общежития, я ищу возможности оплачивать их работу – и из собственных средств, и с помощью спонсоров. Американки учились у нас в России, в хореографическом училище, потом пришли целенаправленно ко мне, попросились. И еще одна американка вокруг нашего театра ходит… Они хотят работать, даже согласны зарабатывать меньше, чем русские! В моей квартире их живет семь человек, мне пришлось установить дополнительный душ…

- А азербайджанцы?

- Один из них – Виталий Ахундов, известный артист балета, заслуженный артист Азербайджана. Он, кстати, скоро будет ставить «Тысячу одну ночь». Это был очень хороший танцовщик, сейчас репетирует, дает класс, как педагог-репетитор, учитель для молодых. Виктория Ахундова, его жена, тоже была балериной, танцевала па-де-де, очень техничная девочка, красивая. И - Александр Сульдин, он у нас уже работает шесть лет, я его зарегистрировал в своей квартире, из которой сделал общежитие, регистрацию мы продлеваем каждый год.

- В Баку вам, наверное, приходилось бывать, и не раз?

- Баку на меня произвел очень яркое впечатление. Впервые я попал в Баку очень давно, я тогда танцевал, выводил в свет двух новых девочек – Яну Казанцеву и Елену Князькову. С Еленой я танцевал в Баку балет «Жизель», а с Яной Казанцевой «Дон Кихот». Мне очень понравился и театр, и отношение было очень хорошим, конечно мы сходили и на рынок (смеется), посмотрели ночной город. Все было очень по-доброму и хорошо. Интернациональный город – какой-то очень добрый, гостеприимный, теплый.

А прошедшим летом я был в Баку на международном конкурсе. Центр, конечно, выглядит сейчас потрясающе. И Старый город, и Девичья башня – так красиво, я просто в восторге был и от города, и от отношений между людьми. Все по-домашнему, по-семейному, никакой свойственной Западу помпезности, а как-то камерно, с одной стороны, а с другой… Сцена театра – такое намоленное место, публика, которая приходила и восточные сладости на столе у жюри. Это все видели конкурсанты, и это тоже вызывало у них и приятное впечатление, и восторг.

- Как бы вы объяснили, почему балет в России утратил свой прежний ореол, блеск, свою магию? Если вспомнить СССР, то, как вы и сами заметили – в космосе и балете мы гремели на весь мир и были «впереди планеты всей». «Балет, ты с давних пор мой Бог», - пела Алла Пугачева. Что случилось? Почему балет перестал быть Богом? Билеты в Большой стоят огромных денег, зрители готовы их платить, но в то же время… У звезд сегодняшнего дня нет такой известности, как у Улановой, Плисецкой, или у вас с Надеждой Павловой. В основном люди знают Волочкову и Цискаридзе. Это герои нашего времени.

- Конечно, балет утратил многое по сравнению с советским. Прежде всего мы потеряли огромное количество педагогов, уехавших за границу. Хорошие исполнители – как только они оперились, сразу же начинают смотреть на Запад. И порой уезжают даже в какой-то заштатный театр, даже если репертуар их там не устраивает. Просто ради комфорта. Я этого не понимаю. Я понимаю, когда уходят в Большой. Но вот так… Большой театр может предложить хорошие условия. Мариинский. Театр Станиславского. А многие другие, и я в том числе, к сожалению, нет. У тех театров, которые я перечислил, есть гранты…

- У вас, несмотря на все ваши выдающиеся заслуги и награды – нет?

- У меня нет. Понимаете, сейчас пришли люди, которые этого не помнят. А может быть, и не знают. Нет знаний. Интересуют проекты. Финансовые. А Господь неслучайно выгнал из храма менял. Театр называют храмом искусств. А медицину – предметом изучения человека. Если в медицине что-то сделать не так, может случиться страшное. В искусстве – мы потеряем первозданное. Все, чем мы владеем. Культура определяет всю нашу жизнь. Недаром же говорят: у этой нации, у этого народа вот такая культура, у другого народа – другая. Народ вырастает и становится на ноги благодаря культуре. Даже не только культуре танца. Вообще культуре. Сейчас мы сталкиваемся с издержками культуры. Я не могу сказать, что спектакли, или кино, которое сейчас снимается – это образцы культуры. Нет! Это требование времени, определенной аудитории, которая заточена, которой интересно смотреть то, что мы сейчас смотрим. Культура воспитывает. Поведение, общение. Это все культура. После советской власти – а я основную свою жизнь проработал при советской власти, и мы многое можем сказать о том, чего тогда не хватало – но у людей была память. Уважение. Отношение. Даже если они тебя не любили. Уважительное отношение.

- Уважение утрачено?

- Пока не укажет лично президент, даже голову не повернут в твою сторону. У меня иногда создается впечатление, что все мы сейчас живем в обществе манкуртов (По роману Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» («И дольше века длится день») – человек, попавший в плен и превращённый в бездушное рабское создание, полностью подчинённое хозяину и не помнящее ничего из предыдущей жизни. В переносном смысле слово «манкурт» употребляется для обозначения человека, потерявшего связь со своими историческими, национальными корнями, забывшего о своём родстве – прим. ред). Они не помнят родства своего. Они вообще ничего не помнят. Это беда нашего общества. То, что я вижу сейчас по телевидению – это прославление непонятно чего. Но только не ценностей. У нас всегда было неприлично говорить о деньгах. Мы не знали, как насчет зарплаты договариваться. А сейчас приходят артисты и первое, о чем они спрашивают: «Сколько вы мне будете платить?». Не «какой репертуар вы мне дадите», «какие гастроли у нас будут, куда мы поедем, где будем выступать». Я в свое время пришел в Большой на оклад в 98 рублей, а меня звал Моисеев на 250. Я пошел на 98, потому что мне хотелось танцевать в Большом.

Мне как-то сказали, что наш театр – это слишком дорого для Московской области. Есть даже мнение, что нас, может быть, стоит вообще разогнать. И вместо этого приглашать Большой. Я спросил у руководства Большого, как они относятся к такой идее. Они очень удивились, как такая мысль вообще могла прийти кому-нибудь в голову. Это настолько далеко от реальности, если представить себе декорации Большого – как их размещать на подмосковных сценах? И потом, артисты Большого стоят так дорого, что подмосковного бюджета хватит в лучшем случае на несколько спектаклей. То же с театром Станиславского. Наконец, есть амбиции определенные. Там еще и разговаривать не со всеми будут. Конечно, можно тешить себя иллюзиями о приглашении, скажем, Мацуева. Но Мацуев берет за концерт не один миллион – об этом, кажется, не очень-то думают.

Кстати, вот вы спросили, почему сейчас в основном знают Волочкову и Цискаридзе…

- Да, почему?

- Все просто. «Ящик» определяет медийных личностей и вытаскивает на свет Божий имена тех, кто участвует в ток-шоу, они приходят на какие-то скандальные передачи и делают себе таким образом рекламу.

Вокруг Волочковой часто вспыхивают скандалы, которые все обсуждают. Цискаридзе тоже задействован в шоу, он все время на экране. Собственно, это нормально для капиталистического мира. По телевизору ведь балет непосредственно давно не показывают. Только по каналу «Культура», и то в основном западные постановки. Молодые могут прославиться благодаря конкурсу. Они пашут где-то на своих площадках, по телевизору их не видно, а между тем они танцуют хорошо, как, например, в балете Большого театра «Баядерка» - Чудин и Смирнова, очень хорошие исполнители, просто первоклассные. Но те, кто пришел ко мне на юбилейный вечер, когда показывали «Баядерку», спрашивали – а кто это? Потому что в конкурсах эти танцовщики не засветились, а на гастролях их не рекламировали. Даже я, человек, интересующийся балетом, порой не знаю, где проходят гастроли Большого, информация, наверное, где-то присутствует, но не как прежде, в программе «Время», которую смотрела вся страна. А если молодые звезды не на слуху, то как они могут быть медийными? Они и не медийные.

- Такое происходит только в России?

- Нет, конечно. Не только. В Америке совершенно конкретно, рассматривая человека в качестве кандидата в балетную труппу, смотрят, сколько у него подписчиков в Инстаграм, или на канале Youtube, в соцсетях. Если там всего пять тысяч, их не берут на работу. Нужно 15, или 20 тысяч. Ко мне пришла американка, которая так и сказала: «Меня в Америке не взяли в театр, потому что у меня не хватает подписчиков». В США объясняют свою стратегию так: «Нам нужно продавать билеты». У нас до такого, к счастью, пока не дошло.

Каспiй.-2018.- 23 ноября.- С.12.