Настоящий кавказский
менталитет
Тереза Дурова: Мое
бакинское детство осталось со мной на всю жизнь...
Во всем изобилии и многообразии интервью Терезы Дуровой – о
легендарной цирковой династии, к которой Тереза Ганнибаловна,
как известно, принадлежит, о ее удивительной, захватывающей своими
нетривиальными сюжетами жизни, почему-то неизменно отсутствовала одна тема.
Почему-то ее обходили стороной, о ней не задавали вопросов, начиная сразу с
побега из Баку с чемоданом после третьего класса в цирк, к маме и отцу и
предшествовавшего побегу бунта. Как оказалось - очень важная тема, которая
легла отчетливой печатью на многое из того, что происходило в будущем.
Бакинское детство… Однажды этот
пробел просто должен был быть восполнен!
В эксклюзивном интервью «Москва-Баку»
накануне 25-летнего юбилея «Театриума на Серпуховке» Тереза Ганнибаловна
вспоминает свой бакинский двор, где двери квартир никогда не запирались, где
детей и людей не делили на элитных и простых, а все праздники были общими.
О том, как в их доме ночевал Бакинский джазовый оркестр в
полном составе, о тех бесценных уроках семейной жизни, которые преподали ей
бабушка с дедушкой, об арбузах с ее инициалами и… Что в заочной полемике о
современном театре Тереза Дурова могла бы заметить господину Жириновскому в
ответ на его как будто очень справедливые упреки: «Сколько можно читать
«Му-му», где же пьесы о современной жизни, современных авторов». Наконец, о
билетах на юбилейный спектакль по фантастической и ирреальной для сегодняшней
Москвы цене в 1 рубль!
Но лучше, конечно, обо всем по порядку.
- Тереза Ганнибаловна, так
получилось, что из Баку вы сбежали после третьего класса. Влюбились в цирк, в
мир своих родителей…
- Я сбежала не из Баку, я сбежала от бабушки с дедушкой в
цирк. А мое бакинское детство осталось со мной на всю жизнь. Даже уехав, я не
перестала быть абсолютно кавказским ребенком! Во всем,
что касалось жизни, еды, отношений в семье… Это не то,
что меня преследует, я, напротив, очень этому рада. У меня самый настоящий
кавказский менталитет, сохранившийся навсегда. Все воспитание, которое во мне
заложено, было заложено в Баку. Я, например, не понимаю, как можно кричать на
мужчину. Я не могу повысить голос ни на мужа, ни на сына, ни на своих актеров,
никогда - на мужчин, с которыми я работаю. Для меня это неестественная
ситуация.
В нашем доме в Баку первым всегда садился за стол дедушка.
Так проявлялось уважение к мужчине, как к главе семьи. И только после этого мы
начинали есть.
- А если дедушка опаздывал…
- Мы ждали. Но я не помню, чтобы он опаздывал! Причем, в
кресло, в котором сидел он, никто, ни при каких обстоятельствах не садился.
Только мне, маленькому ребенку и к тому же единственной девочке в доме – мне
было можно все, и даже иногда садиться в кресло дедушки… (смеется).
После Баку мне было очень трудно привыкнуть к русской еде. Я
не представляла себе обед без огромного блюда с зеленью. Есть без зелени, есть
без лука? Русская еда для меня долго оставалась какой-то нереальной и
непонятной. Без остроты, без особенным
образом приготовленного мяса, которое дедушка часто приносил с охоты. Он был директором магазина… Я сейчас точно не вспомню его
название, оно имело отношение к охоте и рыбалке – словом, у дедушки была
огромная коллекция ружей, и все охотничьи ружья в Баку покупались у него и
через него. А у нас на столе не переводились кабаны, кашкалдаки,
утки, мы садились за стол и гадали, кому в куске мяса попадется дробь!
Готовилось мясо всем двором, это был целый ритуал. Садились
женщины, ощипывали перья у уток, кашкалдаков – это
птица чуть поменьше утки, черная и очень вкусная… В нашем
дворе старинного дома в центре Баку никогда не запирались двери. В этом не было
никакого смысла, зачем? Поэтому дверь нашей большой квартиры на первом этаже
всегда была нараспашку и жили мы практически во дворе. И соседи жили так же.
Все праздники, Дни рождения, свадьбы, все было общим. И принесенную дедушкой
дичь готовили вместе. Мы были очень разными, элитными и не очень, но это было
неважно!
- Вы считались элитой?
- У меня был персональный фотограф, снимавший каждый мой
шаг: Тэточка встала, Тэточка
села, Тэточке подрезали челку – надо
сфотографировать… Тэточке купили новое платье… Тэточка гуляет по бульвару… Меня растили как маленькую
принцессу – я помню, как меня привозили на бахчу, я выбирала арбуз, который был
еще совсем маленьким, на нем вырезались мои инициалы, потом, когда арбуз
созревал, его доставляли к нам домой и я ела арбуз со
своими инициалами.
Как я теперь понимаю, мой дед был своего рода Доном Корлеоне. Его убили, когда я была на каникулах с родителями… Потом было долгое расследование, но никого так и не нашли…
- Ужасно. И все-таки как много он успел вам передать…
Уважение к мужчине, о котором вы говорили, отношения в семье…
- Иногда у нас дома в Баку ночевал весь Бакинский джазовый
оркестр, в полном составе. Они могли приехать к нам в гости внезапно, даже
после полуночи, бабушка без слов вставала и готовила. Готовила, а потом…
уходила к себе. Не садиться за стол с мужчинами – это еще одно табу, которое и
я пронесла через всю жизнь. Вернее, здесь все зависит от ситуации. Если мужчины
приходят в гости с женами, то, разумеется, застолье будет общим, если они
садятся поговорить о своих делах – женщине здесь не место. Точно так же, если
ко мне приходит подруга, я не скажу своему мужу: иди к нам, посиди с нами…
Никто не проводит этой красной черты, она просто существует, совершенно
естественно. Хотя я понимаю, что в этом отношении мы очень отличаемся от
традиционной русской семьи.
Это проявляется и во внутреннем запрете задавать мужчине
лишние вопросы: «Как дела?», «Куда ты идешь?», «Когда ты вернешься?», «Сколько
в доме денег?». Это категорически неприемлемо. Не нужно, идя в булочную за
хлебом, передавать ему сумку и унижать его этим. Тяжелые вещи – да, конечно,
здесь он поможет, но то, что ты можешь нести сама, неси, пожалуйста!
- А если это просто внимание? Почему нельзя спросить: «Как
дела?».
- Потому что не любят мужчины таких вопросов. Вы только
представьте себе, он возвращается с работы: предположим, у него был тяжелый
день, возможно, случилось что-то неприятное. Отвечать на ваш вопрос о делах
означает пережить заново то, что хочется поскорее забыть. Если ему будет нужно,
он сам все расскажет. Кстати, может быть, именно в силу того, что я никогда не
задаю таких вопросов, и сама их не слышу, уходя из дома, мой муж обязательно
говорит: «Тереза, кстати, я иду туда-то и вернусь во
столько-то…». Если же он задерживается, то всегда звонит. И точно так же
поступает наш сын. Понимаете, отсутствие вопросов вызывает у близких вам мужчин
совершенно другую этическую норму в отношении вас. На уважение они отвечают вам
уважением. Я тоже никогда не уйду из дома, не сказав мужу, когда я вернусь.
- Искусство получать ответы, не задавая вопросов.
- Да! Называйте это как угодно – женской хитростью, или
все-таки женской дипломатией… Этому искусству меня
учили своим примером не только дедушка с бабушкой в Баку, но и родители. Когда
у нас с Сергеем Александровичем еще был период ухаживания
и я после выступлений нашего цирка в Твери бежала на электричку, чтобы приехать
к нему в Москву в выходной день, мама меня останавливала: «Ты едешь к Сереже?
Обязательно позвони заранее». Я пыталась отмахнуться: «Мама, ну что ты, я знаю,
что он меня ждет…». Мама настойчиво повторяла: «Позвони… Это
неприлично – приходить к человеку домой без звонка». И я звонила. «Любимый, я
пришла». – это было не в
этике нашей семьи. Я думаю, если собрать все советы, которые
я слышала от мамы и отца, и то, что я увидела и запомнила в доме своих бабушки
с дедушкой воедино, у многих совсем иначе могла бы сложиться семейная жизнь.
Ко мне в театре часто приходят посоветоваться, когда начинаются неурядицы в
доме, и точно также в цирке всегда шли к моей маме, и я слушала, что говорила
мама. Она всегда старалась помочь сохранить семью. «Какая сволочь твой муж», –
такого от нее невозможно было услышать. Скорее, «Давай вместе подумаем, в чем
ты неправа, в чем ты ошиблась и как-то не так себя повела». Поэтому, когда ко
мне приходит молодая актриса и, например, говорит: «Мне с мужем скучно, он мне
совершенно ничего не дает энергетически и так далее…», – у меня сразу возникает
вопрос: «А ты?». Или, скажем, женщина бежит домой, и работа уже остается на
втором плане, потому что ей нужно непременно накормить мужа, а сам он даже чай
себе приготовить не способен. Невольно хочется
спросить: «Прости, а ты живешь с дауном?». Поскольку
совершенно очевидно: эта женщина сделала все, чтобы вытащить из своего мужа
стержень.
- Они слышат вас?
- Вы знаете, очень часто слышат, поэтому у нас в театре в
основном хорошие, дружные семьи. Конечно, бывают и патовые ситуации, когда люди
фатально ошиблись друг в друге, но и расстаться ведь можно без истерик,
требований и оскорблений…
- Как же совпал ваш кавказский менталитет с семьей вашего мужа?
- Мы совпали полностью и в этом, я думаю, мне очень повезло.
Вплоть до того, что я понимала, – а я это четко ощущаю, и вы ощущаете, мы все
чувствуем такие вещи, – вот вы ушли, а о вас никто не говорит. Вас не
обсуждают, вас не осуждают. И я никогда не говорила своему мужу: «Твоя мама, ох твоя мама…». Правда, с родителями ни в коем случае нельзя
жить, но их нельзя и обсуждать.
- Нельзя жить с родителями?
- Ни в коем случае. Семья должна собраться, подумать и найти
возможность снять квартиру пусть и на одной лестничной площадке. Но тогда
имейте совесть, не входите без звонка и не заглядывайте в холодильник. А
выедать мужчине мозг о том, какая у него неправильная мать – это рыть себе яму.
Потому что это слышат дети, а мать священна, она старше, она вырастила их отца,
и, кстати, уважением к старшему поколению это тоже в традициях Кавказа. Скорее
всего, для многих людей то, что я сейчас рассказываю большой труд. А для меня –
воздух, которым я живу и который я вдохнула в Баку. Но, приехав к своим
родителям после третьего класса, я увидела примерно то же. Мой папа мог
остаться и играть на бильярде всю ночь. Мы с мамой шли домой
и никогда в жизни никто не спрашивал, когда он придет. Точно так же к
нам приходили гости ночью в диком количестве, а мама вставала и накрывала на
стол, после чего мы с ней ложились спать, и даже мысли сесть с папиными гостями
и сказать: «Ну-ка, налейте и мне рюмочку!» у мамы не возникало. При том, что
она была народной артисткой, с огромным количеством регалий, правнучкой Дурова,
а папа… был просто папа. Мужчина в семье. Но мужчина, благодаря которому мама
могла по утрам спокойно спать, а мы с отцом уходили на репетицию, потому что
самый большой, самый тяжелый груз черновой работы по погрузке, разгрузке
животных и многое другое он нес на себе. Серый кардинал при очень красивой
женщине, которая могла себе позволить нравиться, блистать, быть народной, заслуженной
и почитаемой публикой…
Тереза Васильевна Дурова, знаменитая дрессировщица слонов
Фото:
Тереза Васильевна Дурова, знаменитая дрессировщица слонов
Фото: "Комсомольская правда"
- Во многом благодаря ему.
- Конечно.
- Тереза Ганнибаловна, давайте
теперь, если вы не против, поговорим о вас, о
сегодняшнем дне. Вашему театру, который вы создали и которым руководите
четверть века, исполняется 25 лет. Это уже не ребенок, а скорее студент…
- Это расцвет. Я бы сказала так. На сегодняшний день – это
расцвет. Да, нам 25 лет, но в последние шесть, или скорее даже восемь лет мы
очень изменились. Есть такая традиция, что, если театр периодически не меняет
свой «гардероб», он умирает. С ним что-то случается. И мы подошли к этому
рубежу, когда пора перестать ходить в коротеньких штанишках, а подойти к
зеркалу, взглянуть на себя критически и попытаться понять: «Что же из тебя
выросло?». И плюс ко всему – что же ты умеешь, что знаешь, чему научился за все
это время?
Мы начинали, как театр клоунады, которого до нас не было
вообще – не только в России, но и в мире. Мы изобретали с чистого листа, с
листа собиралась труппа, а затем наступил такой момент, когда выяснилось, что
мы умеем больше, чем можем реализовать в этом жанре. Если происходит
естественный рост и это угодно Господу, поскольку рост идет во благо и каким-то
правильным путем, к тебе приходит нужная информация, нужные люди, откликаясь на
сильный внутренний запрос. Запрос о выходе на новый уровень. В частности,
приходит Максим Дунаевский и говорит: «Я хочу сделать с вами «Летучий корабль»,
но я не буду работать с фонограммой, нужен живой оркестр!». И ты начинаешь думать в эту строну, хотя я должна признаться, что
это страшно. Очень страшно. Живой оркестр – это проще сказать, чем сделать. Но!
Переход на новую ступень удается лишь в том случае, если вы переступаете через
страх. Для меня это очень важный сигнал: как только мне становится
по-настоящему страшно, я перестаю спать и покрываюсь холодным потом, значит, я
выбрала правильный путь!
- Подходя к зданию театра, на афишах видишь классику.
Вечную, немеркнущую классику – «Ромео и Джульетта», «Огниво»… Во всяком случае это сразу бросается в глаза. Что бы вы, однако,
ответили на упрек Жириновского по адресу московских театров, и, по всей видимости,
это касается и вас: «Сколько можно читать «Му-му», где постановки о современной
жизни, современных драматургов?»
- Современные драматурги, безусловно, существуют, и их
достаточно много. Другой вопрос… А вы уверены, что
господин Жириновский выражает мнение публики? Гораздо чаще я слышу другое. Люди звонят в театр и их волнует
вопрос: «Скажите пожалуйста, вот у вас идет «Ромео и
Джульетта»… Это классическая постановка, или нам предстоит увидеть Ромео в
рваных джинсах?». – «Классическая». – «Слава Богу! Тогда мы идем к вам!».
Современная пьеса непроизвольно вызывает у зрителя на самом деле целый комплекс
вопросов: «А труп там есть? Мат есть? Женщину бьют? Голые
на сцене?» И, наверное, эти вопросы возникают неслучайно.
Да, многое можно представить и преподнести по-разному. У
Любимова в «Мастере и Маргарите» Маргарита демонстрирует обнаженную спину, но
это было очень красиво. Ведь совсем не обязательно показывать все остальное,
иногда достаточно щиколотки, чтобы остальное зритель дорисовал в своем воображении.
А если вы сидите и смотрите, как вышел один голый человек, другой, третий, это,
по-моему, уже немножко баня, а не театр… Нет, конечно,
у каждого режиссера свой путь. Я никого не собираюсь судить. Но я абсолютно
точно знаю: сегодня публика ничего подобного не хочет. Что касается нас, то мне
особенно трудно будет объяснять ребенку, почему у меня спящая красавица ходит в
джинсах. Я просто помню некоторые спектакли в других театрах с экспериментами в
одежде классических героев, и вопрос девочки в зале встревоженным, не
понимающим шепотом: «Мама, а где Золушка?» Это был голос ребенка, которого
обманули.
Возможно, другой режиссер вам скажет совершенно иное. Это
мой взгляд. Просто если мы говорим о тысячном зале, то меня беспокоит главное:
ожидания и надежды этого тысячника. Не избранных 20-30 человек или
Жириновского…
- То есть, сегодняшний зритель хочет видеть классику. Прежде
всего.
- По моим ощущениям и наблюдением за зрителем – да. Что
будет завтра – не знаю. Преподаватели различных вузов мне рассказывают о такой
проблеме, достаточно распространенной, как отсутствие эмоций у совсем молодых
людей. Очень трудно с эмоциями. Эмоций нет. Конечно, это далеко не вся
молодежь, молодежь бывает разной, и в мое время так было, и сейчас, и будет. Но
есть какие-то тенденции… Нет эмоционального раскрытия.
Очень маленький, как правило, словарный запас и совсем мало каких-то точек в
душе, которые можно затронуть. «Все знаю, все видел, в Венецию съездил пять
раз, и что?»
- Это – сытость?
- Сытость, или пресыщенность. Но к их душе сложно
пробиться...
- Как вы отпразднуете юбилей?
- Меньше всего я представляю себе, что мы с актерами выходим
на сцену, берем микрофон и что-то говорим. Мы сыграем свои спектакли. Которые пойдут один за другим, на разных сценах. И… билеты
будут стоить 1 рубль.
- 1 рубль?! Это шутка?
- Потому что это наш общий праздник. Мы не собираемся на нем
зарабатывать. Мы хотели сделать билеты вообще бесплатными, но тогда возникает
серьезная проблема с распределением мест, как зрители сядут, кому достанется
первый ряд, кому – последний, как это будет решаться, в какой форме? И что мы
станем делать, если людей придет больше, чем мест в зале? Поэтому цена
символическая – 1 рубль!
Каспiй.-2018.- 24 октября.- С.12-13.