Свобода как сакральная сущность любви и научного познания

Любовь и свобода в лирике азербайджанской ренессансной поэзии

Читая научные труды профессора Наиды ханым Мамедхановой, не устаешь поражаться и восхищаться широтой ее научных исследований, всеохватностью тем и проблем, оригинальностью мышления и потрясающей свободой духа, которая, словно птица, парит над эпохами и историей, которая в поднебесье Вечности зорко, подобно всевидящему оку, усматривает самые мельчайшие, не видимые глазом аспекты, грани, нюансы и детали, переливы и оттенки, незаметные переходы и слияния.

Ее оценка предмета исследований, авторов и событий точна и объективна, порой даже неожиданна, но всегда правильна, логична и восхитительна, она свободна от каких-либо клише, заученных словосочетаний и затертых фраз, она преисполнена любви и полета, непредвзята и мудра. Особо хотелось бы подчеркнуть язык статей Наиды ханым, который лишен чрезмерной заумности и показной научности. Вместе с тем он глубоко научно аргументирован, но удивительно прост и легок. Слова, предложения и фразы наполнены глубочайшим смыслом и вместе с тем легки для восприятия, мы видим яркий, искрящийся и могучий русский язык. Наряду с высоким слогом, глубоко научным анализом и подходом, язык ее доступен для понимания читателя любого уровня, не занимающегося наукой.

Мудрость и объективность, - эти две черты свойственны Наиде ханым, несмотря на ее молодость, это дано ей свыше, как величайший дар. Говоря ее же словами, «мудрость исходит изнутри», ее мудрость «полна жизни, любви и радости», она щедра и светла. Неважно, о чем она пишет и какой аспект творчества рассматривает, - от всех ее мыслей и умозаключений, которые, словно жемчужины, аккуратно нанизаны на нить повествования, веет бесконечной любовью к тому, о чем она говорит и что исследует, теплотой, терпимостью и всепрощением. Аспект любви для нее приоритетен, именно его она видит в первую очередь в творчестве поэтов и писателей. И каким бы глубинным ни был этот пласт, она вытаскивает его на поверхность и вселяет в него теплое дыхание жизни, ибо все сущее на Земле, красота и гармония жизни созданы великой любовью Творца и продолжают жить, согреваемые еще и чувством любви его творений. Ее любовь - это и состояние, и действие одновременно, и в этом ее сила.

Свобода как сакральная сущность любви и научного творчества - вот ее профессиональное и личностное кредо. Именно этим и объясняется легкость, с которой она апеллирует цитатами и умозаключениями, эпохами, историческими событиями и литературными течениями, философскими категориями и понятиями. Это может быть и восточная средневековая литература, это может быть поэзия эпохи Ренессанса, проблемы философии или просто современная проза.

Хотелось бы также сказать несколько слов об общественной деятельности профессора Н.Мамедхановой.

Девизом успешно возглавляемого ею общественного объединения «Elm çırağı» («Светоч науки»), куда Наида ханым собрала под свое крыло команду энтузиастов и молодых ученых, служат слова великого пророка ислама Мухаммеда (С.А.С): «Следуйте ученым, ибо они светоч земного и сияние потустороннего миров». На научные семинары, посвященные различным актуальным проблемам культуры и искусства Азербайджана, других стран и народов, собираются представители широкой научной общественности, дипломаты, журналисты. С трибуны этого воистину глашатая знаний и факела духовности Наида ханым вещает вечные истины, являя собой блестящий образец гражданина, патриота и ученого.

Римский философ древности много лет назад сказал: «Только рожденное из самого себя надежно и прочно, оно растет и остается с нами до конца». Книги, статьи и выступления Наиды ханым Мамедхановой, вкупе с ее неповторимой харизмой и утонченной духовностью, светящейся доброжелательностью и особенной интуитивной логикой, всегда служат объектом внимания и интереса ученых, студентов и общественности.

В нынешнем выпуске рубрики «Литературные вдохновения» предлагаем вниманию читателей размышления профессора Наиды Мамедхановой о поэзии Мехсети Гянджеви и Атааллаха Аррани, которую она справедливо называет ренессансной.

Мехсети Гянджеви - явление в мировой литературе

Культура Ренессанса - это радостное, оптимистическое восприятие мира, гамма красок, чувственность и внутренняя свобода. Но прежде всего ренессансный гуманизм - это бесспорное и безграничное возвеличивание личности. Телесное и духовное, общее и индивидуальное, свет и тьма, человек и космос - все здесь стремится к соразмерности, взаимопроникновению и к гармонии. Возрожденческий гуманизм доверяет чувственному, стихийному мироощущению, он эмоционален.

Существует немало исследований, посвященных восточному и западному Ренессансу, их схожести и отличиям. Но мы не будем это делать, скажем лишь, что западный и восточный умы всегда противостояли друг другу: рационализмом и иррационализмом. Последний всегда мог выйти за пределы материи, и это давало ему возможность углубиться в себя, самосозерцать, нравственно самосовершенствоваться и главное - постигать истинную любовь - любовь как состояние, а не как действие. Почти вся восточная поэзия основывается на этом мироощущении, и азербайджанская поэзия, как неотъемлемая часть восточной культуры, несет в себе это начало. Как она находит свое отражение в любовной лирике периода восточного Ренессанса, (так как западный Ренессанс наступил позже), мы будем сегодня рассматривать на примере двух уникальных азербайджанских поэтов Мехсети Гянджеви (900-летие которой отмечали в 2012 году UNESCO) и Атааллаха Аррани. Лирика этих поэтов лаконична и проста, она проста той величественной простотой, которая свойственна большим мастерам. Несколькими словами они сумели передать такие чувства и мысли, для выражения которых иным поэтам требовались бы целые страницы.

Как говорил великий Гете, «в 4 строках восточных поэтов больше мудрости, чем в толстых трактатах наших философов». Глубинность нашей поэзии ни для кого не секрет, в этом нет никакого открытия, это факт, это аксиома, как и ее чувственность, прочувствованность на фоне любви как состояния.

Одним словом, любовь в азербайджанской лирике, в ее поэтическом мироощущении - всепоглощающее чувство, которое вбирает в себя всего человека без остатка, и где он познает себя. Но мы будем говорить о таком явлении в азербайджанской поэзии Ренессанса, о котором весь цивилизованный западный мир заговорил во весь голос только в ХХ веке, - о любви и свободе. Это уже в ХХ веке Сартр выдвинет лозунг и подведет эти постулаты под философские знаменатели, завершая начатые ранее размышления Хайдеггера, Ясперса, а Фромм напишет целый «Трактат о любви». Но и здесь не обошлось без влияния творчества восточного философа и художника, ливанца Дж.Халила, жившего в начале ХХ века. Его знаменитое эссе «Пророк» возвысило человеческое сознание, взбудоражило западные умы, блуждающие в лабиринте чувств и мыслей. Но это другая история.

Однако вернемся в ХII век, к Мехсети Гянджеви - удивительной женщине, свободной в несвободе, она - явление в мировой литературе, аналогов ей нет не только в эпоху Ренессанса, но и в какой-либо другой эпохе - классицизме, просвещении, романтизме или реализме. Мусульманская женщина во времена феодализма воспела свободу личности, свободу любви и гедонизм. Какие двенадцать подвигов Геракла могут с этим сравниться?.. А.С.Пушкин в своем известном стихотворении восклицал: «Что в мой жестокий век восславил я свободу…» Но это был XIX век, и это было бесстрашие мужчины! А здесь храбрость быть собой во времена, когда религиозный фанатизм и феодальные отношения обрекали женщину на полное бесправие, где у нее даже не возникало желания выразить себя по-своему, видеть по-своему. Женщина была угнетена и разрушена в своей загадочности и таинственности. Она могла быть только тенью мужчины. Героизм Мехсети заключался в том, что именно в этих условиях она провозглашала свободу человеческой личности. Стихи ее настолько смелые, что даже женщине ХХI века без легкого смущения цитировать их трудно. Страстно влюбленная в жизнь, поэтесса воспевает любовь, ибо только любовь может быть постоянным источником радости. Требовалась особая отважность открыто и смело написать следующие строки:

Как только сердце мое стало

властелином в мире любви,

Оно освободилось от ереси

и отказалось от веры.

Выражая свой протест против рабского положения женщин в обществе, поэтесса пишет:

Ту, локоны которой подобны цепи,

Нельзя держать на цепи дома.

В эпоху, когда проповедь свободы беспощадно каралась, как бунт, свое отношение к миропорядку, к запретам поэтесса выразила в необычайных по глубине мысли строках:

Я не являюсь ничьим повелителем

и ничьим рабом,

Я слуга самой себе…

В поэзии Мехсети преобладает чувственный аспект свободной любви. И хотя любовь - божественно сотворяющая сила, несет в себе божественную энергию, но в стихах Мехсети любовь практически отделена от Бога, в ее вселенной Он отсутствует. У нее идет непринятие Его, и это объяснимо, ибо в эпоху феодализма, где свобода и свободное проявление преследовались, а женская свобода вообще была недопустима, все эти запреты имели религиозное объяснение, желаниями Аллаха, истинной верой (хотя все это не вера, а верования), поэтому категория Бога и его местные «ревностные» служители у Мехсети слиты воедино и идет общее отторжение, общее неприятие. Для нее Бог - это страх, а она бесстрашна, как и ее любовь, которая не признает страха. Поэтому во многих рубаи выражен открытый призыв идти наперекор существующим правилам:

Коран и шариат мужей и жен

Соединяют браком испокон.

Мой брачный договор -

четверостишье,

Религии какой подвластен он?

В другом четверостишии поэтесса стирает границы праведности и греховности и восклицает:

Улыбка ли блеснет, раздастся ль смех -

Душа услад желает и утех.

Давай же согрешим с тобой, ибо

Отказ от прегрешенья - высший грех.

Или же:

Вновь небо стало радужным теперь,

Обняться вновь пора б уж нам теперь.

Святоша, увидав объятья наши,

Останется ли набожным теперь?

Опять же любовь противопоставлена созданной ею триадности: Бог - Вера - Духовенство, которое не дает человеку свободно проявлять свои чувства.

Но как всегда, в восточной поэзии, и в ренессансный период в частности, любовь - это всегда состояние, существование. У Мехсети на этом фоне любовь имеет свой посыл, где чувственность и гедонизм сплетены между собой:

Люблю тебя, но грудь моя - тайник,

Я не скажу об этом напрямик,

Сожмется сердце - я теряю чувства,

Бесчувственность спасительна в тот миг.

Любовь не признает границ, любовь дает свободу, и настоящая любовь, по Мехсети, происходит «здесь и сейчас», и поэтесса позволяет потоку любви свободно пройти через себя:

Алтарь любви. Укромный кров любви,

Мы слов не знаем, кроме слов любви,

В обитель нашу доступа не будет

Тем, кто предаться не готов любви.

Или:

Тем, кто любовь сполна изведать смог,

Не совестно ль вздыхать:

«Мой жребий плох!»

Любовь для Мехсети - всепоглощающее чувство, оно вбирает человека всего, без остатка, и он только тогда чего-то стоит, если любит и может свободно погрузиться в это чувство и, соединившись с любимым, достичь своего высшего «я»:

У нас с тобой два тела, но отныне

Душой единой стали - ты и я.

Или же желание Мехсети быть вечной в мгновении любви:

С тобой, любимый, я себя - забуду

Небытие отрадней бытия.

Любовь дает свободу и помогает любящим быть самим собой. Это качество бытия, которому сопутствует бесконечная череда открытий, где нет никакого подавления желания, и свобода - это сакральная сущность любви, поэтому физическая близость любящих неотделима от нее. И здесь в этих ощущениях у Мехсети есть качество многомерности - радость, удовольствие, игра.

Она вмещает сюда весь этот спектр, всю палитру.

Любви и ее свободному проявлению везде и во все времена чинили препятствия. Но Мехсети Гянджеви в XII веке, в тотальной несвободе выразила свое неповиновение. Это ее бесстрашие, это ее восстание и ее победа, ибо через 9 веков мы продолжаем восхищаться ею!

Теодор Шумовский открыл людям автора «Лепестков роз»

На творчестве другого ренессансного поэта - Атааллаха Аррани хотелось более подробно остановиться, ибо этот поэт, к сожалению, был мало известен до сегодняшнего дня. Открытие ширванского поэта XV века Атааллаха Аррани связано с именем Теодора Шумовского - арабиста, видного ученого ХХ века (дожившего до 97 лет), исследователя, который создал монографический труд «Священный Коран» - тончайший лингво-филологический и исторический анализ.

Т.Шумовский провел свое детство и юность в Шамахы, учился в Ленинграде на факультете востоковедения. На каникулах в Шамахы в июле 1936 года он случайно в пире Имам-заде вместе со свитками коранического текста находит сборник стихов, диван «Лепестки роз» Аррани и впоследствии на протяжении всей своей жизни изучает и переводит эти замечательные стихи на русский язык.

Итак, «благословлен тот день и час», когда Теодор Шумовский через много сотен лет открыл людям автора «Лепестков роз», блистательного азербайджанского поэта Атааллаха Аррани, жившего во времена Низами и Хагани, и по крупицам собрал все сведения о нем и его творчестве.

Когда придет пора покаяться в грехах,

Скажу, что не одну, как повелел Аллах,

Три жизни прожил я: одну - в спасенье тела,

Другую - для любви, а третью жизнь - в стихах.

Читая его диван, поражаешься многогранности его ощущений любви: любовь как свободное состояние души, растворение любящих друг в друге, любовь как вектор существования. И, главное, любовь - это божественный дар:

Нет, божью мудрость восхвали усердно:

Пред сенью погребальных покрывал

Творец земли и неба милосердно

Нам страсть и память

в утешенье дал.

Аррани, в отличие от Мехсети, принимает категорию Бога, для него Бог не есть страх, а Бог есть любовь. Он воспевает Коран, считает себя истинным мусульманином, поскольку занимается сотворчеством с Богом, т.к. творит стихи, но он так же, как она, не принимает духовенства, но отделяет Всевышнего от них. Есть в его стихах тема, которая встречается у многих восточных поэтов, - потеря любимой, разлука, недосягаемость, очарование внешней красотой. И у Аррани для этих ощущений есть свои яркие, необычные краски, есть своя прочувствованность, свое погружение, но есть у него тема, которая почти никогда не акцентировалась в восточной любовной поэзии. Это - воспевание зрелой любви и существование истинной любви только вне брачных уз. Именно на этих оригинальных видениях мне бы хотелось остановить свое внимание. Но вначале послушаем его определение любви, оно очень тонко, любовь для него -это состояние не ума, любовь - это состояние сердца, «ее ты умом не обнимешь», ум не советчик в любви.

Рассудком в любви не живи

Ты сердце для ласк позови.

Холодный, расчетливый ум -

Угрюмый могильщик любви.

Или:

…От глаза спокойного,

рук равнодушных

Хирурга-ума берегите любовь!..

Открыто и тайно любите любовь,

Бесстыдно и робко любите любовь.

Его поэтический сборник «Лепестки роз» - это гимн свободной любви, зрелой, осознанной. «Любовь бессмертна» - восклицает поэт. «Пока ты жив, спеши любить!» Жизнь без любви ничего не стоит.

Не о себе я слезу лью…

И не о тех, кто пал в бою.

Скорблю о тех, кто не любивши,

Напрасно прожил жизнь свою.

Ибо Всевышний создал человека для любви:

Кто не любил и кто любимым не был,

Тому скажи, не пряча укоризн:

«Гори в аду за стыд земли и неба,

Тебе для страсти подаривших

жизнь!»

И отсюда главный вывод его жизни:

Над бездной смерти стоя, я постиг:

Ученья лет милее страстный миг,

Твоей любви пленительная свежесть

Дороже мне и диспутов, и книг.

И самое страшное для человека, считает поэт, это жить вне любви. Существовать в одном пространстве с нелюбимыми - это божье наказание.

Коль с врагами ты крут, коли яр,

Коли грозен и лих,

Коли медленной казни для недругов

хочешь своих,

Посели с нелюбимыми в камере

жизни их.

Одна из тем, которой касается Аррани, - это любовь как растворение друг в друге - одно из главных свойств истинной любви. Это мы встречали и в рубаи Мехсети - воспевание соития двух начал, которое свойственно ренессансному мировосприятию, но у Аррани оно проходит через весь его поэтический цикл:

Кого стыдишься ты? Меня?

Но я - ведь это ты!

Природой нам распределен удел…

Соединения двух сердец и тел.

Или:

… Дай захлебнуться в губ твоих вине!..

… Я растворюсь в тебе и ты во мне.

Или:

Сказать люблю себе позволь,

Когда в любви забудешь роль,

Когда твоею болью станет

Подруги спрятанная боль.

И что еще удивительно: описывая красоту любимой женщины метафорическими сравнениями, которые всегда были свойственны поэзии Востока, он делает необычное наблюдение.

Ты с женщины сорвешь тяжелые

одежды,

Но с тайных дум ее тончайшей

не сорвешь.

Да, для Аррани любовь - это состояние, это растворение, но это и свобода, свобода отношений и свобода от брачных уз и договоров. И если Мехсети призывала к свободному проявлению чувств, то Аррани более конкретен. В браке любовь невозможна, в нем она разрушается:

Как только любовницу-розу введешь

в положенье жены,

Исчезнет ее обаяние, умрет

острота новизны…

Врагом веснопений предстанет

былая богиня весны.

Или:

Женись! - ужасней положенья нет.

В тебе умрет мыслитель и поэт.

И ты не раз обманешь человека,

С которым прожил вместе двадцать лет.

Ибо для любви необходимы встречи и разлуки, «разлуки необходимей встречи», восклицает сам поэт.

Сказали мне: ты дожил до седин…

Разумен будь. Как добрый семьянин,

Люби семью, цени покой и деньги.

Живи, как все. Ты в мире не один…

Но я - один, когда, забыв семью,

Проникну к той, которую люблю,

В ком для меня все утешенья мира,

Кому на грудь я слезы счастья лью!

Вся философия жизни, что исповедовал Аррани, проходит через любовь. И в зрелом возрасте он продолжает воспевать любовь, ибо в любви нет ощущения времени, когда ты стоишь «сердце к сердцу», есть просто любовь, и со временем ею еще больше дорожишь, ибо теперь она осознанная.

Как будто мальчишка, от страсти дрожу,

Сжигаемый страстью, по жизни брожу.

Полвека прошел я -и страстью кипящей,

Умом освященной, вдвойне дорожу.

Бывает, человек уже прожил много

А в нем еще тревожно бьется сердце...

Но если он не знает разделенной любви,

Он чувствует: крадется к сердцу старость,

Ужасный проводник на плаху смерти.

Но… вторая жизнь подарена любовью!

И если он любил, не забавлялся,

То третьей нет.

***

Мы попытались, не нарушая гармонии, рассмотреть творчество поэта-женщины и поэта-мужчины в разрезе любви и свободы - главных констант эпохи Возрождения. Каждый из них дал миру свой уникальный потенциал, уникальный образ мышления и чувств, видения и бытия. При всей полярности существования мужчины и женщины в этом мире мы стремились всю эту естественную противоположность влить в органическое единство существования Любви как состояния, в те великие ощущения погружения в любовь, которые сейчас отдалены от нас. Ибо мы живем в каком-то искусственном мире, в мире, где подменены многие понятия: мыслить важнее, чем чувствовать, где «казаться» доминирует над «быть», где любовь - это «действие», а не «существование», где нет уже безбрежности, и горизонт упирается в стену. Человек забыл, что он - встреча земли и неба, души и тела, что любовь и есть основа нашего самопознания. Взял верх рационализм в нашем мировосприятии, который приблизил нас к высшей критической точке.

Сегодня, чтобы выжить, необходимо вернуться к своим истокам, к своей истинной сущности, а значит, отправиться вовнутрь себя. Западному человеку для этого надо научиться выходить за пределы своего «я», преодолеть свой эгоцентризм, чтобы прийти к главному: «любви как состоянию», а восточного человека не надо учить заново, все в нем есть, ему нужно всего лишь все вспомнить и восстановить...

Подготовила

Афет ИСЛАМ

Каспiй.-2019.- 15 марта.- С.12-13.