Я считаю себя счастливым человеком…
Гейдар Алиев был в
нашей жизни и освятил ее высокой целью
ВОСПОМИНАНИЯ
Предлагаем вниманию читателей беседу с Фазилем Хадыевым, долгие годы работавшим в команде Гейдара Алиева и
фактически являвшимся его, можно сказать, личным оператором, хотя он и
представлял Азербайджанское государственное телевидение. Фазиль Хадыев осуществлял все важнейшие правительственные съемки с
1993 по 2003 год и был в самой гуще событий, связанных с общенациональным
лидером.
Фазиль Хадыев: Я работал на Азгостелерадио еще в советское время. Например, мы снимали
визит Леонида Брежнева в Баку в 1978 году. Потом из отснятого нами материала по
заказу Центрального телевидения сделали фильм, который назывался «Звездный час
Баку». Это был второй визит генсека в Азербайджан, третий состоялся в 1982-м.
Кроме того, в советское время на АзТВ снимались
фильмы «Пятилетка: год первый», год второй, третий, четвертый, ну и так далее…
Эльмира Ахундова: Режиссером этих фильмов был Васиф Бабаев?
Ф.Х.: Да, и еще фильмов «От съезда к съезду». Мы тогда
снимали на 35-миллиметровой пленке. Было сложно с проявкой, мы ездили в Москву,
проявляли черновой материал, обрабатывали его, печатались там и привозили
готовый материал. Потом эти фильмы смотрел лично Гейдар Алиев.
Э.А.: Он делал какие-нибудь замечания?
Ф.Х.: Бывало, конечно. Тогда мы переделывали. И только после
его окончательного одобрения сдавали фильмы Москве.
Э.А.: Тогда ты был с ним лично знаком?
Ф.Х.: Тогда нет. Я просто снимал материал, личных контактов
не было. Познакомился я с Гейдаром Алиевичем уже в
1993 году.
Э.А.: Ты видел его в 1978 году, говоришь, что он все
материалы ваши смотрел, то есть Гейдар Алиев всегда внимательно относился к
вашей работе. Затем ты стал тесно контактировать с ним с 1993 года. Мне
рассказывали и Аслан Асланов, и Рафик Багиров, и
Тофик Аббасов, который год был у Гейдара Алиева пресс-секретарем,
что он очень внимательно относился к журналистам, но прежде всего - к своей
съемочной группе. Очень вас ценил. И зачастую не начинал говорить во время
какого-то официального визита или на открытии какого-нибудь объекта внутри
республики, если вы вдруг запаздывали. Если пресса еще не подъехала. Ты был
свидетелем таких моментов? И случались ли у тебя какие-то экстремальные
ситуации, когда, например, ты опоздал? Что он тебе при этом говорил, требовал
ли объяснений? Вообще, были такие напряженные эпизоды в процессе работы с
Гейдаром Алиевичем?
Ф.Х.: Я помню один момент, когда нас не обеспечили
транспортом. Это произошло в Марокко. Да ведь и вы там были. Помните? Вы даже
обратились к господину президенту, который ехал на какую-то двухстороннюю встречу
и увидел группу журналистов, стоящих посреди дороги: «Господин президент, у нас
нет машины, мы не успеем к вашим переговорам». И он сразу вышел из машины, дал
соответствующие указания. Я это вот помню. Но таких действительно экстремальных
случаев было не много…
Э.А.: Как тебе работалось с ним в начале 90-х годов? Ведь у
Гейдара Алиевича был очень напряженный график. Он не
только за границу ездил, но и на фронт, и по стране колесил. Что ты можешь
вспомнить об этом времени?
Ф.Х.: Я помню нашу первую зарубежную поездку в декабре 1993
года. Это был официальный визит во Францию. Перед поездкой президент собрал всю
группу, которая должна была выехать, и каждого по одному поднимал. Спрашивал:
«Что ты снимаешь, как снимаешь, на чем именно, на какой аппаратуре?».
Э.А.: Это очень интересно. И что ты ответил?
Ф.Х.: Я сказал: «У меня профессиональная видеокамера ВТС (БТКам)». - «А кинокамера? - спросил президент. - Почему ее
нет?». Я говорю: «Господин президент, если вы дадите команду, мы обеспечим. Но
этому человеку надо получить паспорт». Он поднял Гасана
Азизовича, сказал: «Я тебе поручаю сегодня же
проработать этот вопрос. А ты подскажешь имя и фамилию оператора»…
Э.А.: Это кто был? Сардар муаллим?
Ф.Х.: Нет. Сардар Велиев с киностудии
присоединился к нашей группе позже. А тогда я назвал фамилию Вагифа Бехбудова, оператора АзТВ. В течение 15 минут в консульском отделе МИД ему
сделали паспорт.
Э.А.: То есть Гейдар Алиев сразу спросил о кинопленке. Он
понимал, что для истории нужно все сохранять на кинопленке. Это просто здорово. И ты взял с собой кинооператора…
Ф.Х.: Да, и поехали мы с той же камерой «Эклер», которую он
купил в советское время, когда работал первым секретарем ЦК. С его согласия мы
тогда закупили во Франции пять комплектов камеры «Эклер», 16-миллиметровые
кинокамеры для хроники. И потом уже с нами всегда, во всех поездках был
кинооператор.
Э.А.: А он как-то выражал свое отношение к тому, что вы
снимаете? То есть бывали ли какие-то замечания с его стороны? Может, он
направлял вас, как надо снимать, с каких ракурсов, или до таких тонкостей не
доходило? Вот Рафик Багиров рассказывал мне, что он
делал ему замечания по фотографии, совершенно дельные, понимаешь. Он говорил:
«Почему ты с этого ракурса снимаешь, а почему издалека снимаешь, а почему так
мало снимаешь?». Что-то у вас было такое?
Ф.Х.: Конечно, и не раз. Он, например, всегда говорил, где
мне лучше находиться, где снимать во время той или иной съемки - с левой или с
правой стороны…
Э.А.: Да ты что?
Ф.Х.: Как лучше - по свету или нет? Гейдар Алиев разбирался
во всем: и в кино, и в телевидении, и в фотосъемке. Я говорил, например: если
вам удобно, я предпочту с левой стороны. А он спрашивает: «Почему?». Я говорю:
«Потому что против вас окно и свет полностью освещает ваше лицо…
поэтому с левой стороны получится хорошо».
Э.А.: Неужели доходило до таких тонкостей?
Ф.Х.: Да. Я вот вспоминаю нашу вторую поездку в 1994 году в
Лондон и Турцию. Он стоял как-то отдельно от всех, перед каким-то мероприятием
задумался. И я издалека снимал его, вроде как скрытой камерой. Интересный
момент получился… Но он увидел и вроде как меня
подловил. Я подумал, что ему не нравится, что я снимаю так репортажно,
не спрашивая у него разрешения. Смотрю, настроение у него вроде хорошее. Тогда
я подошел к нему и говорю: «Господин президент, прошу прощения. Кажется, то,
что я делаю, вам не понравилось. Я издалека вас снимаю, это нужно для фильмов,
для будущих фильмов и передач...». И вдруг он мне отвечает: «Знаешь, что я тебе
скажу? Запомни: снимай, когда захочешь и где захочешь. Это твоя работа. И я
тебе доверяю (по-азербайджански это звучало «sənin
ixtiyarına verirəm»)».
И после этого я снимал много таких репортажных кадров,
которые сегодня демонстрируются на всех каналах, например, во время прогулок по
городу, по берегу моря… С ним очень интересно было
работать в том плане, что он и в кадре очень органичен был, не позировал. Все
было естественно. Помню, я издалека один раз снимал. Это в Стамбуле было. Там
собралось много президентов, форум какой-то был, и кто-то ему сказал: «Нас
снимают». Гейдар Алиевич мне издалека рукой помахал,
а своему собеседнику говорит: «Вы знаете, я с ним полсвета объездил, это мой
личный оператор. Так что не беспокойтесь, он знает, что и как снимать…»
Э.А.: Ты встречался не только с Гейдаром Алиевым во время
этих поездок, но и видел много самых известных политиков - выдающихся, можно
сказать. И Гельмут Коль, и Франсуа Миттеран, и Джордж Буш, и Билл Клинтон,
визиты их всех снимал, Рафсанджани, иранский лидер, Беназир Бхутто… Менялся ли Гейдар
Алиев в зависимости от уровня собеседника, и как, по-твоему, они относились к
Гейдару Алиеву? Как к лидеру маленькой страны, мусульманскому Азербайджану? Или
как к выдающемуся политическому деятелю?
Ф.Х.: Однозначно могу сказать - как к великому деятелю. Он
для них представлял большую личность мирового значения. И потом, он все точно
просчитывал, каждую ситуацию… он мог найти общий язык с любым собеседником… Хотя я не очень-то в их разговоры вникал. Я все-таки
оператор, мне главное было найти правильную композицию, я понимал, что это
кадры исторические, неповторимые. Если художественный фильм снимается, то делают
порой по 10 дублей, а здесь один дубль тебе дают сделать, и все. Второго уже не
будет.
Э.А.: Тяжело было с ним работать? Все говорят об очень
напряженном графике, слишком большом количестве встреч, переговоров…
Ф.Х.: Да, да, в то время переговоры или встречи длились по
40, 50 минут, даже около часа. Мы все снимали - от и до. График был на самом
деле напряженным: не успели прилететь, сразу начинаются съемки, и так до
позднего вечера. На отдых мало времени оставалось, даже перекусить
порой не удавалось…
Э.А.: Ты видел его в разных ситуациях - и на переговорах с
армянским президентом, с русским президентом, с американским президентом… Как
ты считаешь: ему было легко идти на переговоры с людьми, которые были ему порой
даже неприятны, например, с Левоном Тер-Петросяном, потом был Кочарян…
Ф.Х.: Тер-Петросян перед Гейдаром Алиевичем
был никто. Мы чувствовали, что перед ним даже президенты порой терялись, это со
стороны можно было увидеть. Конечно, он знал, что не на его уровне все эти тер-петросяны и кочаряны. Они не
прошли путь, который прошел Гейдар Алиевич. Не каждый
может второй раз прийти к власти. Прийти к руководству республикой в таком
тяжелом состоянии и поднять ее. Это смог только Гейдар Алиев. Я уверен, что
если бы он в 90-м году стал первым секретарем или президентом, в республике не
было бы нагорно-карабахской проблемы. Это однозначно. Даже ребенок это знает...
Э.А.: А с кем он больше всех любил общаться из лидеров? Тебе
как кажется?
Ф.Х.: С Шеварднадзе был близок, с Демирелем. С ними он любил
неформально общаться. Они хорошо друг друга понимали…
Э.А.: А помнишь, как он в твой день рождения тебя в самолете
поздравил?
Ф.Х.: Разве такое забудешь? Это было 24 января 1998 года, мы
летели на юбилей Шеварднадзе…
Э.А.: А у тебя самого в этот день юбилей. 50 лет, кажется,
исполнилось?
Ф.Х.: Да, представляете? И вдруг нам говорят: «Господин
президент идет в салон». В руках у меня сок был, даже не знаю, как и кому
передал я этот сок. В общем, входит господин президент в салон. Я поднимаю
камеру на плечо, и вдруг он мне говорит: «Хадыев,
положи камеру». Мне даже не по себе стало, в том плане, что впервые за все
время у меня, как у водителя, права забирают. Ну, я ее опустил. Гейдар Алиевич подошел, взял меня за руку. «Я тебя поздравляю.
Сегодня объявили, я смотрел эфир, сказали - тебе 50 лет. Разве тебе 50 лет
дашь? Это неправда. Там про тебя хорошие слова сказали, но это даже мало. Ты
большего достоин…». Он бы мог меня вызвать к себе, поздравить, не выходя на
люди. Кто я такой по сравнению с ним? Просто оператор. А он вышел и говорит: «Я
счел нужным прийти тебя поздравить». Вот как это объяснить?
Э.А: Его величием и вместе с тем простотой. Все этому
удивлялись.
Ф.Х.: Да, гениальный и такой простой. Это не совместимо
как-то. По-моему…
Э.А: Он ведь и к нам, журналистам, как к ровесникам своим
иногда относился, мог с нами и пошутить, побалагурить…
Ф.Х.: В этом же самолете с нами летела русская служба BBC.
Он подошел к ним и говорит: «Я смотрю, сегодня наше государственное телевидение
моего личного оператора поздравляет с днем рождения. Разве ему 50 лет дашь? Я
говорю, может быть, ошибка какая-то произошла». И далее повторяет: «Я счел
нужным прийти лично его поздравить». Нужным, понимаете?!
Э.А.: Понимаю.
Ф.Х: Еще интересный момент, у него в характере было
заложено. После 35 минут, тогда кассеты были 35-минутные, я кассету должен был
поменять. Тихо говорил ныне покойному нашему режиссеру Вагифу
Агаеву, и он передавал мне новую кассету. Так вы
представляете, Гейдар Алиевич мог сделать паузу,
чтобы мы завершили смену кассет.
Э.А: Да ты что? Хотя ты его не просил?
Ф.Х.: Нет-нет, никогда, то есть он сам все чувствовал,
видел. Это поразительно!
Э.А: В свое время мне рассказывал и Маис Мамедов, который в
советское время и потом много снимал его для Центрального телевидения. Маис мог
попросить Гейдара Алиевича: «Может, вы пиджак
снимете?». Он спрашивает: «Да? Ты так хочешь?» - «Да, было бы лучше, жарко,
снимите». - «Пожалуйста»… Или он Рафику Багирову,
фотографу, говорил: «Рафик, если увидишь, что у меня галстук сбился или волосы
как-то не так лежат, ты подходи, говори мне». Но мне, говорит Рафик, никогда не
приходилось этого делать, потому что у него все было идеально.
А бывало ли, что он вас с Вагифом
очень сильно отругал? Или похвалил?
Ф.Х: Были моменты… Порой он спрашивал
меня или Вагифа: почему вы так мало снимали, почему
такой-то репортаж пошел кратко? Но мы всегда снимали от и до, просто иногда
редактор сокращал.
Э.А: Да, я помню эту ситуацию, она была связана с поездкой в
Иран. Он даже тогда ко мне обратился: «Эльмира, помнишь, мы с
гуляли по Тегерану в рамках культурной программы? А по
телевидению, по АзТВ это не показали, дали коротко.
Многие из нашего населения в Иране ведь не были, и эти кадры могли бы смотреть
как «Клуб кинопутешественников». В общем, тогда и его советнику по идеологии Габилю Гусейнли, и председателю
Гостелерадио досталось. Они придерживались той точки зрения, что президентские
репортажи из-за рубежа надо давать покороче. А у
Гейдара Алиевич был свой взгляд на эти вещи. Я этот
эпизод хорошо запомнила…
В то время, если честно, я была на стороне Габиля Гусейнли. Это уже не
репортаж, не новостная передача, если все показывают от начала до конца. Но с
другой стороны, Гейдар Алиевич понимал, что в то
время это было нужно народу. И сегодня нужно. Кого глава государства ругает, а
кого хвалит, за что именно, какие поручения дает, какие наказы. Народу это
нужно. Это получается гласность, гласность как стиль руководства. Когда от
народа ничего не скрывается. Гейдар Алиевич именно
этого хотел, он стремился, чтобы его политика доходила до всех. Даже когда он
за рубежом что-то посещает в рамках культурной программы. Народ должен обо всем
знать, о каждом шаге своего президента. Понимаешь?
Ф.Х.: Да, вы правы. Он руководствовался именно этими
соображениями. Другой эпизод был в Мекке, после того как президент совершил
малый хадж - умру. Мы приехали в резиденцию, и охрана сказала, что меня зовет
президент. «Ты все снял?», - спрашивает Гейдар Алиевич.
Я сказал: «Я снимал то, что было связано с вами, но отдельно - нет» - «Это ведь
так красиво, мечеть Аль-Харам должны увидеть в
Азербайджане, в Баку. Это надо показать народу. Возьми шофера, переводчика и
охрану». Гасан Гасанов говорит: «Господин президент,
Фазиль знает арабский язык, ему переводчик не нужен». Я четыре года работал в
Сирии, в 1979-м году уехал, в 1983-м - вернулся. «Тогда очень хорошо, езжай». Я
поехал, снял все, ночью, часа два уже было, вернулись. Только хотел перекусить,
мне говорят, что тебя вызывает господин президент. Пришел, рядом с президентом
шейх, Лейла Шихлинская, Зейнаб
Халарова, Амалия Панахова,
вы помните? «Фазиль, то, что сказали, сделал?». Я ответил: «Да, господин
президент. Выполнил все ваши поручения» - «Очень хорошо, очень хорошо. Ты
увидел эту красоту?» - «Да, господин президент».
Э.А: Конечно, он заметил, что ты снимаешь только его, а
общих впечатлений, общих кадров нет. Он заметил эту пустоту. И обогатил твой
будущий репортаж.
Ф.Х.: Еще один интересный момент был в Вашингтоне, во время
государственного визита. Господин президент нас вначале собрал - Рафика Багирова, меня, творческих людей - и сказал: «Смотрите,
если вдруг вас в дверь не пустят, вы должны пройти через окно. «Не смог снять,
не было возможности» и прочие отговорки не принимаются. Такого не должно быть».
Мы это сохранили в памяти, и Рафик, и я.
Э.А: Да, Рафик в нашей беседе об этом тоже вспоминал.
Значит, это было в Вашингтоне. Очень интересно…
Ф.Х: Да, и вот в Белом доме в одной из комнат я начал
снимать господина президента. Одна пожилая женщина, на вид ей лет 70 было, шеф
протокола Клинтона, пришла и говорит: «В этой комнате нельзя снимать». А я
продолжаю съемку. Она начала меня выводить из помещения. Вижу, господин
президент зовет меня: «Фазиль, что случилось?» - «Господин президент, это шеф
протокола, говорит, в этой комнате не снимай» - «Хорошо, говорит, баш гошма, нельзя так нельзя».
И еще был один эпизод, в Лондоне, господин президент шел на
прием с Севиль ханым к
королеве. Там нам дали возможность чуть-чуть отснять. Я, конечно, переборщил.
Рафика Багирова вывели, а я остался, снимаю,
сопровождая Севиль ханым. И
вдруг одна девушка из их охраны подошла, начала меня выпроваживать, говорит: «Все,
спасибо, до свидания». И она какой-то прием использовала, у меня аж дыхание перехватило. Господин президент сразу заметил
инцидент, остановился: «Фазиль, что девушка хочет?» - «Господин президент, она
не позволяет мне снимать» - «Хорошо, достаточно, спасибо». Я отошел, она
отпустила меня, дыхание постепенно восстановилось. А то чуть было не
задохнулся. Рафик, помню, потом мне говорит: «Ну ты
настырный, меня сразу вывели, а ты пошел как в атаку».
Э.А.: Да, чего не сделаешь ради хорошего кадра. Молодец! За
это тебя господин президент и ценил. Знал, что не подведешь.
Ф.Х.: Он мне не раз подсказывал, с какой точки лучше
снимать. Однажды наша делегация едет с кортежем на прием. Я снимаю внизу,
господин президент садится в машину и спрашивает: «Почему ты сверху не
снимаешь? Сверху кортеж красивее смотрится». Я ответил: «Господин президент, в
этот раз я снизу снимал, а потом будет второй ваш выход, и тогда я постараюсь
снять сверху, с балкона». Это тоже было в Америке. Я потом так и сделал и ему
доложил, что, дескать, ваше поручение выполнено.
Э.А.: Удивительное внимание к таким, казалось бы, мелочам.
Впрочем, для него не было мелочей…
А помнишь, вся делегация улетела из Вашингтона, а вы
остались. Это был 1999 год, операция на сердце. Кливленд. Вы оставались там,
рядом с ним?
Ф.Х.: Да. Мы снимали обращения господина президента. Его
встречи, прогулки. Потом уже летом, в конце мая прилетели в Анталию.
Э.А: И ты с Рафиком Багировым
несколько месяцев оставался рядом с ним. Вы к нему просто так приходили, общались
или только когда съемки намечались?
Ф.Х.: И на съемки, и просто так приходили, шутили,
разговаривали. Гейдар Алиевич каждый раз, когда мы
приходили к нему, интересовался: «Какие-нибудь проблемы есть? Здесь или там,
дома? А то ты уже столько месяцев здесь». Ну, я, конечно, отвечал: «Большое
спасибо, господин президент. Все в порядке» - «Нет, ты скажи, не стесняйся,
вдруг какие-то проблемы?». То есть я хочу сказать, когда человек болеет, он
думает о себе, а эта уникальная личность и о тебе успевала подумать,
поинтересоваться, как ты, какие дома проблемы. Вот в чем было его величие...
Это феномен, я второго такого человека не видел. Говорят,
незаменимых нет, но этот человек незаменимый.
…Еще интересный момент. В 1995 году, когда наш самолет
хотели взорвать, после этого мы полетели куда-то за границу, и там была
пресс-конференция. Гейдар Алиевич говорит зарубежным
журналистам: «Ну ладно, я - понятно, против меня теракт был организован… Но в самолете же столько людей летело. В чем их вина?». То
есть он опять прежде всего подумал о других, а не о
себе…
Очень напряженный момент был во время визита Гейдара Алиевича в Иран. Мы, семь человек снимающих, плюс Вагиф Агаев, в кортеже едем от
аэропорта. На площади Азадлыг, по-моему, нашу машину
из кортежа вывели, и мы повернули в другое направление. На наши возражения
внимания не обращают. Привезли куда-то за сорок километров, гостиница среди
гор, хорошая, кстати. Привезли, усадили, покормили, говорят: отдыхайте, сегодня
ничего нет. А мы-то знаем, что по программе через два часа встреча. Аппаратуру
забрали, сложили в одной комнате.
Я нервничаю, чувствую, что-то не так. Спускаюсь вниз, в
фойе, чтобы у кого-то спросить. Как будто сонное царство, выхожу, со всех
сторон горы, и все. Один раз спустился, второй раз, вижу - сотрудник протокола Парвин Мирзазаде. «Фазиль муаллим, вы зачем сюда приехали?». Я ответил: «Получил из
месткома путевку. Мы что, просто так сюда приехали? Нас вывезли из кортежа» -
«Кто?» - «Откуда мы знаем?».
Э.А.: Его за вами послали?
Ф.Х.: Да. Кинулись за аппаратурой, а нам говорят: ключей от
комнаты нет, унесли в деревню… Я сказал, найдите, а то
я двери сломаю. Даю вам минуту времени. В общем, кое-как открыли дверь,
аппаратуру взяли, приехали. Перед резиденцией нас остановили, не дают выйти из
машины, говорят, вы должны ждать здесь. Я сказал Вагифу
Агаеву: «Ты подготовь камеру, передашь через окно,
когда нужно будет. Я сейчас выйду». Охрана с иранской стороны не позволяет,
дескать, сидите в машине. И тогда я схитрил: «Ага, я себя плохо чувствую,
разреши выйти на воздух… Видишь, турбин здесь - они
камеру турбином называют». В общем, вышел из машины,
взял камеру у Вагифа через окно и побежал
семимильными шагами… Наша охрана удивляется: «Вы где
гуляете? Через пять минут прием начинается».
Доложили президенту, он вышел из комнаты, смотрит на меня
удивленно: «Фазиль, где вы были? Что произошло?» - «Господин президент, нас
вывели из кортежа и увезли в другом направлении» - «Кто?». В общем, позвал Гасана Азизовича: «Гасан, это что за безобразие? Прессу вывезли куда-то без нашего ведома». А он руками развел: «Господин президент, это
Иран»...
Э.А.: Да, Восток - дело тонкое. Но и в западных странах нам
работалось не легче. Если и пускали на встречи, то всего на две-три минуты.
Помнишь Италию, Сенат? Нас отовсюду выдворяли не солоно хлебавши.
В конце концов я подошла к господину президенту и
говорю: «Гейдар Алиевич, нас никуда не пускают, а
если и пускают, то на пару минут, когда все интересное только начинается…». Он
засмеялся: «Поняли теперь, в каких условиях здесь пресса работает? Это я вам
такие тепличные условия создаю, вы присутствуете на моих мероприятиях от начала
до конца».
Э.А.: И знаешь, что интересно… Ты не чувствовал рядом с ним
напряжения, неуверенности, тебе с ним всегда было комфортно.
Ф.Х.: Абсолютно не было ни боязни, ни страха.
Э.А.: Вот и я удивляюсь. Многие, рассказывая о нем, говорят:
«Мы не могли смотреть ему в глаза». У меня такого не было. Может, чиновники его
боялись, которые от него зависели, а мы с ним по-простому общались.
Ф.Х.: Да, потому что он к нам как к родным относился. Единственное, он лжи не принимал. Например, во время визита
в Японию ему сказали, что я снимал встречу господина президента и их
императора. А я не снимал. Почему? Их служба сказала, что, мол, мы сами снимем
и вам дадим. Потому что если вы туда пойдете, то на подписание и
пресс-конференцию не попадете. Рафику и мне условие такое поставили.
Э.А.: Да, в Японии очень тяжело было работать. Мы ужас как
мучились.
Ф.Х.: Ну вот. А вечером Гейдар Алиевич
спрашивает: «Встречу с императором снял?» - «Господин президент, нам с Рафиком
поставили условие: или полминуты там, или полчаса - подписание. Мы кадры с
императором у них возьмем». «Странно, а мне доложили, что ты там снимал.
Правда, я тебя там не видел».
Э.А.: То есть он спокойно отнесся к тому, что вас с Рафиком
там не было. Главное, что вы ему не солгали, не стали выкручиваться.
Ф.Х.: Вранья он на дух не переносил…
Знаете, я считаю себя счастливым человеком, и сегодня, когда смотрю на эти
фотографии, пересматриваю снятые некогда кадры, невольно спрашиваю себя:
неужели это правда, что я был лицом к лицу с этой великой личностью? Мне это
порой кажется удивительным, словно сон.
Все мы его любили, поэтому мы по нему плачем, поэтому нам
так его не хватает, понимаете? У нас с ним был какой-то совсем другой контакт,
особенный. Такое впечатление, словно мы с отцом родным общались. Мы его как
своего родного отца воспринимали. Он мог советы давать, мог пожурить, мог
поругать…
Э.А.: Мне его тоже очень не хватает. Я со многими
беседовала, кто его близко знал, все говорят, что с его уходом образовалась
какая-то большая пустота. Будто нам всем перекрыли кислород.
И все же ты прав: мы - счастливые люди! Он был в нашей жизни
и освятил ее высокой целью. Allah onu
qəni-qəni rəhmət
etsin!
А тебе большое спасибо за интересные и очень ценные
воспоминания. Они займут достойное место в моих книгах.
Беседовала
Эльмира АХУНДОВА
Каспiй.-2019. - 4 мая.
- С. 12-13.