Афоризм, ставший парадигмой

Отправляясь от мнемонического дискурса Кямала Абдуллы

РЕЦЕНЗИЯ

Только призывая на помощь даосизм, можно осмыслить, как же из ничего может возникнуть нечто. Китайская философия учит, что основа бытия - пустота. Логика в этой мысли в следующих не озвученных умозаключениях: основа мира может быть таковой в том случае, если она содержит в себе все, что есть в мире (в бытии). Но то, что есть все, т.е. одновременно есть и собака, и человек, и дерево, и камень, и океан, и так до бесконечности, не будет видимым, потому что можно видеть только отдифференцированные явления. Таким образом начало мира должно быть пустотой (в этом смысле и Хаос - пустота). Вот почему мысль Кямала Абдуллы о том, что каждый слой (даже сегмент) «КДК» является проявлением Космоса из Хаоса, я интерпретирую, как проявление из ничего, или из пустоты.

Человеческий мир, по утверждению Кямала Абдуллы, появляется после перехода предков людей из царства леса в царство пещеры. В первом царстве существует мир непосредственности (по-арабски «мустегиййе»), или мир прямоты (прямых линий), т.е. там отсутствует зазор между означающими и обозначаемыми (денотатами), между текстом и самим миром. Слово воспринимается как сама вещь.

В царстве пещеры происходит переход в мир метафор и опосредственностей. Здесь все синкретично и симбиотично, т.е. отсутствует дифференцированность. Поэтому все одновременно и прозаично, и поэтично. Имея в виду такую одновременность, Кямал Абдулла употребляет выражение «художественно-поэтичное», то есть состояние мира, в котором непосредственность переплетена с поэтичностью.

Мир леса и мир пещеры соответствуют этапам и пространственным параметрам возникновения Homo Sapience. По-видимому, для Кямала Абдуллы выражение перехода человечества из природы в культуру через дихотомию «лес/пещера» недостаточно экспрессивно дает ощутить полноту его чувств и мыслей о начальных этапах истории человечества. Тем более что эти этапы интересуют его с точки зрения выявления незамеченных деталей в тексте «КДК». Поэтому после повторения уже ставшей тривиальной схемы генеалогии человека он вводит небезынтересные термины-метафоры «dəşti-müstəqimiyyun», «dəşti-məcaziyyə». Слово «дəşti» взято из довольно известного выражения средневековых мусульманских летописей «dəşti-qıpçaq», то есть «кыпчакская степь» (дешти кыпчак). Вот в этой ситуации оказываешься в недоумении перед «Введением к поэтике»: в силу каких бессознательных импульсов Кямал Абдулла предпочитает уже сложившимся научным терминам метафоры пещеры и «дешти»?

После Платона пещера стала выразительным символом того, что когда человек доверяется непосредственно данным, он попадает в иллюзию или в неведомость. По этой причине он в платоновской пещере, созерцая тени, оставался в неведении, что за спиной есть свет, и эти тени - порождение иллюзии света. Через метафоры пещеры Платон выражал основную свою гносеологическую идею: чтобы познать истину, следует, не отвлекаясь на чувственный мир, попытаться созерцать сущность вещи, которая зафиксирована в ее идее. В этом смысле «дешти мустагиййе», то есть «царство непосредственности», не есть сфера непосредственного знания. Слово «непосредственность», противопоставляясь неискренности, кривизне (опосредованности), как будто предназначено для обозначения познания истины прямым путем. Однако в действительности человек обречен быть в кругу опосредованных отношений. Даже его «непосредственное» видение возможно через опосредованные процессы, т.е. через световые лучи и нервные импульсы, несущие в мозг информацию об этом свете. Человек в этом смысле обречен на постижение чего-либо окольным путем. Только Бог, если он есть, по своему понятию может что-либо постигать непосредственно. В коранической терминологии этот смысл передается словом «басират».

Немецкий философ Адорно в свое время воскликнул, что в наш век нет ничего невинного (непосредственного), имея в виду то, что даже эстетика примитивизма, как проявление наивной непосредственности, в модернизме стала возможной (и потребной) после эстетики изощренного изображения. Когда рядовой человек видит, что за кубистические портреты Пикассо платят по $50 млн, впадает в недоумение. Потому что связывает эту сумму с непосредственно увиденными линиями и красками. Однако большая часть этой суммы оправдана теми опосредованными отношениями, которыми эта вещь связана с именем Пикассо, культурой Франции, историей европейского искусства, расходами на ее сохранение и т.п. В этом смысле Адорно несколько утрирует: не только в наш век, но и во все времена нет (не было) ничего непосредственного.

Таким образом в царстве непосредственности, в отличие от руссоисткого восхищения первобытной наивной жизнью, человек пребывал в абсолютном неведении, что есть истина. «Dəşti müstəqimiyyun», мне кажется, как выражение опосредуется следующим смыслам: как «dəşti qıpçak» для мусульманского мира был далеким, неведомым, так и «dəşti müstəqimiyyun» - непонятный далекий мир для цивилизации. «Dəşti məcaziyyə» это такой же величественный мир, как «dəşti qıpçaq». Но он - царство опосредованных структур, опосредованных отношений и линий. Только ценой опосредованности можно приобрести знание о чем-то. Во «Введении к поэтике» автор, двигаясь по опосредованным линиям, создает иллюзию углубления, эксплицирует имплицитное, делает замеченным незамеченное, и в этом смысле еще раз подтверждает, что ничто не достойно забвения. Так, например, не следует не замечать, т.е. предать забвению активность Деда Горгуда. В азербайджанской литературе, утверждает Кямал Абдулла, нигде невозможно найти столько действий-поступков автора, причем действий с амбивалентыми смыслами (то сакральными, то социальными смыслами и даже пародийными аллюзиями), как в «Книге моего Деда Горгуда». Как видно из утверждения Кямала Абдуллы, для экспликации особенностей образа огузского сказителя он свой нарратив опосредует азербайджанской литературой. Чтобы углубиться в этот образ, он делает круг по пространству интертекста. Отправление вдаль по горизонтали создает иллюзию углубления.

Художественно-научное творчество Кямала Абдуллы для генерирования нетривиальных дискурсов получило существенные импульсы из «КДК». Есть одна замечательная фраза: вся европейская философия является комментариями к «Пармениду» Платона. Перефразируя ее, можно сказать, что творчество Кямала Абдуллы есть комментарии к «Книге Деда Горгуда». Однако если комментарии являются только повторением, хоть и другими словами, содержания текста, их информативность низводится до минимальности. Поэтому многие якобы литературоведческие и философские, а в действительности - идеологические исследования «КДК» у многих авторов не представляют информативной ценности, чего нельзя сказать об этимологических и этнографических исследованиях слов и выражений «КДК». На этом фоне книга «Тайный Деде Горгуд» свою теоретическую красоту получила от спекулятивного теоретизирования над текстом Деде Горгуда.

Кямал Абдулла впервые анимизировал, одушевил устный и письменные варианты «КДК» и создал сцену их драматических взаимоотношений. Вся книга «Тайный Деде Горгуд» превратилась в мир увлекательных противоборств Письма и дописьменной Культуры. В период первых размышлений о «КДК» Кямал Абдулла увлекся гилозоизмом природных явлений в огузском эпосе. Поэтому он естественным образом продолжал в духе гилозоизма аниматизировать Письмо и дописьменную Культуру в своей книге. Вот почему в свое время я назвал эту книгу научной мифологией о мифологии. Но в 80-е годы, когда не было интернета, мы еще не были близко знакомы с работами постструктуралистов. Сейчас, когда с высоты современных знаний оглядываешься на первую книгу нашего автора об эпосе Деда Горгуда, обнаруживаешь в ней постструктуралистские ноты.

Объясним это. Структурализм позволил оперировать четкими бинарными оппозициями в конструировании объекта и этим противопоставил себя традиционному гуманитарному мышлению, которое продуцировало нечеткий, смытый рисунок объекта. В этом он противостоял диалектике. Правда, структурализм имел специальный диахронический метод, призванный включить в познание параметры времени. Однако все равно этот метод не смог освободиться от того, что гегельянцы и марксисты называли метафизическим мышлением. Постструктурализм, по моему мнению, возник из потребности динамически относиться к предмету. Однако динамика постструктурализма существенно отличалась от диалектики. Последняя интересовалась динамикой для того, чтобы показать мир и любую область этого мира в развитии. То есть диалектика, отрицая циклическое понимание времени, делала его линейным и направленным к коммунизму, или лучшему (более продвинутому) состоянию явления. Диалектика в какой-то мере признавала регрессию, но считала ее временной, эфемерной в общем потоке развития.

Постструктурализм заменил парадигму развития парадигмой просто динамики, позволяющей теоретизировать «импрессионистическими» мазками. В книге Кямала Абдуллы «Тайный Деде Горгуд» причудливый «танец» Письма и дописьменной Культуры вытекает не из диалектического мышления, а из его художественного творчества, в котором шаг за шагом проявлялись сначала авангардистские, а потом постмодернистские тенденции. Мне кажется, что именно его художественный менталитет сделал его первую книгу по Деде Горгуду постструктуралистской.

Как видно из предыдущих размышлений, в основе методологии Кямала Абдуллы лежит его дискурс «И некого забыть» (или его вариант «И нечего забыть»). Такой метод ориентирует человека на незамеченные, а потому оставшиеся в забвении детали «КДК». Теперь могу сказать, что художественное и научное творчество Кямала Абдуллы получило импульс именно от этих деталей. Почему у огузов имя ритуально дается только мальчикам, но не девочкам? Почему в «КДК» в связи с мужчинами говорят «ağlamagil» (не плачь), а с женщинами - «bozlamagil» (по-видимому, плачь с причитаниями). Постановка этого вопроса открывает целый лингвистический пласт, связанный с гендерным различием огузского языка и генерации из этого пласта синонимов.

Мнемоническому характеру комментария Кямала Абдуллы (все надо вынести на свет памяти) соответствует его структуралистский опыт, вытекающий из пристрастия выявлять в тексте лакуны, единицы с нулевыми выражениями. Как известно, структурализм нанес дерзкий удар субстанционалистской парадигме языкознания и философии. В философии силу этой парадигмы ослабили Бергсон и Поппер. Французский философ делал это критикой понятий, имеющих характер твердых веществ, а австрийский философ - критикой эссенциалистических понятий, т.е. понятий, которые призваны отражать сущность вещей. Поппер утверждал, что такие понятия методологически ложны, так как истинная цель науки должна быть не выявление сущности (субстанции) явления, а прогнозирование его поведения в конкретно указанных условиях.

Соссюр в унисон этим антисубстанциалистским веяниям эпохи утверждал, что в языке нет ничего, кроме различий. Потом русские фонологи утвердили, что фонема есть пучок дифференциальных признаков. Это означало, что в характеристике фонемы существенна не ее физическая субстанция, а то, чем она отличается от других фонем. Вот эта теория позволила рассуждать не только о тех единицах, которые физически представлены, но и о единицах, которые имеют нулевую физическую природу, т.е. существуют не субстанционально. Теория Кямала Абдуллы о «квази-предикативности» утверждала, что исторически повторение подлежащих в сказуемых в тюркских языках запускало предикацию.

В ходе эволюции подлежащие в структуре сказуемых в конце концов стали нулевыми в плане выражения, т.е. субстанционально исчезли, хоть и не потеряли свое функциональное бытие. Нетрудно увидеть в этом утверждении то, что уже у молодого ученого Кямала Абдуллы вырисовывалась его мнемоническая склонность не дать попасть в забвение невидимым деталям текста. В том же духе он уже позже в «Введении к поэтике», опираясь на Хайдагера и Умберто Эко, рассуждает о тех сегментах «КДК», которые имплицитны, или существуют без манифестации, без проявления, т.е. не субстанционально. В качестве примера даются нулевые упорядочивающие элементы на уровне синтаксиса «КДК» или специально рассматриваются ответы в тексте «КДК» на неозвученные вопросы. Поэтому исследование Кямала Абдуллы не только о том, что в «КДК» дано через физическое присутствие. Оно делает нас восприимчивыми и к «черным дырам», лакунам в «Книге моего Деда Горгуда».

Окончание.

Ниязи МЕХТИ

Каспiй.-2019. - 24 мая. - С.13.