Человек слова и чести
Ахмед бек Агаев: Если все написанные мною страницы поставить в ряд,
сложится дорога протяженностью от Баку до Стамбула
Ахмед бек Агаев (Агаоглу) - один из самых
ярких представителей общественной мысли Азербайджана конца XIX - начала XX
века. Мало кто из представителей пишущей братии - и тогдашних, и нынешних -
может сравниться с ним по глубокому образованию и интеллекту в области
юриспруденции, философии, истории, востоковедения, филологии, теологии,
политологии и журналистики. Он свободно говорил и писал не только на родном
азербайджанском языке, но и на русском, фарси, французском, турецком, владел
арабским и английским.
Писал он много и ежедневно. По его собственному признанию,
«если все написанные мною страницы поставить в ряд друг за другом, сложится
дорога протяженностью от Баку до Стамбула». По подсчетам автора этих строк,
только в одной газете «Каспiй» в 1898-1905 и
1909-1914 годах им опубликовано по меньшей мере тысяча
статей.
В редакции газеты «Каспiй»
он был ответственным за литературный отдел, но фактически являлся ведущим
автором издания, выступал на самые разные темы - общественно-политические (чаще
всего именно он готовил обзоры по общественно-политическим вопросам),
литературно-художественные (увидели свет десятки статей о французской, русской
и, конечно же, азербайджанской литературе), международной жизни (статьи,
посвященные Персии, Англии, Османской империи).
В годы первой русской революции именно Ахмед бек Агаев шел в авангарде своего народа, донося его надежды и
чаяния до столичного истеблишмента. Он писал: «И вот отсюда небывалое,
невиданное зрелище: со всех уголков мусульманского населения России снаряжаются
депутации, снаряжаются не для преподнесения дифирамбных
адресов тому или иному становому или приставу, не для апофеозной челобитни тому или другому уездному начальнику, под сенью
мудрого управления и отеческой заботливости коего им жилось так хорошо. Нет!
Они едут, воодушевленные и обнадеженные величайшим рескриптом в Петербург,
чтобы в подлежащих учреждениях и сферах говорить о своих нуждах и потребностях,
просить для себя права быть русским гражданином, приобщиться к русскому
обществу, поделиться с ним всеми горестями и счастьем, правами и
обязанностями».
Все просьбы мусульман, особенно азербайджанцев, по поводу
издания газеты на национальном языке, учреждения благотворительной организации
и т.п. встречали отказ со стороны правительства. Они были лишены даже тех
организаций, которые давно уже существовали у народностей христианского
вероисповедания. Об этом с болью говорилось и в петициях мусульман, написанных А.Агаевым: «Мусульмане Баку, т.е. города с 75 тыс.
мусульманских жителей, возбудили ходатайство о разрешении основать им
благотворительное общество; через месяц после них возбудило такое же
ходатайство грузинское общество, ничтожное по численности в сравнении с мусульманским. Грузинам разрешили, а мусульманам отказали.
Что грузинам разрешили, конечно, прекрасно сделали, но почему же то, что дается
грузинам, не дается мусульманам?».
В годы политического и национального подъема увидели свет
первые ежедневные издания на азербайджанском языке - газеты «Хаят» и «Иршад». Если в первой
газете А.Агаев был редактором и автором, то во второй
он выступал и в качестве издателя. Непростая задача выпала на долю первых
ежедневных национальных изданий. Помимо информационной и образовательной
функции для своих сограждан и единоверцев газетам приходилось вести борьбу и с
их недоброжелателями. В случае с газетой «Хаят» это
был Кавказский цензурный комитет с небезызвестным цензором армянского
происхождения - Карахановым, выступавшим на страницах
тифлисских изданий под псевдонимом «Ханзаде».
Он старался создать нелестное впечатление о газете «Хаят» и принизить заслуги ее создателей в глазах тифлисской общественности: «...газета «Геят»,
- писал Караханов, - при крайней отсталости своих
взглядов не сможет внести ничего нового и свежего из русской культуры и гражданственности
в затхлую и беспросветную атмосферу жизни наших мусульман. И может ли быть об
этом речь, когда газета без всякого стеснения перед невежественной аудиторией
своих читателей громогласно заявляет, что Россия поглощена кутежами и
развлечениями, что население ее подвержено порче нравов. Не показывает ли это,
насколько превратное понятие дает газета своим читателям о началах русской
жизни, той жизни, которая могла бы очень много светлого и возвышенного дать
магометанской массе России?». Создатели газеты, по его мнению, поступали так
ради одной цели - настроить мусульман против империи, «вселить подозрение к
России» и «сплотить мусульман земного шара под зеленым стягом пророка».
Призрак панисламизма муссировался армянами не случайно. Это
было направлено не только против азербайджанцев и в целом против мусульман
России, но и против Османской империи, международные и политические отношения
которой с Россией в ту пору были напряженными. Из подобного рода выступлений, а
затем и длительной переписки, затеянной Кавказским цензурным комитетом в
отношении зарождающейся тюркской прессы, явствует, что цензоры армянского языка
цензурного комитета старались, с одной стороны, препятствовать развитию
азербайджанской печати, с другой - поддерживать враждебное настроение русской
общественности ко всему тюркскому и мусульманскому.
Вскоре эта вражда вылилась в открытую войну против
азербайджанского народа, целью которой было осуществление давнишней мечты армян
о «великой Армении» на территориях азербайджанских ханств, а в дальнейшем и
османских пашалыков, что уже отчасти было осуществлено во время войн России с
Персией и Османской империей в 20-е годы XIX столетия.
Исследуя прошлое и анализируя переживаемые события,
известный как страстный публицист и глашатай национальных интересов, А.Агаев становится идейным вдохновителем и создателем
партии «Дифаи». Она была создана в 1906 году с целью
противодействия армянской националистической партии «Дашнакцутюн» и для борьбы
с русскими чиновниками, участвовавшими вместе с армянами в разгромах
азербайджанских сел и убийстве мирного населения. Эта организация развернула
свою деятельность главным образом в уездах Елизаветпольской
губернии.
В отличие от других мелких азербайджанских политических
организаций, «Дифаи» довольно быстро развернула
деятельность среди азербайджанского населения Кавказа, поставив перед собой
следующие цели: защита интересов своего народа, всеобщее просвещение и создание
сильной боевой организации. Как отмечалось в полицейских донесениях, партия
находилась «в руках умных, осторожных, последовательных, честных и искренних
людей». Воззвание партии было опубликовано в газете «Иршад»
в октябре 1906 года.
Газете «Иршад», возглавляемой А.Агаевым, приходилось вести борьбу и с врагами образования
и просвещения, с теми, кто всеми способами старался «не допустить лучей света
европейского просвещения в мусульманскую среду» и всячески препятствовал
«мусульманам приобщиться к общечеловеческой культуре». В неравной борьбе с
противниками прогресса в лице отсталых представителей мусульманского
духовенства, трибуной которых к тому времени являлась газета «Тезе Хаят» (Г.Везиров), «Иршад» вскоре прекратила свое существование, что вызвало огромный
резонанс в среде передовой азербайджанской молодежи и интеллигенции.
«Эриванские читатели
«Иршада», - сообщала газета «Бакинский день», -
убедительно просят Ахмед бека Агаева «во имя любви к
просвещению темной мусульманской массы» продолжить издание «Иршада».
Что Ахмед бек Агаев одушевлен любовью к темной
мусульманской массе, никто не сомневается… Известно также всем, что Агаев отдал все свои силы, лучшие годы свои, соки души
своей и энергию борьбе с врагом народа своего - невежеством и темнотой».
Оставленный один на один с фанатичными силами общества, с
непониманием со стороны своих сотрудников, не разделивших его проблем с
финансами, не найдя поддержки в лице имущих, способных спасти «Иршад» от неминуемой гибели, А.Агаев
вынужден был закрыть газету. В своем обращении к читателям он отмечал, что
находит утешение в том, «что «Иршад», или скорее
направление, созданное им, никогда не погибнет. Его влияние переходит далеко за
пределы Кавказа и России, проникает в Персию, Турцию и даже Индию. Он вызвал
мусульман к жизни, к новым идеям и чувствам, и эти приобретения слишком ценны,
чтобы мусульмане поступались ими. Я уверен, что найдется какой-нибудь добрый
мусульманин, который возьмет его в руки, и я охотно уступлю ему и право
издания, и право редакторства со всей типографией».
Прекратившая свою деятельность 20 июня 1907-го, газета была
восстановлена осенью того же года группой мусульманской интеллигенции,
организовавшей издательское товарищество на вере, и деканом этого товарищества
был А.Агаев.
Следует отметить, что издание национальных газет было
сопряжено с рядом проблем, главной из которых была узкая читательская аудитория
среди азербайджанцев. Отсутствие розницы требовало постоянной финансовой
поддержки со стороны. Даже являясь самой распространенной и популярной газетой
в России, розница газеты никогда не превышала 500 экземпляров. Небольшой тираж
отражался и на количестве рекламы и объявлений, доходы от которых были
ничтожными и не превышали 1500 рублей в год. «А между тем, - писал А.Агаев, - мусульманская газета обходится гораздо дороже
русской; при всех других равных условиях набор мусульманской газеты
оплачивается в два раза дороже русской, так как строка набора мусульманской
газеты обходится в 1,5 коп., тогда как строка набора
русской газеты обходится в 0,75 коп.».
Русским изданием исследуемого периода, выходившим под
редакторством А.Агаева, была ежедневная вечерняя
общественно-литературная и политическая газета «Прогресс», первый номер которой
увидел свет 17 февраля 1907 года. «Прогресс» ставил своей задачей «разработку
вопросов мусульманской народно-трудовой жизни», широкое освещение современного
движения, вопросы политики и литературы, а также рабочий вопрос, «его связи с
религиозными, племенными и другими особенностями данной трудящейся группы». С
14-го номера (9 марта 1907 г.) газета стала выходить как ежедневная
общественно-литературная, политическая и рабочая газета, а с 17-го (12 марта
1907 г.) на первой странице издания появился лозунг «Газета ставит своей первой
и главной задачей защиту интересов городского и промыслового пролетариата». Под
этим лозунгом вышло лишь два выпуска газеты, и уже с 19-го номера лозунг исчез.
Появление и исчезновение его редакция никак не комментировала.
Возлагая огромные задачи на газеты, книги и журналы,
являющиеся наиболее подходящими выразителями мысли и действий, по признанию А.Агаева, в «наши бурные дни уторопленных группировок и
общественно-политической перестройки» публицист, видимо, и сам поторопился с
определением направления своего издания. На самом деле это была газета в духе
самого А.Агаева, «газета, - отмечал он, - если она не
случайное собрание фактов и сведений, не беспринципный флюгер и не орудие
беснующегося мракобесия», одинаково гостеприимно встречающаяся и «городским
тружеником, и еле грамотным деревенским обывателем, и бездомным скитальцем».
Это была общественно-политическая газета, избегающая
«партийности и ортодоксальности», поднимающая проблемы «народно-трудовой и
промысловой жизни», прилагающая все усилия для поднятия культурного,
умственного и правового уровня братьев-мусульман, защищающая интересы всех
обездоленных, «без племенных, вероисповедных и всяких иных подразделений»,
рассказывающая об успехах «литературы, искусства во всех его видах».
Если газета «Иршад» придерживалась
лево-кадетского направления, то «Прогресс», заявивший
о своей внепартийности, являлся ярым критиком кадетов, к тому времени
дискредитировавших себя в глазах общества и передовой интеллигенции своей
лояльностью к монархии и политике, проводимой ею. По мнению Агаева,
сформировавшаяся в эпоху революционных событий, кадетская партия
воспользовалась сложившейся ситуацией в собственных интересах. Программа и
устав ее на самом деле были чужды этой партии, ибо они менее всего
соответствовали внутреннему содержанию, настроению и даже жизненным интересам
людей, входивших в эту партию.
«Люди эти, - писал
публицист, - состоят большей частью из того элемента, который принято называть
буржуа, т.е. из крупных заводчиков, фабрикантов, адвокатов, профессоров,
крупных землевладельцев и прочих сытых и в социальном отношении довольных
людей. Они, как и французский буржуа, боролись и борются только за власть… Но учитывая настроение народное, она недостаточно учла всю
разницу между французской революцией и русской. Французская революция была
продуктом мечтательного спиритуализма XVIII века, когда машинное производство
почти не существовало, когда земельный и рабочий вопросы были еще в зачатке.
Русская же революция есть результат неумолимого материалистического позитивизма
ХIХ века, его социально-экономических тенденций. Это
революция миллионов пролетариата, миллионов безземельных или малоземельных
крестьян».
Краткий анализ двух революций показывает, насколько А.Агаев был компетентен в этой области и как он прекрасно
знал ситуацию и предвидел ее последствия. Хотя это был период торжества
реакции, тем не менее он понимал, что это временная
неудача большевиков, не останавливающихся на полпути, а идущих вперед, все
больше набирая опыта из политических ошибок и провалов. Уже и в Государственной
думе голос большевиков звучал все увереннее, что хотел показать и А.Агаев, напечатавший выдержку из газеты «Речь»:
«Большевики действительно проясняют осознание если не страны, то хоть
депутатов, собравшихся в Таврическом дворце. Если у нас создастся
работоспособная Дума, которая окажется в силах провести несколько законов, то
этим мы в значительной мере будем обязаны большевикам».
Двумя годами позже, высланный за
свою бурную общественно-политическую деятельность с Кавказа, А.Агаев навсегда переехал в Османскую империю. Единая по
языку и вере, она станет ему второй родиной. Он многого здесь достигнет, станет
одним из идеологов тюркизма, будет избран депутатом парламента Османской
империи и станет ближайшим соратником политических лидеров этой страны - Ахмеда
Риза паши в годы младотурецкой революции и Ататюрка -
первого президента Турецкой Республики.
Лала ГАДЖИЕВА,
доктор философии по
филологии
Каспiй.-2019. - 25 мая. - С.18-19.