Маленькая женщина с характером Наполеона

Интересные факты из жизни Сары ханым Ашурбейли

На днях в Национальном музее истории Азербайджана собрались сотрудники Национальной академии наук Азербайджана, историки, востоковеды, археологи, работники музея, чтобы отметить день рождения нашего выдающегося историка, доктора исторических наук, заслуженного деятеля науки, лауреата Государственной премии Азербайджана Сары ханым Ашурбейли.

День рождения: какой по счету - 114-й или 115-й? 90-летие Сары ханым торжественно отмечалось в 1996-м. В паспорте и во многих других документах, даже в автобиографиях позднего периода, годом рождения указан 1906-й. Однако в ранних документах, а самое главное - в метрической книге мечети с.Сабунчи за 1905 год указана дата 15 января (по старому стилю) 1905 года. Да и сама Сара ханым в своих недописанных мемуарах говорит: «Мои наиболее ранние воспоминания о детстве относятся к двум с половиной годам. Летом 1907 года мы с матерью и младшей сестрой жили в Кисловодске...». Когда, и главное - почему, эта дата позднее была изменена Сарой ханым, мы уже никогда не узнаем. Да и так ли это важно? Как сказала директор Музея академик Наиля ханым Велиханлы, Сара ханым заслужила, чтобы ее день рождения отмечали каждый год.

Она прожила долгую жизнь - яркую, интересную и вместе с тем насыщенную драматическими, а порой и трагическими событиями. Небо над ее головой редко бывало безоблачным. Сама она, вспоминая прошлое, часто говорила: «Лучшие годы моей жизни - те, которые прошли в Стамбуле, в Турции. Жизнь текла спокойно, размеренно, и главное - никому ни до кого не было дела. Никто не интересовался, кто мы такие, зачем приехали и почему, как живем и на что. Люди относились к нам спокойно и доброжелательно».

А еще раньше было детство, прошедшее в великолепном трехэтажном особняке, построенном дедом Сары ханым Теймур беком Ашурбековым к свадьбе своего младшего сына Бала бека. Счастливое беззаботное детство. Однако беззаботность не означала безделья. Как-то в разговоре с британской журналисткой Бетти Блэр, которая поинтересовалась, в какие игры она с сестрами играла в детстве, Сара ханым немного задумалась, а потом сказала: «Вы знаете, а у нас особенно и не было времени играть. Нас учили языкам, игре на фортепиано, рукоделию, готовили к поступлению в гимназию. Мы много читали. Да, папин шофер возил нас с воспитательницей на бульвар, где мы и бегали, и катались на роликовых коньках. Но бездельничать - никогда. Отец не терпел праздности, сам всегда был в работе и нас с детства приучал к труду». Возможно, именно эта с детства заложенная привычка всегда быть чем-то занятой, постоянно трудиться и пригодилась Саре ханым в той суровой, разительно отличающейся от беззаботного детства действительности, в которой ей суждено было прожить большую часть своей жизни.

Особняк Теймур бека, построенный «бакинским Растрелли», Юзефом (Иосиф Викентьевич) Гославским и ставший вместе со зданием Бакинской городской думы, над которым он параллельно работал, лебединой песней этого талантливейшего польского архитектора, сгоревшего в 38 лет от скоротечной чахотки, выходил на три улицы - Церковную (Видади), Прачечную (Гоголя) и Каменистую (Щорса, ныне Башира Сафароглу).

Второй этаж, точнее ту часть его, которая выходила на Каменистую и Прачечную, занимали апартаменты Бала бека с семьей: спальня, столовая, большая гостиная, выходившая на Каменистую и на Прачечную, далее шли ванная комната, комнаты детей, и замыкал этот ряд другой большой зал, выходивший окнами на Прачечную и Церковную. Этот зал был полностью отдан детям. Там стояли рояль, шкафы с книгами и игрушками, там они проводили все свое время.

На стороне, выходящей на Церковную, располагались апартаменты дяди Сары ханым - Али бека. На третьем этаже жил Теймур бек с женой, уроженкой селения Забрат, Туту ханым Мешади Алескер гызы. На первом же этаже располагались нефтяные конторы братьев Теймур бека и Аслан бека Ашурбековых, братьев Али бека и Бала бека Ашурбековых, наместника на Кавказе графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. Часть дома сдавалась в аренду. В этом доме проживали управляющий ашурбековскими промыслами горный инженер Лан, впоследствии министр горной промышленности независимой Эстонии, княгиня Тамара Григорьевна Дадиани, председатель Бакинского грузинского дамского кружка, со своим мужем, зубным врачом; бывший помощник Бакинского градоначальника полковник Владимир Константинович Олонгрень. Кстати, интересная личность. Его мать, преподавательница коломенской гимназии, на смотре выпускников гимназий в Санкт-Петербурге была замечена императрицей Марией и приглашена для воспитания и обучения детей наследника престола, будущего императора Александра III. Таким образом, он рос и воспитывался вместе с сыновьями Александра III - Георгием и Николаем, будущим Николаем II.

Жизнь в особняке на Прачечной, которую в 1909 г. переименовали в улицу Гоголя в честь 100-летия со дня рождения великого писателя, текла размеренно, неторопливо. Бала бек был полностью погружен в дела - то на промысле в Балаханы-Сабунчинском районе, то в конторе, то в банке, то с компаньонами. Супруга его, Исмет ханым Ага Полад гызы, урожденная Султанова, была членом ряда женских благотворительных обществ.

Когда Саре ханым исполнилось шесть лет, родители наняли для нее и сестер гувернантку-немку Паулину Вильгельмовну Губер-Берзинг, которая начала готовить ее к поступлению в гимназию. Была еще одна гувернантка, тоже немка, из Риги - Анна Михайловна Рютберг, молодая красивая женщина с хорошим характером, которую дети сразу полюбили. Она говорила с ними исключительно по-немецки.

Летом семья выезжала в селение Мардакян, где у Теймур бека была дача с огромным садом, занимавшая семь гектаров с жилыми помещениями, бассейнами, фонтанами. Большая часть этих сооружений, в том числе фонтан с фламинго, сохранилась до наших дней, а сама дача стала санаторием.

В 26 лет Исмет ханым заболела астмой, и с 1911 года семья летом выезжала в Германию, в Бад-Наухайм, где она лечилась в лучшем санатории профессора Грейделя, услугами которого пользовались император Вильгельм и его супруга. Дети же отдыхали в детском санатории профессора Мюллера. А в Бад-Рейхенхале, где семья Ашурбековых отдыхала летом 1913-го, на детском празднике проводился конкурс красоты, на котором Саре присудили второе место.

Спокойная, размеренная жизнь резко оборвалась в марте 1918-го. Вот что пишет об этом Сара ханым в своих воспоминаниях.

«...[Новруз] Байрам продолжался до 31 марта. Вдруг дядя Али бек утром пришел домой к нам и, взволнованный, сказал маме: «Скорее одень детей, ничего из вещей не бери, кроме драгоценностей, в городе началась резня армян с нами, мы должны уехать к сестре Бегим ханым, дом которой находится в мусульманском районе».

Мама быстро одела нас, и мы уехали к тете - Бегим ханым, двухэтажный дом которой находился в Шахском переулке, угол Персидской. Наш трехэтажный дом очень шикарный, там было больше 10-11 комнат только в нашей квартире, не считая апартаментов дяди, бабушки и сдававшегося в аренду первого этажа, находился он в районе домов армян.

Мы приехали к Хавер хала, маминой двоюродной сестре (эми гызы и хала гызы), которая была замужем за папиным троюродным братом и деверем Бегим биби. В городе были слышны пулеметные и ружейные выстрелы. Все мы, и Бегим биби с детьми, и Хавер хала, и соседи спрятались в подвале дома. Вскоре пришел дядя и сказал: «Собирайтесь скорее, надо бежать, так как армяне могут прийти в этот район и всех нас вырезать».

Дядя во главе всех жителей соседних домов (около ста человек) повел нас в Ходжасан пешком. Мы шли с утра и только к вечеру остановились в одном доме близ железной дороги. Я, очень усталая, не привыкшая к ходьбе целый день пешком, уже спала, когда нас всех разбудили. Ночью из Забрата прибыл бабушкин племянник Гияс с вооруженными родственниками верхом на лошадях и с арбами, куда посадили женщин и детей. Так мы на арбах, а мужчины верхом отправились в дачное селение Ляиш близ Забрата - на дачу Гияса. Гияс с людьми, узнав о резне в городе, поехал нас спасать и, узнав в городе, куда мы отправились, приехал ночью за нами в Ходжасан. После того, как мы покинули Ходжасан, армяне, проехав поездом, обстреляли пулеметом дом, где мы остановились.

В Ляише мы прожили вместе с Хавер хала, Насрулла беком и двумя их девочками, а также Бегим биби с мужем и с детьми больше месяца, а в мае уехали на арбах в Мардакян к себе на дачу, так же, как и обе тетки с семьями. На даче было хорошо, пока там были запасы муки и другие продукты. Погода стояла теплая. Однако вскоре в Маштаги открылся фронт и начались военные действия турок, которые прибыли, высадив десант в Мардакян. У нас на даче жили трое турецких пленных, которых захватили во время войны и которые бежали с острова Наргин. Их приютили богатые бакинцы у себя на даче.

Наконец, 15 сентября турецкая армия во главе с братом Энвер паши - Нури пашой, которого сопровождал Иса бек Ашурбеков, папин троюродный брат, вошла в Баку...»

О том, что произошло с домом, рассказал Чрезвычайной следственной комиссии при азербайджанском правительстве 9 октября 1918 года бывший помощник градоначальника полковник Владимир Константинович Олонгрень.

«В дом Ашурбековых в понедельник 19 марта с.г. часов около 5 утра явилось человек 20-25 вооруженных армян-солдат под командой двух армян, одетых в офицерскую форму. Этот отряд стал обходить все квартиры в доме, начав с третьего этажа. Зайдя в квартиру Али бека Ашурбекова и найдя там ящик с патронами от винтовки Бердан, армяне начали громить квартиру, не оставив в ней ни одного целого предмета: ломали прикладами мебель, зеркала, люстры, часы и др. предметы и расхищали наиболее ценные вещи. Один из офицеров, невысокого роста, надел на себя шубу Али бека, поверх которой ему удалось при помощи нескольких солдат надеть свою форменную шинель, после чего он удалился. Позднее в дом врывались неоднократно толпы армян, которых мне каждый раз удавалось уговорить не заходить в квартиры...».

Часть дома все же удалось уберечь от разгрома. Мадемуазель Жанна Грейло, француженка, обучавшая детей, в том числе и Исмет ханым, французскому языку, вывесила над входом в дом со стороны ул.Каменистой (Щорса, Б.Сафароглу) французский флаг и заявила подошедшим дашнакам, что это территория французского консульства.

После освобождения Баку от большевиков и дашнаков жизнь, казалось бы, наладилась. Но увы... Независимая Азербайджанская Республика просуществовала всего 23 месяца. 28 апреля 1920 года в город вошли части XI Красной армии. И хотя Баку был сдан без боя, вскоре (в мае) в Гяндже вспыхнуло восстание против большевиков, и в связи с этим в одну ночь были арестованы в Баку представители буржуазии и вся знать.

«Ночью к нам позвонили, - пишет Сара ханым, - и горничная открыла дверь парадной. Вошел молодой армянин, чекист с ордером на арест отца и дяди. Он вошел в спальню, где спали отец и мать, и направил револьвер на отца. У матери, почти вылечившейся от астмы в Германии, после многих лет начался приступ. Он сделал обыск, конфисковал целый сундук серебра и, арестовав отца и дядю, удалился с ними. Наутро мы, дети, узнали об этом. Отец и дядя очутились в Баиловской тюрьме, где сидели другие представители буржуазии и знать города.

Тифлисская бабушка Фатма Ниса ханым (мать Исмет ханым, приходившаяся Нариману Нариманову близкой родственницей) и мама наутро пошли на прием к Нариманову, и там бабушка очень ругала его за арест отца и дяди Алибека. Он говорил, что ничего не знал, и обещал их освободить. Вскоре после ареста отца к маме явился с ордером в руках пьяный русский солдат и потребовал освободить квартиру и весь дом, который стал штабом XI армии. Папу и дядю освободили только через полтора месяца».

Изгнанная из родного дома семья была вынуждена поселиться у Хавер хала, в Шахском переулке, а вскоре, после того, как Нариман Нариманов позвонил в ЧК и распорядился выдать разрешение на выезд из Баку семье Бала бека Ашурбекова и Фатмы Ниса Султановой, а также Хавер ханым с двумя детьми, они выехали в Тифлис к родственникам. Когда же в феврале 1921-го большевики приблизились к Тифлису и в городе стали слышны пулеметные очереди и пушечные выстрелы, они спешно собрались и выехали в Батуми, откуда на моторной лодке (пароходов уже не было) отплыли в Трабзон.

К вечеру погода резко изменилась, налетел шквал, огромные волны швыряли утлое суденышко из стороны в сторону, грозя перевернуть его вместе со всеми пассажирами. «Я подняла руки к небу, - вспоминала Сара ханым, - и взмолилась: «О Аллах, я маленькая девочка, ничего еще не видела в жизни, не дай нам погибнуть!». И - о чудо! - ветер внезапно стих, волны сделались меньше, и беда нас миновала».

Однако Исмет ханым заметила, что лодочники о чем-то переговариваются, и заподозрила, что их хотят ограбить и выкинуть в море. Она шепнула об этом мужу. Вместе с ними в лодке был еще дагестанец с женой и сыном. Бала бек вместе с этим дагестанцем подошли к лодочникам и сказали: «У нас есть оружие, сейчас же плывите к берегу, а то мы с вами расправимся!». Те были вынуждены повернуть к берегу и высадить пассажиров у городка Ризе. Переночевав здесь, семья на следующий день отправилась в Трабзон.

Там они провели несколько месяцев, а затем отправились в Стамбул. К сентябрю Бала бек устроил сына в Галата-сарай, где учились дети султана, а дочерей, по просьбе Сары ханым, - во французский колледж св.Жанны д’Арк, который находился при монастыре Ордена Августинцев. Педагогами там были монахини. Бала бек боялся, что монахини-католички могут вовлечь дочь в чужую веру, и решил посоветоваться с Али беком Гусейнзаде, с которым был в дружеских отношениях. Но Али бек успокоил его, сказав, что турецкое правительство строго следит за этим, бояться этого не надо, и если она хочет получить образование на французском языке, пусть поступает в колледж.

В Стамбуле в те годы жило много бежавших от большевистского террора представителей бакинской интеллигенции, промышленников, знати - одним словом, всех тех, кого на родине стали презрительно называть «бывшими людьми».

«Азербайджанцы, жившие в Стамбуле, часто посещали нас. У нас бывали Юсуф Али Алиев, Аббас Гулу Кязимзаде, Ягуб бек и Юсуф бек Везировы, турецкий полковник Фети бек с женой и дочкой. Затем мы встречались с семьей Али бека Гусейнзаде и Ахмед бека Агаева, который сам жил в Анкаре и был назначен Мустафой Кемалем министром печати Турции. Иногда он приезжал в Стамбул, и я его видела. По пятницам азербайджанцы и я с отцом и мамой ходили в гости к профессору Фуад беку Кепрюлю-заде, который жил в своей вилле на берегу Мраморного моря. Затем мы встречались с семьей полковника Гусейн Гули хана Хойского, брата Фатали хана, и другими азербайджанцами», - пишет Сара ханым в своих мемуарах. Быть может, разговоры об истории, культуре, литературе Азербайджана, которые велись в этом обществе и которым внимала юная Сара ханым, сыграли свою роль в том, что изучение истории родной страны, родного города стало смыслом ее жизни.

А может быть, это началось еще раньше. Может быть, впервые интерес к истории пробудился после знакомства с книгой «Гюлистан-и Ирам» А.Бакиханова, где упоминался основатель рода Ашурбековых, сардар азербайджанский Ашур хан Афшар. Это произошло еще в детские годы. В своих воспоминаниях Сара ханым пишет: «Как-то отец позвал меня в кабинет, показал мне рукопись и сказал, что это книга Бакиханова и в ней имеются сведения о нашем предке. Эти его слова я запомнила».

В колледже св.Жанны д’Арк Сара ханым проучилась четыре года и окончила его с отличием 15 июня 1925 года. Семья стала готовиться к возвращению. Исмет ханым, страдавшая астмой, не смогла привыкнуть к влажному стамбульскому климату, Али бек писал из Баку, что обстановка в городе изменилась к лучшему (это был разгар короткого периода НЭПа), да и деньги, вырученные от продажи драгоценностей, которые Ашурбековым удалось вывезти из Баку, уже подходили к концу. Надо было возвращаться.

Сара ханым рассказывала, что, когда летом 1925-го семья вернулась в Баку, она могла часами бродить по Ичери шехер, разглядывать старинные дома, мечети, разбирать надписи, сохранившиеся на древних камнях. Она любила беседовать со старожилами Бакинской крепости, расспрашивать их о том или ином событии.

Так или иначе, но, поступая на историческое отделение восточного факультета Азербайджанского государственного университета, Сара ханым уже твердо знала, что именно история - ее призвание на всю жизнь.

Символично, что мероприятие, посвященное дню рождения Сары ханым, прошло именно в стенах Тагиевского особняка. Судьбы ее семьи и этого здания, судьба семьи Тагиевых переплетались не раз. И особняк Тагиева, и особняк Теймур бека Ашурбекова проектировал один и тот же архитектор - талантливейший Иосиф Гославский. Кормил их один и тот же повар родом из Дагестана, Али Рза, который служил вначале у эмира Бухарского, наградившего его золотой медалью, затем у Гаджи Зейналабдина Тагиева, который и передал потом его Бала беку Ашурбекову. Братья Бала бек и Али бек были соучредителями «Нефтепромышленного о-ва Г.З.Тагиев и Ко», внеся по 0,5 миллиона рублей каждый (основной капитал равнялся 3,5 млн руб.), а Али бек являлся также членом Совета Бакинского купеческого банка, созданного Тагиевым.

Мать Сары ханым, Исмет ханым, была дружна с Сарой ханым Тагиевой, а внучка Гаджи Зейналабдина - Сафия ханым дружила с Сарой ханым. Когда Сара ханым уже болела, она нередко звонила, справлялась о ее здоровье, поздравляла с праздниками.

В том же здании после окончания университета в начале 30-х годов Сара ханым занималась научной работой в Азербайджанском государственном музее, как он тогда назывался, а в 1955-1958-м заведовала отделом средних веков Музея истории АН АзССР. Здесь же в 30-е годы размещалась квартира, в которой она со своим первым мужем Мовсумом Саламовым, тоже историком, в те годы (1934-38) директором музея, проживала до его ареста.

30-е годы наносили один удар за другим. Арест отца, болезнь дяди, арест и ссылка мужа... Позднее на войне погиб единственный брат Рашад бек. Нам сегодня трудно представить себе атмосферу 30-х годов прошлого века, когда люди переходили на другую сторону улицы, чтобы не встретиться лицом к лицу с родственниками репрессированных - вдруг кто-то увидит и донесет!

«Если бы вы знали, сколько раз мне приходилось сталкиваться с людской черствостью, жестокостью, подлостью, предательством тех, кого считала близкими людьми», - говорила Сара ханым. К счастью, друзей всегда оказывалось больше, чем недругов. Микаэль Усейнов и Лятиф Керимов, Микаил Абдуллаев и Наджафгулу, Ниязи и Ариф Меликов, Зия Буниятов и многие, многие другие. Перечислить их всех просто нет возможности, но не могу не рассказать хотя бы о некоторых из них.

Одним из ее самых близких друзей был академик Зия Буниятов. Он был редактором всех ее монографий. А на праздновании 90-летнего юбилея Сары ханым он назвал ее «маленькой женщиной с характером Наполеона». И когда Сара ханым узнала о его гибели, о подлом убийстве великого ученого и прекрасного человека, она была настолько потрясена, что месяца два не могла прийти в себя, какое-то время даже не могла ходить, ноги не слушались. Не могла ни о чем говорить…

Еще одним близким ее другом был Рамазан Гамзатович Халилов, бессменный личный секретарь Узеир бека Гаджибейли, впоследствии директор его дома-музея. Когда в начале 40-х после очередного увольнения Сара ханым осталась без заработка, он пригласил ее на работу в Азгосконсерваторию на кафедру иностранных языков, где она проработала до 1958 года, хотя этот шаг мог стоить ему и работы, и свободы.

Вот что пишет об этом Рамазан Гамзатович: «Однажды, когда Узеир бек был в отъезде, после предупреждения по телефону «Ждите гостей!», ко мне в кабинет пришел генерал из органов Атакишиев и с ним несколько человек. Генерал стал сразу разговаривать на повышенных тонах: «Вы что это развели у себя цветник из детей контрреволюционеров и родственников врагов народа! Ваша сестра, дочки Мусабекова, Фархадова (репрессированный журналист)». Дошло дело и до Сары ханым. «Мы берем людей в консерваторию по их таланту и дарованию. Дайте мне документ о том, чтобы талантливых детей врагов народа не принимать в консерваторию», - ответил я тоже в повышенном тоне, что несколько охладило пыл генерала. На этом дело, в общем-то, и закончилось. Я вел себя так уверенно, потому что знал: за мной - Узеир бек.

Всю жизнь Сару ханым преследовали за ее происхождение, увольняли с работы. Но эти трудности не смогли сломить ее потому, как мне кажется, что она всегда была в работе - в этом было ее спасение. А потом она нередко бывала в доме Узеир бека. Сара ханым всегда хорошо выглядела, красиво одевалась. На день рождения Гаджибейли она всегда посылала цветы. Есть в нашей экспозиции и подарок, который она преподнесла Узеир беку в день рождения, - бокал «баккара». Я всегда обращаю внимание посетителей на этот экспонат и говорю, что это подарок Сары Ашурбейли».

Рамазан Гамзатович, тоже проживший долгую и интересную жизнь, похоронен на той же Аллее почетного захоронения, по удивительному стечению обстоятельств, почти напротив могилы Сары ханым.

Нельзя не сказать и об академике Теймуре Буниятове, остановившем судилище, устроенное над Сарой ханым некоторыми ее коллегами. Наученная горьким опытом, когда главу из ее монографии о Ширваншахах один из ее «коллег» опубликовал в виде статьи под своим именем, т.е. попросту говоря, украл, Сара ханым отказывалась представлять на заседания ученого совета остальную часть своей работы. И тогда на очередном заседании ученого совета ее стали обвинять в том, что она несколько лет даром получает зарплату, не представляет отчет о работе, требовали от нее немедленно передать все ее рукописи... Только вмешательство опоздавшего в тот день на заседание Теймура Буниятова, пристыдившего коллег, положило конец этому судилищу.

И еще об одном человеке надо упомянуть, говоря о друзьях Сары ханым, - о бывшем директоре Института археологии, ныне, увы, покойном Арифе Аббасове. Когда в 1993 году Сара ханым, никогда не стремившаяся к занятию административных должностей и всю жизнь мечтавшая лишь о том, чтобы ей не мешали заниматься наукой, только что опубликовав капитальный труд по истории города Баку, была вынуждена уйти из Института истории, именно Ариф муаллим пригласил ее в свой институт, где она и проработала до конца жизни.

Не могу не сказать и об отношении Сары ханым к своим, мягко говоря, недоброжелателям. После того, как у нее украли статью, Сара ханым попала в больницу с парезом, у нее отнялась половина лица, она с трудом разговаривала, больше месяца лечилась. А о том, кто украл у нее главу из «Ширваншахов», она выразилась так: «И вы знаете, кто он такой? - Кто, Сара ханым? - Я же не могу дать на него ни одной ссылки!». Для ученого, точнее для того, кто считал себя таковым, это же смертный приговор! «Ни одной ссылки» - это значит, что ты полный ноль в науке. А когда в одном из интервью у нее спросили: «Сара ханым, а как вы относитесь к своим врагам?», она ответила: «А у меня нет врагов». - «Как же так, нет?» - «А вот так. Называться моим врагом - это еще надо заслужить. А те, что есть, это так, мелкие недоброжелатели».

И в этом была вся Сара ханым. Ни репрессии против ее родных, ни гонения на нее саму не могли изменить ее характер. Другой на ее месте или сломался бы, или озлобился бы на всех. Сара ханым же до конца жизни оставалась человеком доброжелательным к окружающим, чутким и отзывчивым к чужой беде, мягким в общении, но вместе с тем твердым и несгибаемым там, где речь шла о науке.

Рамиз АШУРЛИ,

член Азербайджанского

историко-родословного общества

Каспiй.-2020.- 1 февраля.- С.10-11;18.