Слово, которое создает человека

Тофик Меликли: Когда я основал в Москве общество «Оджаг», первым делом организовал Новруз байрамы

Неординарным событием для азербайджанской литературы стал выход в свет автобиографического романа «Suyu axtaran adam» («Человек, ищущий воду») известного советского, российского и азербайджанского ученого-тюрколога, доктора филологических наук, профессора Тофика Меликли.

На презентации и обсуждении нового издания, прошедших в канун нового года в Союзе писателей Азербайджана, в которых приняли участие представители культурной общественности Баку - литераторы, преподаватели вузов, коллеги и друзья автора, прозвучало немало отзывов о новой книге. Особо было отмечено, что увидевший свет автобиографический роман в чем-то поможет ликвидировать пробел, ощутимую нехватку книг данного жанра в современной азербайджанской литературе. Вместе с тем высказано и сожаление о том, что автором не охвачен полный спектр прожитых и пережитых им событий, о которых, кроме него, никто не расскажет, а потому было предложено переиздать книгу с дополнениями.

Эти предложения вполне обоснованны, поскольку, будучи многогранной личностью, профессор Тофик Меликли прожил неординарную жизнь, плотно заполненную как научным трудом, так и общественной деятельностью. Как крупный ученый - тюрколог, литературовед, переводчик, он внес весомый вклад в турецкую и тюркскую филологию. Будучи единственным в СССР специалистом по современной турецкой поэзии в течение многих лет, он исследовал идейно-эстетические принципы нового явления в турецкой литературе ХХ века - yeni şiir. Именно он открыл советским и европейским ценителям поэтического слова поэзию выдающегося турецкого поэта Фазыла Хюсню Дагларджа, а затем и способствовал его приезду в СССР.

Тофик Меликли - автор более 20 научных трудов и 200 статей, в том числе трехтомника «История литературы Турции», «Одиночество гения. Фазыл Хюсню Дагларджа», высоко оцененных специалистами. Он осуществил перевод на русский язык знаменитого романа-воспоминания Орхана Памука «Стамбул». Творчество выдающегося турецкого поэта Назыма Хикмета также было в фокусе его литературоведческого внимания, он является автором большого труда «Назым Хикмет и новая поэзия Турции». Перечень его научных трудов бесконечен, как и на ниве общественной деятельности. Достаточно сказать, что профессор Тофик Меликли, живя в Москве и будучи несколько десятилетий преподавателем Московского государственного лингвистического института, в 1988 году создал общество азербайджанской культуры «Оджаг», которое долго оставалось единственным зарегистрированным и активно действующим в Москве общественным объединением азербайджанцев.

Предлагаемое вниманию читателей газеты «Каспiй» интервью позволит в какой-то мере составить представление о содержании книги, а возможно, и оживить в памяти страницы общего с народом прошлого.

- Тофик муаллим, ваш автобиографический роман начинается с рассказа о ваших предках. Меня заинтересовала история вашего рода, которому, как вы пишете, около 300 лет. Это означает, что вам удалось проследить его историю до восьмого колена. Кроме того, обращает на себя внимание тот факт, что судьба многих представителей вашего рода тесно связана с историей Азербайджана. Особенно меня впечатлила личность зачинателя вашего рода - Гаджи Мелика. Когда и как вы заинтересовались историей своего рода, из каких источников получали информацию?

- Историей нашего рода начал серьезно заниматься мой родственник Октай Меликов, по специальности геолог, профессор Азербайджанского индустриального института (ныне Азербайджанский государственный университет нефти и промышленности - Ред.). В течение 20 лет он с нашей помощью искал в Гяндже, Баку и других городах представителей нашего рода, встречался с ними, записывал их воспоминания и таким образом собрал очень большой и интересный материал. Наши родственники в Гяндже подробно рассказывали о трех поколениях рода Гаджи Мелика. После этого Октай муаллим обратился ко мне с просьбой систематизировать собранный материал и пополнить его историческими документами, и я начал изучать архивные материалы в Москве и Баку. Очень помогли мне ученые из Гянджи, которые написали прекрасные книги об истории города и его известных людях. Когда картина в целом была нарисована, мы с помощью моего племянника составили генеалогическое древо.

- К тому моменту, когда он к вам обратился, вы что-то уже знали о своих предках?

- Конечно, некоторые истории мне рассказывала моя бабушка. Она была необразованным человеком, но обладала замечательной памятью и много интересного рассказывала мне, семилетнему мальчику. Например, я как-то спросил ее, почему оба моих дяди называют ее ana (мама), в то время как она говорит, что они племянники. И тогда бабушка рассказала, как в 1920 году мужчины остались в Гяндже воевать, а ее с сестрой и детьми отправили в наше село. По дороге фаэтон, в котором они ехали, обстреляли армяне и русские большевики. Сестра погибла, и два ее сына остались на попечении моей бабушки.

Когда я уже учился в университете, стал расспрашивать у своего дяди, стариков своего рода о событиях прошлого. Так я узнал, что моего деда со стороны матери, который был правнуком Гаджи Мелика, застрелили прямо во дворе его дома вместе с братом. Рассказывали мне и о том, что вытворяли большевики - все отняли, в том числе принадлежавшую нам огромную территорию, на которой располагалось несколько сел. Кстати, во время войны тамошние крестьяне иногда присылали нам масло, мясо, благодаря чему наши семьи значительно меньше ощутили тяготы военного времени. Вот с тех студенческих лет я и стал потихоньку раскручивать историю нашей семьи.

- Бабушкины рассказы, наверное, заставили вас с самого детства задуматься над взрослыми темами…

- Мне было больно, что убили моих родственников, двоюродную тетю, в результате мои дяди остались без родителей. Понимаете, уже как лингвист я могу сказать, что иногда слово, которое когда-то где-то слышишь и поначалу не придаешь ему никакого значения, оседает в подсознании, а спустя время вдруг всплывает в памяти и дает толчок к возникновению множества вопросов: а что там было, а почему именно так? Это и произошло со мной, тем более, что я активно начал интересоваться нашей историей.

Я выяснил, что мой прапрадед Гаджи Мелик - выходец из Гарадагского ханства Южного Азербайджана и принадлежит роду Каджаров. Также тот факт, что один из представителей рода Каджаров был главным советником (везир) шаха Тахмасиба, и он не ладил с военачальником Надир беем, который путем интриг, доносов, клеветы, всякими закулисными делами добился казни везира, а потом устранил и самого Тахмасиба и его сыновей. Став шахом, он начал преследовать род Каджаров. Так начался вынужденный исход нашего рода из Южного Азербайджана и переселение в Северный Азербайджан, в основном в Гянджу, поскольку Джавад хан тоже был нашим дальним родственником. Весь наш род создал в Гяндже свой клан, носящий имя Гаджи Мелика, имевшего свой вооруженный отряд. Известно, что в конце XVIII века он со своим отрядом совершил поход в Грузию, чтобы «наказать» царя Ираклия. Гаджи Мелик пользовался большим авторитетом у населения Гянджи.

Мой дед со стороны отца прожил 102 года, но когда я его о чем-то спрашивал, он вспоминал и рассказывал. Он был единственным сыном младшего сына Гаджи Мелика. Естественно, я тогда многого не понимал. Он говорил о каких-то войнах, а мне это казалось какой-то сказкой, и я не запомнил, а потом, когда уже знакомился с документами, в моей памяти все восстановилось. Понимаете, ни одно важное слово, касающееся нашей жизни, никогда не забывается, оно остается в глубинной памяти до конца дней. Так происходит со всеми, потому что недаром говорится, что есть слово, которое лечит, и есть слово, которое калечит, а есть и слово, которое создает человека. Мы просто не задумываемся, а слово - великая сила, это и заставило меня написать эту книгу, чтобы люди понимали, что к чему.

Я занимался не бахвальством, а только фактами, ставя перед собой задачу показать время и события. Я прапраправнук Гаджи Мелика. В конце мая 1920 года, после гянджинского восстания, мой дед Аббаскули хан отправил своего единственного сына, моего отца, в Баку, чтобы обезопасить его от беды и сменить социальные условия. Самому ему уже было 80 лет, его большевики не тронули бы.

- Что вы почерпнули для себя из сведений о своем роде? Что зацепило вас в этой истории?

- Одна очень простая вещь - слова Гаджи Мелика, которые он оставил своим сыновьям, а их у него было шестеро: «Вы всегда должны оставаться мужчинами, а мужчина должен защищать Родину и семью, уметь дать отпор своему обидчику и при этом всегда держать данное слово и никогда не лгать».

- От кого вы услышали эти его слова?

- Их я обнаружил в работе гянджинских историков, которые описали историю, связанную с Джавад ханом. Оказывается, по преданиям, отношения моего прапрадеда с последним из гянджинских ханов из рода Каджаров были прохладными - наверное, тому было много причин, но одна из них известна. Однажды Джавад хану пришла мысль построить в Гяндже мечеть более высокую, чем мечеть Шах Аббас. Он созвал совет, на который пригласил глав всех родов, кроме Гаджи Мелика. Когда заговорили о выборе места строительства, один из приглашенных, Гаджи Мухтар, сказал, что хорошо бы построить новую мечеть на том берегу Гянджачая, где живет Гаджи Мелик со своими потомками. «Ну что вы все время о Гаджи Мелике, хватит!» - прервал его хан.

Эти слова передали Гаджи Мелику, и он занял по отношению к Джавад хану жесткую позицию, но когда случились гянджинские события и ему сообщили о гибели Джавад хана, он вначале не поверил, а потом сказал, что это черная весть, и заплакал.

Он был глубоко потрясен. Когда сын, принесший ему эту весть, спросил, почему он плачет, ведь Джавад хан был его врагом, Гаджи Мелик ответил: «Сын, он мой враг, но есть человек, который уходит из дома, из семьи, когда он умирает, это беда, а если этот человек - хан и героически погибает в бою, то это трагедия всего народа. Поэтому он должен быть похоронен вместе со своей боевой саблей. Народ должен чтить его память, потому что он был героем и настоящим мужчиной». Джавад хана похоронили так, чтобы русские не нашли место его погребения.

- То есть он ему все простил…

- Конечно, сыну Гусейнгулу хана он говорил: «Одно дело - наши взаимоотношения, а другое - наше общее дело».

- Меня впечатлил образ вашей бабушки…

- В моем воспитании она сыграла огромную роль, хотя я у нее жил не так долго - всего шесть лет. Но этого времени оказалось достаточно для моего формирования.

- Что же за эти годы вы получили?

- Во-первых, любовь к Родине. Тогда в азербайджанских семьях часто говорили о Родине, о преданности ей, о том, кем ты являешься, почему ты должен думать о людях.

- А что ваша бабушка могла сказать маленькому мальчику о Родине?

- Например, она рассказывала об одном беглеце из Гянджи, которого звали Гачаг Самед, о нем ходили легенды, хотя он был реальной личностью. Впервые о нем я услышал от бабушки. Этот Гачаг Самед ушел в горы и всех тех богачей, которые обижали людей, наказывал: кого убивал, у кого отнимал награбленное, и все в городе долгое время его боялись. И богачи, и даже российская власть, потому что знали, что их обязательно постигнет кара за то, что обидели простого человека, если Гачаг Самед узнает об этом. И они очень боялись. Когда в 1905 году вооруженные армянские отряды нападали и сжигали наши села, Гачаг Самед со своим людьми и отряды других гянджинцев сурово наказывали армян. После этого они предпочитали вести себя тихо.

- Что еще можно сказать о патриотизме гянджинцев?

- В книге я описал один эпизод. Как-то сообщаю дяде, что собираюсь поехать в Кировабад. Он, спокойный и уравновешенный человек, вмиг превратился в настоящего тигра: «Я не позволю, чтобы мои родственники оскверняли название великого города Гянджа! Как ты посмел святой город назвать этим именем?!»

- У меня остался еще один вопрос, связанный с вашей бабушкой: какие сказки она вам рассказывала?

- Все известные сказки, которые у нас есть: очень часто она рассказывала о Мелик Мамеде, Кероглу. Все сказки были о борьбе человека за справедливость, за порядок, учили быть добрыми, смелыми… Буквально все сказки - и о Мелик Мамеде, и о Джыртдане… И причем, по-моему, она и сама придумывала какие-то из них. Она была очень интересным человеком в этом отношении. Например, по-своему перефразировала известные азербайджанские устойчивые выражения - идиомы. У нее было очень развито языковое чутье. Она многое пережила в жизни: убили отца, мужа, все отняли… В годы войны, когда ее сын был ранен и попал в батумский госпиталь, она, не зная ни одного русского слова, отправилась в далекий и тяжелый, с тысяча и одним препятствиями путь. Когда она мне рассказывала о тех мучениях, которые перенесла на этом пути, мне все пережитое ею казалось сказкой. Спустя годы, после просмотра знаменитого фильма «Отец солдата» в моей памяти всплыли рассказы о пережитых страданиях матери солдата - моей бабушки.

- Тофик муаллим, в книге вы очень коротко пишете о том, как в Гяндже отмечали Новруз байрамы. Вы помните, как этот праздник справляли в голодные военные годы?

- Конечно. Дело в том, что накануне праздника, начиная с ахыр черешенбе, шла активная подготовка к нему, во время которой гянджинцы белили свои дома.

- Это после войны?

- И до, и после, и во время войны. Это было святое. Власти придраться не могли, потому что можно было сказать, что ты просто белишь дом. И обязательно во дворе стояло меджмаи, куда складывались продукты, необходимые для приготовления пахлавы. Я это помню, потому что однажды решил взять три ореха. Бабушка увидела и сказала: «Пусть это будет в последний раз. Если ты хочешь на Новруз поесть пахлавы, не трогай». Ни наказания, ничего другого не было, а эти орехи я положил обратно. После этого я больше туда не подходил: мне очень хотелось пахлавы, которая в то время была только в праздник. В Гяндже готовили только ее, а в Баку еще и шекербуру.

Я очень хорошо помню, что у взрослых не было никакой возможности что-то купить в подарок, и мне сшили брюки и рубашку. Я сразу надел рубашку и побежал на улицу показать ребятам свою новую одежду. Детям обязательно покупали обновки, даже если не было денег, но это уже после войны…

- А что еще в те годы делали на Новруз?

- Естественно, сэмэни, красили яйца, я однажды даже выиграл у ребят 10 яиц. Вечером было факельное шествие по улице, потому что там - от ее начала и до конца - жили наши родственники. Потом разжигали костер, через который до утра прыгали, кричали, радовались. Все ждали этого праздника - не знаю почему, наверное, никаких других не было. Все официальные праздники проходили мимо нас, потому что в семье их не воспринимали. Поэтому, когда я, уже живя и работая в Москве, смог создать общество «Оджаг», первым делом организовал в 1988 году большой праздник - Новруз байрамы.

- Все-таки в вас жили яркие воспоминания детства…

- Да, но, с другой стороны, я уже был образованным, знал историю, знал об истоках Новруза, что означает для азербайджанцев и турок этот праздник, поэтому и решил обязательно провести его в Москве.

- Празднование Новруза - это самое яркое воспоминание вашего детства, а какое самое неприятное для вас?

- Я его тоже описал в книге. Это когда дядя был ранен. У меня даже есть стихи по этому поводу. Помню, каждый раз, как почтальон стучал в ворота и кричал: «Məkyub var, məkyub var!» («Почта есть!»), у бабушки тряслись руки. Она выходила из дома, проходила около 25 метров к воротам, и я вместе с ней, потому что боялся, что с ней что-то случится. Я ее очень любил. Пока почтальон передавал ей письмо, у нее тряслись руки, потом смотрю - трясется все тело, это передавалось и мне. Наконец, она брала письмо в руки, раскрывала его, и все проходило, я тоже успокаивался. Оказывается, каждый раз, когда приходил почтальон, она думала, что тот принес «похоронку».

- Вам было семь лет, когда вы с мамой переехали в Баку и вскоре пошли в школу. Как прошли ваши школьные годы, кто вам преподавал, что больше всего запомнилось?

- Вначале я учился в 4-й начальной школе. Она была двухэтажная и двуязычная - с русским и азербайджанским секторами. Там учились одни мальчики. До середины 50-х годов школы были отдельно для мальчиков и девочек. И когда мы окончили эту школу, всех раскидали по разным школам, из русского переводили в 6-ю школу, а из азербайджанского, в котором я учился, - в 132-ю. И вот мы, «дикие» мальчики, попали в класс, где большинство составляли девочки. У нас произошел какой-то психологический надлом: если до этого мы вели себя отвязно, хулиганили, то тут уже надо было подтянуться. Приходилось все время себя сдерживать, контролировать. Но не это было самым главным, а то, что уровень преподавания и сам учительский состав здесь были намного выше. Да и сама атмосфера была другой.

- А конкретно…

- Это было учебное заведение с соответствующими атрибутами: спортивный зал, большая летняя площадка, где школьники 132-й и 134-й играли в футбол и волейбол. Также действовало много различных кружков, и были какие-то особые условия для плодотворного препровождения свободного от учебы времени.

Я до сих пор помню учителя географии, ветерана войны, потерявшего правую руку. Он всегда держал указку левой рукой и так интересно рассказывал про географию различных стран, про людей, про культуру разных народов… Мы слушали его, затаив дыхание. К сожалению, я забыл его имя. Уроки географии были два раза в неделю, и мы с нетерпением ждали дни, когда он снова придет к нам.

На общее развитие меня и моих друзей огромное влияние оказала преподаватель литературы Бильгеис Тахмасиб. Был послевоенный период, который остро ощущался во всех сферах. Не было особой возможности хорошо одеваться, но Бильгеис ханым настолько красиво одевалась, меняя каждый раз аксессуары, и всегда приходила к нам так, как-будто приходит в театр. У нее речь была чистейшая. Рассказывая о литературных произведениях, о творчестве того или иного писателя, при этом она умудрялась еще и давать нам уроки этики. Она с особым тактом вводила нас в мир литературы. В пятом классе она решила поставить нашумевшую в те годы пьесу Самеда Вургуна «Вагиф». Распределила роли, и мне досталась роль сына Вагифа. Мы очень долго готовились, внимательно читали пьесу, потом Бильгеис ханым повела нас на этот спектакль в драматический театр. Мы смотрели эту пьесу дважды, и потом мы, пятиклассники, поставили небольшую часть этой пьесы.

У Бильгеис ханым было обязательное условие: каждый месяц мы вместе посещали театр. В то время мы часто ходили в ТЮЗ, Драматический театр, не понимая тогда, для чего это надо. Спектакли в то время были дневные, и ради посещения театра отменялись какие-то уроки. Только потом мы поняли, какую большую роль это сыграло в нашем эстетическом воспитании и формировании литературного вкуса. После просмотра каждого спектакля мы более вдумчиво читали литературные произведения, старались понять суть описываемых в нем событий.

В то время не семья, а школа воспитывала молодежь, и причем воспитывала в духе национальной культуры, патриотизма, человеколюбия. Вот это было той самой атмосферой, которая до сих пор во мне, в моей памяти живет и греет меня, хотя, казалось бы, уже прошло более 60 лет. Насколько важную роль играет в становлении человека настоящая школа, настоящие педагоги!

Я часто вторгаюсь в эту сферу, потому что мне больно видеть, как деградирует школьная система. Учителя, которые меня воспитали, независимо от того, какую они получали зарплату, любили свою профессию, уважали свое предназначение. Конечно, я не идеализирую всех, возможно, были и другие педагоги, но то, что я увидел в 132-й школе…

Вы знаете, что мои родители были врачами и хотели, чтобы и я стал врачом, но желание Бильгеис ханым взяло верх. Величие педагога заключается в том, что он сеет семена добра, учит, как жить, а сам не знает, что с его учениками станет в будущем. Бильгеис ханым живет в каждом из нас. Интересно, что все мы, ее ученики, выбрали гуманитарные профессии. Среди нас - историки, географы, геологи, востоковеды, литературоведы, языковеды, дипломаты. Школа - это великая сила.

Окончание следует

Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВА

Каспiй.-2020.- 22 февраля.- С.8-9.