Дверь, которая всегда открыта

Елена Ахвердиева: Я благодарна Богу за каждый день, прожитый в мастерской

СОБЕСЕДНИК

Знакомство с творчеством художника Елены Ахвердиевой произошло случайно и совершенно неожиданно, оно было подобно ослепляющей вспышке солнечного света. И сразу же возникло желание увидеться с автором этих неземных картин. Однако я не предполагала, что это произойдет так быстро.

…Мы сидим в уютной и гостеприимной Арт-галерее очаровательной Лейлы Хазари, беседуем о живописи и художниках, о времени и о себе. Но вот появляется утонченная и элегантная Елена ханым, и начинается самое интересное и таинственное - знакомство с Художником.

- Впервые увидев ваши картины, я была поражена до глубины души. Вы избрали точечную живопись изначально или пришли к ней после долгих поисков?

- Наверное, вся жизнь художника и есть долгий поиск своего стиля, почерка… Но к этому не сразу приходишь, поскольку жизнь проводит тебя через испытания, волнения, радости, пробы. Любая встреча оставляет след, и знакомство с сильными личностями неизменно влияет на художника. Я вообще думаю, что сам он состоит из больших влияний, все увиденное и прочувствованное им наслаивается с самого детства. Художник ловит все вокруг - те же облака, ветер, людей...

- От ваших картин веет ощущением старины - это получается невольно или вы его добиваетесь?

- Скорее всего, добиваюсь этого намеренно, и для меня момент времени сейчас - самое ценное, что может быть в этом возрасте. Мне всегда хочется создать ощущение времени, фрески… Я влюблена во фрески, которые превращаются в то, что Время делает с ними, оставляя потомкам, - они становятся богаче. Когда я пишу большие картины, подсознательно у меня присутствует идея оттолкнуться от фрески, я хочу, чтобы были потертости. Я могу собрать не один слой краски, даже сделать дырку в холсте.

- Но она ведь не умаляет художественной ценности вашей работы?

- Думаю, наоборот, прибавляет! Дырка в холсте - это моя страсть, это то, что произошло в процессе создания живописной работы, и она должна быть! Она и есть жизнь этой картины…

- В конечном счете вы добиваетесь желаемого результата и если пытаетесь отбросить время назад, у вас это получается?

- Ну, когда как… Начиная работу, я ставила себе какие-то задачи, но сейчас словно попала в другое измерение: беру очень маленький букет цветов, даже не натюрморт, ставлю его перед собой и пишу с натуры - как вижу, очень близко. Испытываю при этом какое-то неизгладимое состояние счастья от того, что смотрю в глаза цветка и пишу его.

Это какой-то новый виток ощущений, и он мне безумно нравится. Когда-то я писала с натуры, но сейчас вижу по-другому - нет линий, есть только цвет, другой оттенок, переливы, нет графичности, только влияние цвета на цвет.

- Скажите, пожалуйста, почему талантливый художник прошлого века Гена Брижатюк считал, что вы пишете картины «неправильно и странно»? По мне, творческий портрет художника настолько многогранен, что охарактеризовать его одним словом невозможно. Его можно сравнить с бриллиантом с бесконечным количеством граней, каждая из которых имеет свой блеск, очарование, красоту и цвет…

- Процесс бесконечен, и хотелось бы, конечно, этому соответствовать (смеется). Что касается Гены Брижатюка, наверное, в то время я и писала «неправильно и странно», ведь я изменилась с тех пор, а когда художник меняется, это сразу же отражается на его картинах. Здесь не может быть обмана, это сразу видно. Какая ты есть, такая ты и в картине, ты меняешься, и твои работы меняются вместе с тобой, и это происходит с каждым художником, потому что процесс этот бесконечный. Когда внутри себя ты идешь дальше, это сразу видно в работах.

- Вы работаете каждый день?

- Сейчас работаю много, но я ранняя пташка и уже в восемь утра могу быть в мастерской. Однако туда нужно обязательно приходить, к ней должна вести дорога…

- Вы хотите сказать, что мастерская не должна находиться рядом - должен быть путь, ведущий к ней?

- Дорога к ней должна обязательно быть, но никогда не знаешь, в каком состоянии ты дойдешь до мастерской, момент дороги необходим.

- В своих интервью вы часто вспоминаете, как все начиналось… А действительно, как все начиналось?

- Знаете, я так благодарна Богу за то, как все начиналось, как продолжалось и как происходит. А началось с того, что Бог подарил мне невероятные встречи с необыкновенными людьми, и они продолжаются по сей день; учителей, которые были в моей жизни. Где начало - неизвестно.

- Теплый солнечный свет ваших картин появляется невольно, словно сам по себе, как естественная деталь композиции. Это часть вашего внутреннего мироощущения, где всегда тепло и солнечно? Именно это вы хотите подарить зрителю и всему миру?

- Никогда не думала об этом, но вы очень красиво сказали, и если бы это было действительно так, я была бы просто счастлива. До сих пор, когда я вижу какие-то картины, у меня захватывает дыхание, при этом я знаю, как это делается, вижу весь процесс. Скажем, картины Моранди, - у меня дух захватывает, но потом я начинаю разбирать, анализировать, хотя понятно, что это его внутренняя наполненность, чисто профессионально - технический момент того, как он сделал этот фон, композицию, почему он так действовал, мыслил. Мне все это очень важно узнать и увидеть, и до сих пор как утреннее упражнение я ставлю перед собой чью-нибудь картину - Веласкеса или Моранди, а может, наших современников - и начинаю раскручивать клубок: как это получается, как он добился этого? Это «как» и действует на художника.

- А как приходят к вам сюжеты картин?

- По-разному, но иногда я ловлю себя на том, что мысленно постоянно пишу картины, обдумываю сочетания цветов, смешение красок, образы - подсознательно работа внутри идет непрерывно. Картины словно собираются из чего-то непонятного… Случается, когда сюжеты, задумки и идеи заранее планируются, но сам процесс непредсказуем.

- В ваших картинах очень впечатляют женские образы: лица не современные, неземные, они подобны небесным созданиям. Ваш покойный супруг Уджал Ахвердиев много лет назад расписывал церковь, и вы тоже принимали участие. Этот опыт и оказал влияние на ваше дальнейшее творчество?

- Когда не стало Уджала, отец Серафим попросил меня закончить роспись стен, над которыми он работал, но я сказала, что все это так прекрасно, что и не нужно заканчивать. Но еще два года, до 2006-го, пришлось доводить эту работу до конца.

- Иконопись, несомненно, повлияла на вашу манеру письма, и это явно просматривается в лицах женских образов - они воздушны и ангельски прекрасны!

- Конечно, этот опыт сказался на моей работе. Когда Уджал работал, я приходила и чуть-чуть помогала ему, но когда мне сказали, что я должна закончить, я поняла, что это слишком большая ответственность. Я действительно взяла огромный барьер и прошла через невообразимые страхи. Знаете, каким бы ты ни был художником, каждый раз, когда подходишь к холсту, он становится новым препятствием, которое нужно преодолеть.

- А до того вы не имели дела с росписью икон?

- Нет, Уджал работал в церкви шесть лет, и все происходило перед моими глазами, я просто была рядом… Это Михайловская церковь по улице Зяргярпалан, ее называют еще Морской церковью Михаила Архангела, которую построили моряки царской России, и она имеет форму корабля. Нижний этаж расписывал Уджал, это придел апостола Варфоломея.

- Как-то вы говорили, что в каждом полотне художник пишет себя. Как это происходит?

- В любом случае изначально художник пишет себя, и каждая картина - его автопортрет. Вообще, я думаю, каждый художник, когда входит в мастерскую, мечтает написать свою самую главную картину, независимо от того, какой он живописец. Он уверен, что на этот раз он напишет лучше, и это повторяется каждый раз, надежда не оставляет никогда…

- А иначе и приходить не стоит, верно?

- Конечно! Каждый раз все другое - и идея, и содержание, и настрой, и решимость, и видение будущей работы. Но состояние, которое вдруг сходит на тебя, когда ты пишешь в невероятном счастье и чувстве благодарности за это, настолько сильно, что начинает кружиться голова. Я отхожу от мольберта, смотрю и ощущаю полное счастье от процесса. Это продолжается до самого вечера, пока я не покидаю мастерскую. А вечером отворачиваю холст лицом к стене - это обязательный ритуал, и наутро в сознании того, что я написала шедевр, я возвращаюсь. Однако не тороплюсь посмотреть на него, а как бы беспечно занимаюсь другими делами…

- Оттягивая самый важный для вас момент?

- Да. Потом сажусь прямо напротив и… разворачиваю работу. Первый мой взгляд - самый важный, только тогда я вижу - «да» или «нет». Если «нет», обида захлестывает - как же, ведь еще вчера было по-другому, но сегодня понимаешь, что ничего не получилось, и все начинается заново, чтобы было «да».

- Как получилось, что жена художника сама стала художником и родила художника?

- Я собиралась стать художником еще до встречи со своим супругом, но живопись соединила нас. А что сын стал художником, этому не стоит удивляться, потому что других вариантов не было, хотя я долго отговаривала его.

- Что есть краска и что есть цвет для вас - ведь это не одно и то же?

- Наверное, краска - это инструмент, а цвет - уже другая история, его надо сделать, найти нужный оттенок…

- Но изначально вы видите нужный вам цвет, если пытаетесь его «достать»?

- Иногда и «достать» не получается никак. Всегда по-разному, один и тот же оттенок цвета, раз полученный, дважды однозначно не получить. Почти каждый день мы едем по одной и той же дороге, но она всегда разная, никогда ничего не повторяется, все бесконечно, и это меня удивляет все больше и больше. Мы живем в абсолютной и полной бесконечности, и она все время меняется…

- О чем должна быть самая главная картина вашей жизни - о вас, о том, что вами пережито, а может, самое главное для художника - процесс постижения себя в том, что рождается из-под его кисти?

- Я поняла, что самая главная картина - это та, которую пишешь в настоящий момент, а сейчас я пишу большие ковры. Это серия работ с бесконечными орнаментами, сюжетами и узорами. Меня сильно затянуло, и я работаю над ними в большом упоении. Если раньше ковер был частью декора моих картин, то теперь он - главный элемент работы. Но это не ковер в обычном понимании, я заполняю его всем, что есть в моей душе, и на нем может уместиться целый город.

- Но и здесь мы видим присущую вам размытость цветов, некую потертость…

- Этого уже не отнять от меня, эффект фрески вошел в мою кровь. Серия ковровых картин была готова еще в прошлом году, я готовилась выставить ее в марте, но случилась пандемия, и все застопорилось. Пока. Вроде я нашла новую, свою тропинку, и мне это очень нравится. Я поняла, что уже не вмещаюсь в маленькие картины, крупноформатные работы - это сейчас для меня очень важно.

Работаю много, но бывает, происходит истощение, и я чувствую себя как пересохший ручей. В такие минуты не захожу в мастерскую, потому что мне необходимо наполниться, набраться чего-то, я много читаю, смотрю, разгадываю работы художников, общаюсь с людьми - одним словом, заряжаюсь свежей энергией, мыслями и идеями. В такие моменты не хочется писать, и сейчас у меня именно такой период. Уже почти неделю я не была в мастерской, что случается крайне редко, но это необходимо.

- Если вы говорите, что искусство - это зеркало происходящего, то в вашем зеркале мы видим только позитив, свет, гармонию и райское умиротворение. В нем нет и следа того негатива, которого так много сегодня в жизни. Как удается абстрагироваться от обыденности и темных сторон жизни?

- Это удивительно. Я так благодарна Господу за то, что у меня есть эта дверь, которая всегда открыта. Что бы ни произошло в жизни - а случается всякое, - у меня есть дверь, за которой есть другая, и так до бесконечности. Это спасение и большое счастье.

- За этой дверью вы обретаете себя - ту, которая не на виду, а внутри, сокровенная, невидимая ни для кого…

- Мастерская - это самое любимое пространство. Это я сама и это мое. Я благодарна Богу за каждый прожитый в мастерской день, и с течением времени это чувство лишь усиливается.

- Художник все вокруг видит в цвете. А можно ли, не зная человека, увидеть цвет его внутреннего мира или ауры?

- Какой интересный вопрос, надо подумать… Скорее всего, человек не может быть одного цвета, он многоцветен, с ним идет картина, и одного цвета я не вижу. Все гораздо сложнее, эта целая палитра цветов и красок. Например, раньше, когда все мы жили очень скромно, я занималась шитьем, особенно техникой «гурама», и даже Уджал помогал мне выстригать лоскутки из разных тканей. Я начала шить из всего этого одежду, пальто, пиджаки, пошли заказы, но для каждого человека я подспудно делала… его портрет в цвете - как я видела его.

- То есть эти цвета не были случайными?

- Нет, конечно, у каждого своя палитра цветов, и это был портрет конкретного человека в его цвете. Это был познавательный опыт. Да, было нелегко, но безумно интересно.

- А как люди воспринимали столь необычные мозаичные работы? Ваши заказчики наверняка пребывали в неописуемом восторге от этих эксклюзивных произведений искусства живописи, шитья и моделирования одежды!

- Люди были довольны подбором цветов, я и себе сшила несколько камзолов, которые ношу до сих пор. Друзья отовсюду привозили мне разные ткани, и я занималась этим, будучи художником. Попадание в цвет было очень важно для меня, да и опыт бесценный.

- Героини ваших картин словно из минувших веков - у вас нет ощущения, что в прошлой жизни вы родились в средневековье?

- Не могу сказать о средневековье, но то, что в этой жизни я прожила несколько жизней, - точно, и я этим очень довольна и счастлива. Пусть она еще продолжается.

- Вы как-то говорили об эгоизме художника. В чем он проявляется - вы же расстаетесь со своими картинами, и вам их не жалко, а ведь в них частица души, сил, времени, переживаний, поисков и находок?

- Нет, не жалко, потому что у каждой картины начинается своя жизнь. Мне нравится, когда мои работы уходят от меня - у кого-то они живут, кому-то от них хорошо, и мне хорошо. Но мне очень жаль, что я держу работы Уджала, - я понимаю, что это неправильно, они не должны находиться дома или в мастерской, их должны видеть люди, наслаждаться ими, восторгаться. Это чистейшей воды шедевры, они так наполняют, что, посмотрев на них, ничего не хочется, но каждый раз видишь их совсем иначе.

Уджал был удивительным художником, и если тогда он был для меня неким божеством, с которым мне повезло жить рядом, любя все его картины, то сейчас я вижу, что они волшебные. Он писал не торопясь, словно впереди у него целая вечность, не было желания сделать больше, быстрее, каждую работу он писал по максимуму, словно верил, что жизнь его бесконечна. Я смотрю на его картины и понимаю, что это настоящие шедевры… Я открываю его заново и задумываюсь о том, чтобы его работы увидело как можно больше людей. Мне просто повезло в том, что я жила с таким человеком, с такой самодостаточной личностью, большее счастье представить невозможно…

- Тогда в чем же эгоизм, ведь само это слово вроде не содержит в себе особого позитива? Может, в том, что каждый считает себя непревзойденным гением?

- Понимаете, без сознания того, что ты гений, никак нельзя быть художником. В момент творчества это чувство возникает всегда, но наутро, разворачивая картину, я вижу совершенно обратное… Однако это чувство должно присутствовать.

- В таком случае его уже нельзя назвать эгоизмом, это нечто другое. Может, одержимость?

- Обязательно!

- Меня не покидает ощущение, что иметь столь счастливую судьбу - это милость, ниспосылаемая далеко не каждому смертному, это должно быть выстрадано. Все пазлы вашей жизни сошлись в тончайшей гармонии, мерцающем свете и поразительном единстве. Благодарю вас за интересную беседу и желаю вам новых творческих удач!

- Спасибо, но и наша встреча - удача для меня!

Афет ИСЛАМ

Каспiй.-2021. - 24-30 апреля. - С.11;12.