Октай Бабазаде снял фильм о Л.Заде

Полагаю, что с Октаем Бабазаде нет смысла знакомить читателей. Многие из вас, конечно же, знают, что он – преподаватель Государственного университета культуры и искусства, заслуженный деятель искусств, телережиссер, один из самых ведущих притом в Азербайджане, автор более чем 40 документальных лент. Первая из них, весьма, на мой взгляд, символично называлась «Самый первый» и повествовала о первопроходце Нефтяных Камней буровом мастере Михаиле Каверочкине, а среди последующих были картины, посвященные не менее известным людям – художнику Тогрулу Нариманбекову, футбольному арбитру Тофику Бахрамову, джазмену Вагифу Мустафазаде...

А вот о Заде... Как бы вам его понятнее, что ли, представить?

Собственно, Заде – это его американизированная, если так можно выразиться, фамилия. А настоящая – Лютфизаде, а нарекли его отец-коммерсант с матерью-врачом при рождении в далеком 1921 году передающимся из поколения в поколение истинно азербайджанским именем Алескер.

Могли ли тогда, в смутное послереволюционное время, когда к власти дорвалась вместе с большевиками голоштанная рвань, знать они и мечтать, что сын их, отпрыск двух счастливо породнившихся старинных, исконно бакинских семей, в младенческие годы покинув отчий дом, тихую улочку в центре города, почему-то названную именем рабочего-бунтаря Петра Монтина, навсегда переберется в далекую заокеанскую страну?! И, мало того, станет там великим гением при жизни. Которому, когда он входит в аудиторию людей науки, весь зал аплодирует стоя.

Фразу эту, мне чем-то и почему-то понравившуюся, я записал на полях своего блокнота – так, на всякий случай: авось, когда-нибудь да пригодится… И пригодилась же! И вот сегодня, публикуя своеобразную рецензию эту, я невольно вспомнил ее.

Октай Бабазаде снял в конце концов фильм об Л.Заде. Снял, преодолев огромное множество трудностей и препятствий. Но в тот вечер, о котором я вспоминаю, был он полон оптимизма и заражал своей искренней убежденностью, что все будет в порядке, все-все.

– Нет уж, давай не будем опережать события, – мягко, но настойчиво остановил тогда мою разгулявшуюся было фантазию Октай. – Сперва были годы учебы в Тегеранском политехническом институте, был диплом инженера-энергетика. И было неуемное стремление повидать мир, попробовать силы и испытать знания в каком-то большом и подсознательно представлявшемся

важным деле.

– И все это отражено в вашем фильме?

В ответ – еще одна улыбка, на сей раз с явным оттенком многозначительности:

– Нам должны прислать кое-какие материалы из НАСА. Пока не получим, не смогу более или менее определенно сказать, каким будет фильм.

Ого, вот этого я не знал: что профессор Заде задействован, как говорится, в аэрокосмическом ведомстве Соединенных Штатов!

– Его работы там едва ли не самые основополагающие, – продолжал меж тем Октай Бабазаде, – без них ни один космолет американский не взлетит и не сядет...

Я – весь внимание, а у самого невольно в черепной коробке прокручивается параллель: вот ведь как странно и примечательно устроен мир!

Две великие державы десятилетиями оспаривали друг у друга космический приоритет: Советский Союз и Соединенные Штаты, и ни там, ни тут не ведали, что фактически-то командуют космическим парадом, образно говоря, не русские и не американцы. А азербайджанцы! Представители небольшой по планетарным масштабам, затерявшейся где-то на окраинных тропах мировой цивилизации страны с труднопроизносимым названием. Керим Ага Керимов и Алескер Лютфизаде. Один из которых стал русским генералом Керимом Алиевичем, а другой – американским профессором Л.Заде.

– Да, он не говорит по-азербайджански, – с грустью в голосе признает Октай Бабазаде, – но в его доме поют азербайджанские песни. Он до мозга костей остается азербайджанцем, и сына, которого друзья и даже родственники упорно кличут Норманом, нарек при рождении Нариманом, а дочь – Ситарой, что как будто созвучно с привычным для окружающих католическим именем Стелла, но в сути своей остается мусульманской Ситарой.

Тут автор должен сделать не большое, но довольно существенное, на его взгляд, отступление, и сказать, что сам лично знаком с профессором Л.Заде и, более того, пожимал ему руку, поднимал тост за его здоровье и успехи. Было это давно, более четверти века назад, наверное, когда профессор Заде, будучи на международном конгрессе где-то в одном из не далеких, но и не близких советских городов, на сутки попросился в родной Баку. И ему – о, счастье! – разрешили. Тогда он не только посетил дом, в котором открыл глаза на свет Божий, не только побродил по не забытым с далекого детства бакинским улочкам и тупикам Ичери шехер, но и выкроил часок, чтобы встретиться с азербайджанскими учеными в Нефтяной академии (кстати, он – почетный доктор здесь), побеседовать с ними в сугубо неофициальной обстановке, о делах-планах, о житье-бытье поговорить.

Оттуда, из академии, и исхитрился затащить его к нам домой с двумя-тремя коллегами-профессорами мой отец, тоже, не сочтите за нескромность, немалую лепту в электротехнические науки внесший и отнюдь не последним энергетиком в Азербайджане и по сей день, много после смерти, слывущий.

Маленький, но, мне представляется, весьма значительный нюанс: прежде чем приступить к трапезе, профессор Л.Заде прошел в домашний кабинет моего родителя, окинул уважительным взглядом его библиотеку, в которой были собраны все, кажется, сколько-нибудь интерес вызывающие книги по электроэнергетике, изданные в СССР, в восточноевропейских странах, объединяемых в те времена так называемым социалистическим лагерем, а также в Иране, Турции (папа в совершенстве владел и фарси, и турецким), но явно нахмурился, когда перевел взгляд на письменный стол:

– Простите, коллега, а где ж ваш компьютер? Или вы дома предпочитаете на компьютере не работать?

Замешательство отца моего длилось не дольше 5-10 секунд.

– Это нам, знаете ли, более привычно, – стараясь не покраснеть, ответствовал он, доставая из ящика логарифмическую линейку. – Тоже хорошее подспорье…

– О, сименсовская! – одобрительно закивал профессор Л.Заде, и было видно, что он изо всех сил пытается загладить непроизвольную оплошность свою. – Но это, конечно, своего рода раритет, если вообще не музейная редкость. И не каждый сегодня сможет обращаться с ней.

Посмеялись, и перешли в гостиную и расселись за большим разноцветным, как любил выражаться один мой товарищ большой гурман и еще больший эстет, столом.

Очень я сейчас сожалею, что не сумел да и не успел как следует вклиниться в разговор, когда в течение часа-полутора спорили, толковали о тех или иных научных истинах и версиях, приоритетах и предположениях отец и его гости. Не в последнюю, наверное, очередь потому, что заокеанский наш сотрапезник, в честь которого, собственно, и расхлопоталась на кухне родительница моя, ел и пил не по-американски скромно и скоромно, а по-азербайджански (пробудились-таки затаившиеся или полузабытые генетические позывы) смачно, всуе уминая и фисинджан, и копченый кутум, который только у коренных бакинцев энзэли балыгы почему-то называется, и чыхыртму, и аппетитно в духовке запеченную осетрину под зеленый хрустящий лучок и воспоминания далекого детства навевающую вэзэри, и миндальной пахлавой вприкуску чай попивая на посошок.

– Не горюй, – как бы читая мои мысли, говорит Октай Бабазаде. – Все то, что ты хотел бы тогда спросить у профессора Л.Заде у себя дома, спросили мы дома у него...

И в подробностях, смакуя, рассказывает, как он и его друзья по съемочной группе – автор сценария Мохабеддин Самед и оператор Октай Ализаде – гостили у Заде в Беркли, как их заботливо и трогательно привечала и потчевала супруга профессора миссис Фаина, как понимающе отнесся к нелегкой и неожиданной миссии азербайджанских киношников сам ученый.

– Понимаешь, у него день, нет, неделя, весь месяц, да год весь, – сам себя перебивая, говорит Октай Бабазаде, – расписан буквально по минутам. Свободного времени вообще нет! Но, тем не менее, для нас он нашел время – целых 8 часов! Понятно, что вразбивку... В первый день было в нашем распоряжении 4 часа, во второй и третий, последний, – по два.

Жаль, они не снимали его в Массачусетском университете. Там, где много-много лет назад впервые встретился он, совсем молодой, полный честолюбивых замыслов человек, не скрывающий своего желания и стремления войти в науку, с д-ром Винером, отцом современной кибернетики, более того, сумел понравиться ему. И стал самым близким другом, соратником его в многотрудной научной борьбе и преемником, продолжателем идей, исследований и начинаний Винера. Где и диссертацию защитил докторскую, и профессуру получил.

А в Беркли позже с его, Заде, легкой руки вошло в науку принципиально новое направление – нечеткие множества, вызвавшие подлинный переворот в математике, вообще в точных науках, явно и очевидно заслуживающие гораздо большего, чем даже Нобелевская премия.

– Увы, в математике Нобелевская премия не присуждается, – поясняет Октай Бабазаде и в двух словах пересказывает мне явно в Америке услышанную байку, якобы обосновывающую прихоть учредителей этой самой престижной на планете награды, завещанной человечеству, кстати, тоже бакинцами. Мол, когда то в далекой юности одному из Нобелей дорогу переступил на пути к сердцу любимой девушки соперник, не то интегральные исчисления исследующий, не то дифференциальные уравнения, и с тех пор почитателям математики, этой самой бесстрастной науки, премия категорически противопоказана. – Но зато у него...

И в следующую минуту я узнаю подробности совершенно архилюбопытной истории об университете Беркли, самом, пожалуй, престижном в Америке (и не только) научном и учебном центре Соединенных Штатов, расположенном в 30 – 40 километрах от Сан-Франциско. О том, что всяк сюда входящий – будь то седовласый ректор или студент-первокурсник почитает за особую честь быть лично знакомым с профессором Л.Заде, а тем паче – здороваться с ним.

Не устает повторять эту правду, тем более потрясающую, что о ней ни на миг не забывает не физик, завершивший гениальное исследование, и не кибернетик, стоящий на пороге открытия века, а музыкант, правда, не простой, не рядовой – выдающийся азербайджанский пианист Чингиз Садыхов, вот уже 20 почти лет живущий в том же Сан-Франциско и, естественно, знающий в силу своего сверхкоммуникабельного характера, что свойственно исстари поколениям карабахцев, всю тамошнюю нашу диаспору – от дочери известного режиссера и актера, народного артиста Шамси Бадалбейли Ровшаны ханум начиная и до красы и гордости города, штата Калифорния, всех США, всего мира Алескера Лютфизаде с его по-американски скучно и непривычно, но по-азербайджански чарующе звучащей фамилией Заде.

И эти же слова произносит всякий раз, едва речь заходит о профессоре Заде и обо всем том, что так или иначе связано с ним, гордо и по праву именующий себя его учеником доктор наук, профессор Рафик Алиев.

И он, должен признать, имеет на это все основания. Член-корреспондент Национальной академии Рафик Алиев – один из очень немногих в Азербайджане исследователей, раз и навсегда отдавший сердце кибернетике и на ниве этой нелегкой и не всякому даже сверходаренному ученому подвластной науки, если и не всемирную славу стяжавший и имя, то уж совершенно точно – всеевропейскую.

Сдается мне, что я и не очень большой возьму грех на душу, если позволю себе сказать, что Рафик Алиев и явился инициатором фильма о Заде. И, сумев увлечь задумкой Октая Бабазаде и всю будущую съемочную группу, по само собою разумеющимся канонам логики стал его научным консультантом и, коли будет позволено мне так выразиться, идейным вдохновителем.

А самое для меня (и для вас, полагаю, тоже) приятное и сногсшибательно поразительное в том, что Заде в университете Беркли имеет пожизненную профессуру. А это чрезвычайно редко встречающаяся в практике мировой науки привилегия, которую в Беркли, например, получили лишь несколько человек за всю почти 150-летнюю историю этого университета: французский ученый Фредерик Жолио-Кюри, открывший искусственную и позитронную радиоактивность, создавший теорию атома датский физик Нильс Бор и автор бессмертной теории относительности Альберт Эйнштейн.

И – Заде. Он же Алескер Лютфизаде, чистокровный азербайджанец, живущий, однако, на очень далеких от родины меридианах.

– Как по-твоему, его не покоробит, что я называю его азербайджанским ученым? – спрашиваю я, хотя, можно сказать, заранее уверен в том, что ничего дурного в этом моем пассаже нет.

Октай Бабазаде дипломатично уходит от ответа:

– А мы фильм решили назвать «Далекий и близкий Заде».

Они сами, по-моему, едва запустившись (есть такой специфический термин у киношников, означает начало, пусть и теоретическое, съемок), понимали, что ни о какой двух– или трехчастной ленте и речи быть не может, картина безоговорочно будет полнометражной.

– Двадцать пять кассет отсняли, – с гордостью сказал однажды Октай Бабазаде, и эту его гордость по-настоящему поймет, наверное, только профессионал. – И еще мы ждем материалы, как я уже говорил тебе, из НАСА... – И после паузы: – А также из Японии. Там тоже, чтоб ты знал, профессор Заде основательно поработал. «Тошибы», «Шарпы», «Панасоники» – все эти электронные чудо-аппараты без него возьми и выкинь на свалку. Так что попробуй себе представить, какую гору материала я переворошил, чтоб смонтировать ленту в экранном варианте!

Я вспомнил бессонные недели, проведенные Октаем Бабазаде возле монтажного столика, когда завершал он работу над лентой о народном художнике Микаиле Абдуллаеве, вспомнил его воспаленные глаза и изнуренный вид на презентации фильма «Форвард – это всегда впереди» о выдающемся азербайджанском футболисте Алекпере Мамедове, и сказал:

– Только не забудь на просмотр пригласить!

Он благодарно посмотрел на меня и вспыхнул от сознания, что есть человек, его понимающий. И согласно кивнул головой.

– Да не меня, не меня! А генерала Керимова!

– И самого Заде тоже! – наконец-то уловил он мою мысль. – Ну конечно же! Обязательно!

Октаю Бабазаде, конечно, очень понравилась эта идея, но увы, осуществить ее он не сумел.

Генерал Керим Керимов ушел из жизни, так и не дождавшись выхода картины на экран, профессору же Л.Заде авторы показали ее «скособоченно» – не в Баку и не в Беркли, как к тому призывают здравый смысл и профессиональная этика, а опять же в силу различных привходящих обстоятельств где-то в ФРГ, на очередном международном научном симпозиуме, куда он приехал сопредседателем, а Октай Бабазаде с творческой группой – туристами, на свои деньги, ибо общественных, так сказать, не нашлось вновь.

Где же логика? Где уважение к самому себе, к собственным ценностям и национальному достоинству? Где патриотизм, наконец, наш, о котором кстати и чаще некстати вещать любят у нас на всех углах?! Когда же научимся мы разумной интеллигентной манере уметь преподносить себя, свое, родное, азербайджанское в полной мере и так, как оно этого заслуживает?! Эта моногоречь моя кому-то может показаться воинствующей, дерз-

кой, вызывающей, но это – так!

И давайте будем откровенны до конца – не потому ли на долю нашу выпадают беды и проблемы, что молчим мы, когда что-то не нравится нам, а не высказываем в голос свое неприятие этого? Что проявляем непонятную подчас терпимость и сдержанность, если обижают нас и поносят, и оскорбляют даже.

Сняли, к примеру, когда-то еще в советские времена неплохой как будто фильм мы – «Гачаг Наби» решили его назвать. Но «братьям-армянам», видите ли, показалось, что воспевает сия картина их врага, минимум – недоброжелателя, и через связи свои в Госкино СССР настояли они на том, чтобы вырезали из смонтированной уже к прокату ленты целые куски, и, не довольствуясь этим, заставили название картины переделать, стала она с тех пор безликой и загодя скучной – «Пора седлать коней».

Или был еще случай, воистину вопиющий, на его фоне история с «Гачаг Наби» невинной младенческой шалостью представляется. Попросила как-то «Литературная газета», в Москве которая издается, бакинского собкора своего написать небольшое эссе об уникальном азербайджанце Зие Буниятове – академике-востоковеде с мировым именем и Герое Советского Союза, фашистский Берлин штурмом бравшего. Однако в ЦК Компартии Азербайджана один из секретарей как прознал о задумке «ЛГ», так сразу и запротестовал: «Ни в коем случае! А что армяне об этом подумают? Вряд ли им это понравится». И замечательную идею, представьте себе, зарубили – не на Красной площади или в Кремле (там как раз ее инициировали!), а в Баку у нас...

Вот и сейчас, когда «Далекий и близкий Заде» во всех четырех сериях был готов к торжественной презентации и публичной демонстрации, кто-то могущий изрек глубокомысленно: «Видите ли, в оценке художественных произведений рискованно торопиться с окончательными приговорами, брать на себя миссию, которая под силу только Времени. Тем более что история искусства знает примеры, когда оценки одного и того же произведения или автора менялись неоднократно».

И судьба фильма была фактически решена. Инициативная группа, если можно так, с комсомольским акцентом выразиться, наметившая было выдвигать ее на Государственную премию (А что? Чем плох фильм, талантливым, высокопрофессиональным режиссером посвященный великому азербайджанцу, на дальних берегах который представляет свою Отчизну?!), словно устыдившись собственной дерзости, фактически свернула свое предложение. Поняли: не дадут…

Его и не вспоминают сегодня, этот фильм. И даже ТВ-каналы, для которых, собственно говоря, и создана она была, чрезвычайно редко включают эту ленту в свои программы. В то время как многочисленные – как художественные, так и документальные, посвященные людям гораздо ниже стоящим по общественному рангу и национальному масштабу, «полусырые» поделки практически не сходят с экрана.И опять вспоминаю, как того же космического генерала Керима Керимова забаллотировали на выборах в Верховный Совет Азербайджана, вспоминаю, что до сих пор на доме, в котором родился и жил в Ичери шехер этот величайший ученый и практик, вдохновитель, организатор, разработчик и исполнитель в одном лице необъятной космической программы бывшего СССР, не установлена мемориальная доска, что нет в Баку пусть и простенького памятника ему и переулочка даже его имени, что похоронен, наконец, он, чистокровный азербайджанец, не в родном городе, не по мусульманским обычаям, а кремирован, словно безродный, в Москве… Не стыдно нам, люди?!

В то же время обратите внимание: армянскому композитору Араму Хачатуряну, в грузинской столице Тбилиси родившемуся, в столице российской Москве известность обретшему и всю в музыке прожитую жизнь беззастенчиво «заимствованием» азербайджанских мелодий занимавшемуся (а «Танец с саблями»? Скажите, руку на сердце положа, какие мотивы в нем превалируют?!), в Ереване грандиозный памятник поставлен. И к нему не зарастает иноземная тропа: соседи недобрые, не в пример нам, превосходно знают, на чем можно выколотить дивиденды…

И безголосого своего соотечественника, как шансонье Шарль Азнавур во Франции и ее окрестностях подвизающегося, тоже сумели так ловко пристроить, что выгоду от него имеют баснословную. Они назначили его почетным послом Армении в Швейцарии, прозорливо рассудив, что в этой вечно нейтральной и потому широко посещаемой стране он будет всегда на виду, будет при уважении и в силу профессиональной популярности своей, и по причине общественно-дипломатического статуса, и это принесет дополнительные известности стране, которую он представляет, народу, сыном которого является.

И что нам мешает народного артиста Чингиза Садыхова почетным консулом в американском городе назначить? Был в Баку недавно маэстро Чингиз, свое 80-летие отпраздновал концертом в филармонии, и видели бы вы, с какими счастливыми слезами в глазах исполнял он на рояле азербайджанские мелодии, пел азербайджанские песни. Разве он откажет?! Или того же профессора Л.Заде почетным послом Азербайджана в Соединенных Штатах Америки утвердить? Думаете, не примут они такого рода предложение?

Прочел недавно интервью профессора Л.Заде для АПА и окончательно убедился, что ставить такие вопросы – просто глупо. Вот что он говорил:

– Я считаю, что азербайджанская диаспора в США достаточно активна, но не так многочисленна, как, к примеру, армянская. Здесь проживают приблизительно 1,5 миллиона армян, и я не думаю, что в Штатах азербайджанцев так же много. Но генконсульство Азербайджана в Калифорнии и другие наши представительства в США развернули активную деятельность. Нужно, чтобы из Азербайджана в США приезжало на учебу больше студентов. Они молоды и активны, они могут помочь в распространении по всей Америке идей, культуры и ценностей Азербайджана.

Не многословно, но емко и мудро! И особенно – завершающая фраза: «У азербайджанской нашей диаспоры небольшая история, и она еще не стала как следует на ноги. На это нужно время, и я думаю, что в будущем ситуация улучшится».

P.S. При иных обстоятельствах я бы не сделал это послесловие, да ничего не попишешь: обещал и должен добавить, что фильм «Далекий и близкий Заде», съемки которого велись в Иране и Германии, Соединенных Штатах Америки и Баку, был сделан почти без государственных средств. В казне у нас было тогда пусто, и даже имя великого ученого, истинного подвижника науки, гениального сына азербайджанского народа, волею судеб оказавшегося по ту сторону океана, но никак не по ту сторону баррикад, не явилось таким заветным ключиком, который бы открыл сейфы с купюрами. Прискорбно, но факт!

И в таком случае – огромное спасибо спонсорам из «Азерэнержи» и Высшего дипломатического колледжа, университетов «Тефеккюр» и «Хазар», Бизнес-университета и Международного университета технологии и управления, Азербайджанского элитарного университета и, конечно, из Азгостелерадио, где, несмотря на отсутствие средств, были созданы для съемочной группы максимально возможные условия, помогли которые в решении множества важных и нужных организационных вопросов.

Всех этих спонсоров, не ведая чисто человеческой робости и устали, презрев природную застенчивость и элементарное порой самолюбие, искал и находил Октай Бабазаде сотоварищи – один 1000 долларов дал, другой – всего 80... Но это были деньги, скопив которые, они сумели приобрести авиабилеты, зарезервировать места в отеле, оплатить расходы на аппаратуру, багаж и т.д.

– Я очень прошу – назови их поименно, – настоятельно говорил мне Октай Бабазаде, и я понимаю, что не имею права не уважить просьбу давнего друга и коллеги.

Р.Р.S. «Кто ты сейчас?» – спросил я у Октая Бабазаде.

– Пенсионер, – односложно отвечал он, – не снимаю, не продюсирую, не консультирую. А пишу книги – об операторском ремесле, о таинствах режиссуры, вообще о телевизионном искусстве в разных ракурсах, и, кажется, они востребованы. Во всяком случае, Шариф Шарифов, известный наш кинематографист, безвременно ушедший недавно из жизни, когда я показал ему одну и рассказал о дальнейших задумках, заметил, что это очень важно и очень нужно для моих же студентов, для всех, кто ставит и снимает фильмы, масштабные передачи.

– И сколько уже их у тебя?

– Пока три, но задумал я не трилогию, – Октай Бабазаде и на сей раз понял меня без лишних слов. – Будет еще четвертая и, наверное, пятая. А там посмотрим…

– Посмотри, Октай, посмотри как следует. Судя по тому, какие беспомощные сюжеты на телеэкраны у нас выходят, эти книги должны быть нарасхват, – попробовал я порассуждать вслух.

– Я как-то об этом не задумывался, – со всей искренностью, на которую только он способен, сказал Октай Бабазаде, – но, наверное, твоя правда.

И на этом мы расстались, и я оставил Октая Бабазаде наедине с его мыслями о пятой, а может, и шестой книге, и седьмой, восьмой…

И уж совсем недавно, когда эти заметки были, по сути, подготовлены к печати, мне на глаза совершенно случайно попали фразы, произнесенные профессором Л.Заде. Не могу отказать себе в удовольствии (и в назидание тем, кто продолжает недружелюбно упорствовать в его отношении) привести

их напоследок:

– Уверен, что будущее человечества и Азербайджана определено наукой. За 400 лет со времен Галилея, первого в современном понимании полноценного, истинного ученого, в мире произошли невероятные трансформации. Наука нынче формирует мир в большей степени, чем любая другая сфера. И это необходимо понять и принять и поддерживать науку щедро, разумно и всемерно.

Я бы посоветовал эти слова не забывать ни на минуту, сколь бы далек не был сам лично от науки…

Акшин КЯЗИМЗАДЕ,

заслуженный журналист Азербайджана

Каспий.- 2009.- 12 декабря.- С. 9-10.