Момент откровения

Между прошлым и будущим

Краски, кисти, мольберт, незавершенные полотна – так выглядит мастерская практически любого художника, в которой посторонний человек может заметить только некоторую разбросанность предметов. Но если приглядеться внимательнее, то не сложно заметить, что именно они помогают автору одолеть долгий и порой нелегкий путь к моменту откровения.

Сегодня мы в мастерской известного живописца, народного художника Азербайджана и СССР, лауреата Государственной премии СССР Тогрула Нариманбекова, где каждая картина, любой, даже легкий набросок создают ощущение незримого присутствия в пространстве какого-то чуда, отдаленного от зрителя на расстояние всего полушага, делать которые… Нет, не стоит. Продолжая оставаться в своей гордой статичной позе, работы этого мастера дают зрителю возможность заглянуть по ту сторону реальности, в тот богатый мир, где все духовные ценности, безвозвратно потерянные нами в погоне за обновлениями, сохранились в своей первозданной чистоте. В достаточно разнообразных по тематике и технике исполнения полотнах этого мастера несложно заметить некое связующее звено: в них четко прочитывается константность единого, особо близкого ему мотива – любовь к родной природе, к древнему азербайджанскому мугаму, шедеврам средневекового зодчества и культуре Востока в целом. Сегодня она покоряет весь мир, а что будет завтра? Об этом мы и решили побеседовать с Тогрулом Нариманбековым.

– Спустя много лет вы снова в Баку. Уютно ли вам сегодня в родном городе?

– Безусловно, в Баку мне всегда было уютно. К тому же, я ведь изредка наведывался домой и потому, в отличие от других, могу с уверенностью сказать, что все произошедшие с моим городом метаморфозы не явились для меня сенсацией.

– Но вы уехали из Баку ХХ века, а вернулись в этот город в ХХI столетии. Как вас встретила столица?

– Как родного сына, поверьте. Да, и мне часто приходилось слышать сетования друзей, коллег на то, что Баку меняется на глазах, теряя при этом свою неповторимую ауру. Нельзя утверждать, что все это сильно преувеличено, но в то же время я считаю, что нет никакого смысла бить в набат. Баку меняется на глазах, потому что не может не меняться, не может и не имеет права оставаться в стороне от общего процесса глобализации. И если мы в настоящее время говорим о нашей столице как о крупном мегаполисе, то должны соответственно относиться к нынешним реформам в процессе градостроительства. Все крупнейшие города мира проходили через это, и тревожиться сегодня по поводу строительного бума в Баку бессмысленно; это бизнес, противостоять которому не в силах ничто. Едва ли в противном случае был бы возможен прогресс в нашей стране. Единственное, что необходимо контролировать в этой ситуации, чтобы она не захлестнула в своем стремительном порыве архитектурные шедевры – лицо нашей столицы, и хочется верить, что этого не произойдет.

– Ну, тогда у меня к вам другой вопрос: уютно ли вы себя чувствовали все эти годы в Париже?

– Да, и не меньше, чем в Баку, поверьте. Париж – это родина богемы, истинная Мекка людей творческой профессии, где каждый прирожденный артист чувствует себя как дома. К тому же этот город известен истории как колыбель интернационала.

– А французы?

– О, это удивительный народ, и прежде всего в своем умении не останавливаться на достигнутом, они в вечном развитии и нисколько не склонны преклоняться перед отжившими традициями. Французам несвойственны закостенелые стереотипы мышления, и это прекрасно, на мой взгляд.

– Вы покинули родину в начале 90-х годов прошлого века. Чем же был обусловлен ваш отъезд?

– В первую очередь желанием вдохнуть полной грудью творческую свободу, это было чем-то вроде посттоталитарного порыва поездить по миру в качестве свободного художника, но в глубине души я всегда был привязан к своей родине. Красоту Абшерона – суровую, скупую на краски – я не могу променять ни на что. Ведь в кажущемся дефиците красок скрыт глубочайший смысл, постичь который можно только через чувство огромной любви к этому краю.

– Многие из тех, кто уехал из страны в прошлом веке, не спешат возвращаться на родину. Как вы считаете, это нормально?

– Трудно однозначно ответить на этот вопрос, но мне бы хотелось рассмотреть в нем положительный момент. В советскую эпоху, как известно, наш народ ни в одной стране мира не имел своей диаспоры, сегодня она есть практически во всех странах мира. Разве это плохо?

– А вам она не кажется космополитичной, или в ней все-таки сохранился дух азербайджанства?

– Думаю, что сохранился, даже если не во всем. К примеру, наши за рубежом совершенно по-иному справляют свадьбы – без необходимых национальных ритуалов. Но отношение к Новруз байрамы, можно сказать, святое, этот праздник азербайджанцы всего мира, независимо от географии проживания, отмечают одинаково. Довольно стабильно также их отношение к нашей национальной кулинарии.

– Может ли сегодня художник вашего уровня, признанный мастер жить в Париже безбедно?

– Только в том случае, если кто-то, выражаясь современным языком, займется его «раскруткой». Арт-бизнес в Париже имеет прочные основы, и не всем он доступен.

– Часто ли вы сравниваете свои работы разных лет?

– Периодически мне приходится это делать, и должен сказать, что при этом я замечаю, насколько мои ранние полотна отличаются от поздних. Но в то же время, глядя на них, я могу сказать, что точно так же написал бы их сегодня. Видимо, потому, что не изменилось мое отношение к предмету изображения, скажем, к Гыз галасы или Дворцу Ширваншахов. Очевидно все дело в вечности духа этих шедевров архитектуры. Он неизменен и никоим образом не подвержен девальвации, влияние этих строений на нас будет продолжаться вечно, во всяком случае до момента их исчезновения из окружающего нас пространства. Этот вечный аромат старины заряжает нас определенной долей позитива, разрушение которого чревато для человечества неприятными последствиями.

– В вашем творчестве особое место занимает тема азербайджанского мугама. Очевидно вы большой поклонник этого вида искусства?

– Мое отношение к мугаму трудно выразить словами, особенно тот богатый колорит мироощущений, который вызывает у меня исполнение мугама юными представителями моего народа. Это какое-то необъяснимое чудо природы. Исполнению мугама, я считаю, научиться невозможно, просто эти маленькие ханенде впитали его в себя вместе с молоком матери, мугам твердо заложен в генетической памяти этих детей, не имеющих даже представления о музыкальном образовании – другого объяснения этому феномену трудно подыскать. Мугам – это лучшее, чем одарил наш народ Всевышний, и я чрезвычайно рад, что сегодня, благодаря первой леди Азербайджана, президенту Фонда Гейдара Алиева, послу Доброй воли UNESCO и ISESCO, депутату Милли Меджлиса Мехрибан ханым Алиевой, он занял свое достойное место на пьедестале шедевров мирового культурного наследия.

– Как вы считаете, почему сегодня искусство в высоком понимании этого слова так мало востребовано?

– Но тем не менее востребовано, пусть только в определенной среде, в узком кругу истинных ценителей. Конечно, когда деятель искусства борется за собственное выживание в окружающем его мире, о высоких материях речи быть не может. Раньше в каждой азербайджанской семье обязательно был какой-нибудь музыкальный инструмент. Сегодня ситуация совершенно иная. К примеру, сегодня даже в Париже не будут в доме держать, скажем, фортепиано, если в семье нет пианистов. Французы отдают предпочтение только тому, что приносит доход, как, впрочем, и другие народы капиталистических стран.

– Что бы вам хотелось перенести в нашу реальность из советского прошлого?

– Прежде всего систему образования, в котором полностью отсутствовало понятие коммерции и доминировало духовное формирование подрастающего поколения. Педагоги советского периода готовы были сколько угодно заниматься с учеником без всякой платы, лишь бы добиться нужного результата. Это была эпоха высочайшей культуры и потому неудивительно, что русские вокалисты всегда высоко котировались на мировой арене. Сегодня стать хорошим вокалистом, художником, композитором или ученым – слишком дорогое удовольствие, а раньше эта возможность предоставлялась бесплатно.

– Над чем вы работаете в настоящее время?

– Над картиной «Страна огней», которая будет состоять из четырех полотен: «Гыз галасы», «Деде Горгуд», «Старый Баку» и «Огнепоклонники». Все четыре темы наиболее четко выражают мой внутренний мир как художника и гражданина своей страны, и потому я спешу поделиться им со зрителями. В какой-то мере это будет взгляд человека со стороны, но в то же время человека, влюбленного в свою страну, в богатейшее культурное наследие своего народа, которое всем нам довелось увидеть на стыке двух тысячелетий. Поверьте, это очень важный, ответственный этап между прошлым и будущим, когда нам необходимо осознать возложенную на нас ответственность за все то лучшее, чем вправе гордиться азербайджанский народ, осознать, чтобы сберечь это для будущих поколений.

ЛАЛА БАГИРЗАДЕ

Каспий.- 2009.- 21 ноября.- С. 11.