ХОД КОНЁМ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Хуршидбану – Хуршидбану
Натаван, азербайджанская поэтесса, дочь последнего гарабагского хана
Хасай-хан – князь, Хасай-хан Уцмиев, муж Хуршидбану
Александр Дюма – Дюма-отец
Муане – Жан-Пьер Муане, художник, друг Дюма
Хагверди – друг Хасай-хана
Гюльнар – горничная
ОН – ГОЛОС.
ОНА.
Пролог
Темная комната. Стол. На столе исписанные листы бумаги,
ручка, зажигалка, сигареты, пепельница с окурками, раскрытый
лаптоп и шахматы.
ОНА сидит, склонив голову над шахматами. На шахматной доске
4 фигуры.
Фигуры сами передвигаются.
ГОЛОС:
Следы раскалённого лета –
Ожоги, ожоги, ожоги.
Чернеют ночные чертоги,
Сжирая кровавые клети.
Ни звёзд, ни луны, ни рассвета –
Обуглено солнце навеки
В изрыгнутом демоном пекле,
В раю опустевшего лета.
Передвигается следующая фигура.
ГОЛОС:
И вот уже в руинах целый мир,
Объятый одиночеством нетленным.
Передвигается следующая фигура.
ГОЛОС:
Вся пустота — в бездонности Вселенной,
В которой истина — истёртая до
дыр...
Темный король занимает выигрышную, матовую позицию.
ОНА наводит мышку компьютера на новостной сайт. Идет прямой
эфир:
Тела погибших в Центрально-Африканской Республике журналиста
Орхана Джемаля, режиссёра
Александра Расторгуева и оператора Кирилла Радченко доставили на самолёте в
Париж.
Об этом сообщает телеканал "Россия-24" со ссылкой
на данные портала аэропорта Шарль де Голль.
Оттуда другим самолётом тела доставят в Москву.
Прибытие лайнера в столицу России ожидается в ночь на 5
августа.
Ранее официальный представитель МИД России Мария Захарова в
ходе брифинга рассказала о расследовании дела об убийстве российских
журналистов в ЦАР.
31 июля стало известно, что в ЦАР погиб журналист Орхан Джемаль...
Она захлопывает крышку лаптопа.
Свет гаснет.
Первая сцена
Тифлис. Кабинет с окном во двор. Из окна доносится голос
женщины, поющей грузинскую народную песню.
Письменный стол. Хасай-хан сидит
за столом, работает.
Входит горничная Гюльнар.
ГЮЛЬНАР. Хасай-хан, к вам
посыльный.
ХАСАЙ-ХАН. Пусть войдет.
Входит посыльный.
ПОСЫЛЬНЫЙ (протягивая письмо). Вам письмо. Меня попросили
подождать, пока вы прочтете.
ХАСАЙ-ХАН. Проходите, садитесь (Указывает
на софу. Хасай-хан отходит к
письменному столу, вскрывает ножичком конверт и начинает
читать письмо. Прочи-
тав, он кладет письмо лицом вниз,
на мгновение задумывается. Зовет). Гюльнар!
Гюльнар входит в комнату.
ХАСАЙ-ХАН. Принесите молодому человеку чай.
Гюльнар, слегка поклонившись,
выходит из комнаты. Через пару минут она возвращается с подносом с чайными
принадлежностями.
ХАСАЙ-ХАН (смотря в окно, за которым в саду гуляют жена и
дети). Я подготовлю ответ прямо сейчас. (Положив письмо в конверт, он вручает
его посыльному.) Пожалуйста. Только из рук в руки.
ПОСЫЛЬНЫЙ. Конечно. Спасибо. Могу идти?
ХАСАЙ-ХАН. Да.
Посыльный, поклонившись, собирается уйти.
ХАСАЙ-ХАН. Постойте. Сколько дней вам понадобится, чтоб
доставить это письмо?
ПОСЫЛЬНЫЙ. Неделя.
ХАСАЙ-ХАН. Отлично. Благодарю. (Зовет.) Гюльнар!
Гюльнар, стоявшая
за дверью, сразу входит в комнату.
ХАСАЙ-ХАН. Проводите посыльного, пожалуйста.
Посыльный выходит следом за Гюльнар.
Явно чем-то озадаченный, князь ходит по комнате.
Входит Хуршидбану.
ХУРШИДБАНУ. Хасай-хан!
ХАСАЙ-ХАН (слегка вздрогнув от неожиданности). Да, милая?
ХУРШИДБАНУ. Кто приходил к нам?
ХАСАЙ-ХАН. Посыльный.
ХУРШИДБАНУ. Добрые вести?
ХАСАЙ-ХАН (на пару секунд замешкавшись с ответом). Да-да,
конечно, добрые! Мы едем завтра в Баку!
ХУРШИДБАНУ. В Баку?
ХАСАЙ-ХАН. Да! Ты же давно хотела. Скучала...
ХУРШИДБАНУ. Я скучаю по Шуше...
ХАСАЙ-ХАН. И в Шушу поедем, раз скучаешь... А пока в Баку
тебя ждет сюрприз!
ХУРШИДБАНУ. Сюрприз? Как же я люблю сюрпризы!!! Спасибо,
дорогой! (С этими словами Натаван обнимает мужа.)
Послушайте, какие стихи только что сочинил наш мальчик!
Люблю Тифлис я осенью и летом,
Люблю его зимой под снежным пледом,
Весной в его объятиях дышу!
Но вспоминаю с мамой про Шушу...
ХАСАЙ-ХАН. Джан, сынок! Наш
преданный мальчик. Настоящий джигит растет.
ХУРШИДБАНУ. Через месяц ему уже шесть исполнится... Он очень
чуткий. Тяжело ему придется в жизни.
ХАСАЙ-ХАН. Твердая воля и здравый разум справятся со всеми
тягостями. У него в жилах течет кровь мужественных горцев, благородная кровь
кумыкских и гарабахских ханов. Не переживай за него.
ХУРШИДБАНУ. Сердце матери всегда неспокойно, Хасай-хан. Как и сердце любящей женщины...
ХАСАЙ-ХАН. Не волнуйся, милая. Все будет хорошо.
ГЮЛЬНАР. К вам Хагверди-ага
пожаловал.
ХАСАЙ-ХАН. Пусть войдёт. (Обращаясь к жене.) Иди к детям,
душа моя.
ХУРШИДБАНУ. Да, конечно. (Выходит.)
ХАГВЕРДИ. Салам, Хаджи Хасай.
Мальчуган твой как вырос! (Смеясь). Увидев меня, выпалил свои новые стихи!
Настоящий гарабахский джигит растет!
ХАСАЙ-ХАН. Салам, Хагверди. (С
гордостью.) Да, мужчина растет.
ХАГВЕРДИ. Слушай, я во дворе столкнулся с посыльным. Все
хорошо?
ХАСАЙ-ХАН. (Пауза.) Отзывают.
ХАГВЕРДИ. Что-то случилось?
ХАСАЙ-ХАН. Ты же знаешь, там продолжают сжимать кольцо
блокады против имамата. Шамиль совсем ослаб, но не сдается. Вот в связи с этим
меня и зовут туда. Нужен свой в борьбе со своими...
ХАГВЕРДИ. Правильно, Хаджи. И с другом, и с врагом надо
говорить на родном языке.
ХАСАЙ-ХАН. Главное, не прикусить язык при этом.
ХАГВЕРДИ (усмехаясь). Ну так ты
смотри, не прикуси. Будь осторожен. Свои тебе этого не
простят. И казнить же могут.
ХАСАЙ-ХАН (почернев на мгновение). Главное, самого себя не
казнить. Я военный, давал клятву, и мой долг – служить верно, беспрекословно
выполняя приказы. Послушай. Мне нужна твоя помощь. Ты готов сегодня выехать в
Баку?
ХАГВЕРДИ. Ради друга я готов на все.
ХАСАЙ-ХАН. Тогда собирайся, а я пока напишу письмо. Завтра и
мы с семьей выезжаем в Баку. Там встретимся.
ХАГВЕРДИ. Хорошо. Я только до вечера кое-какие дела решу и
сразу в путь.
ХАСАЙ-ХАН. Подожди. (Подходит к столу, открывает ящик, берет
деньги.) Вот, возьми. Перепоручи все дела и в течение часа выезжай. По дороге
зайдешь, заберешь письмо. Иди, собирайся.
ХАГВЕРДИ (взяв деньги). Договорились. Через час я здесь.
Отсюда и отправлюсь.
Хагверди уходит. Хасай-хан садится за стол и начинает писать письмо.
Часы пробивают час дня.
Вторая сцена
Баку. Гостиная комната. Из окна доносятся звуки азана.
В комнате в кресле за вышиванием сидит Хуршидбану.
Входит Хасай-хан.
ХАСАЙ-ХАН. Дорогая, к нам едет Александр Дюма!
ХУРШИДБАНУ. Дюма в Баку?! Этого не может быть! Так вот что
было в письме!
ХАСАЙ-ХАН. Об этом сюрпризе я тебе и говорил! Я мечтал
познакомиться с Александром Дюма, а главное, мне не терпится ему представить
мою ханшу – цветок азербайджанской поэзии. Мой редкий цветок!
ХУРШИДБАНУ. Ну, будет тебе. Не смущай. Во сколько он
подъедет?
ХАСАЙ-ХАН. После обеда. Они обедают у Пигулевских.
К нам приедут на чай. Потом мы поедем смотреть огни Баку. Там же поужинаем. Я
уже все организовал.
ХУРШИДБАНУ. Мне нужно надеть национальное платье. Я мигом!
С этими словами ханша выходит из комнаты.
Хасай хан подходит к столу, где
лежит исписанный лист бумаги и читает одно из стихотворений Хуршидбану
Натаван.
В комнату входит Хуршидбану в
красивом национальном платье.
ХАСАЙ-ХАН (с листом бумаги в руках, с восхищением смотря на жену).
Моя роскошная ханым!.. Ты почитаешь за чаем свои
стихи?
ХУРШИДБАНУ. Но у меня нет переводов...
ХАСАЙ-ХАН. Дорогая, у поэзии один язык.
ХУРШИДБАНУ. Язык искусства. Ты прав. Я же люблю французскую
поэзию, особенно в твоем прочтении, несмотря на свое поверхностное знание французского. Ах! Как же я буду общаться с писателем?
ХАСАЙ-ХАН (смеясь). Стихами!
ХУРШИДБАНУ. Ох, Хасай-хан! Я
сейчас поняла, почему ты всю дорогу говорил со мной по-французски! Хитрец,
однако.
ХАСАЙ-ХАН (смеясь). Не будь я таким, ты бы отвергла меня,
как отвергала всех простодушных, бесхитростных женихов.
ХУРШИДБАНУ. Да полно тебе! Меня покорила вовсе не хитрость.
ХАСАЙ-ХАН (серьезно). А что?
ХУРШИДБАНУ. Огонь, полыхавший в твоем сердце и отражавшийся
в глазах.
ХАСАЙ-ХАН. Милая моя!..
В этот момент входит Гюльнар и
объявляет о приезде гостей – Александра Дюма и художника Муане.
Хасай-хан с поспешностью выходит навстречу гостям.
Они обмениваются приветствиями.
ХАСАЙ-ХАН. Позвольте представить вам мою супругу, гарабахскую ханшу Хуршидбану.
Дюма и Муане кланяются.
ХУРШИДБАНУ (в легком реверансе). Очень рады вам, мсье Дюма и
мсье Муане. Добро пожаловать в Баку!
МУАНЕ. Мерси, мадам.
ДЮМА. Мерси, Хуршудбану ханым.
ХАСАЙ-ХАН (обращаясь к гостям). Как вы доехали?
ДЮМА. Пришлось выпрягать лошадей и пускать их гуськом по
этим узким улицам. Как раз нужно было растрястись после сытного и вкусного
обеда, которым нас угостило чудное семейство Пигулевских.
ХАСАЙ-ХАН. О, да! Пигулевские
милые, замечательные люди. А в узких улочках Ичеришехер
все очарование нашего города.
ДЮМА. Очарование вашего города – Каспийское море с
жемчужиной у его берегов – Девичьей башней. Этакий символ девичьей невинности.
ХУРШИДБАНУ (залившись краской). У меня эта башня всегда
вызывала чувство грусти.
В комнату входит Гюльнар с
подносом с чайными принадлежностями.
За ней входит Хагверди.
ХАСАЙ-ХАН. А вот и наш друг – так вовремя. Познакомьтесь:
это наш шушинский друг Хагверди-ага.
(Обращаясь к Хагверди.) Познакомься, это наши дорогие
и славные гости из Франции – Александр Дюма и Жан-Пьер Муане.
ХАГВЕРДИ (на азербайджанском). О, сам Александр Дюма здесь!
Очень рад знакомству! И с вами, мсье (обращаясь к Муане.)
Обмениваются приветствиями.
ХАСАЙ-ХАН. Хагверди не знает французского, но знает язык гарабахских
соловьев! Ты же нам споешь, Хагверди-ага?
ХАГВЕРДИ. Обязательно спою.
ХАСАЙ-ХАН. Ну, а пока давайте пройдем к столу.
ДЮМА. У вас отменный французский, Хасай-хан! (Смеясь, добавляет.) Хотя, ни слова не говоря
по-французски, г-н Пигулевский произносил каждое
русское слово так выразительно, что мы понимали все, что он хочет сказать.
ХАСАЙ-ХАН. Г-ну Пигулевскому не
посчастливилось учиться в Париже.
ДЮМА. А я сразу понял, что вы учились в Париже! Где именно?
ХАСАЙ-ХАН. В Сен-Сирском военном
колледже.
ДЮМА. Там учился генерал Бонапарт!
ХАСАЙ-ХАН (смеясь). И полковник Уцмиев!
Все смеются и рассаживаются за столом.
ХАСАЙ-ХАН. Что вы успели увидеть в Баку?
МУАНЕ. У меня создалось впечатление, что здесь два города.
Белый Баку и Черный Баку. Я уже вижу, как я это отображу на холсте...
ДЮМА. Абсолютно точно! На первый взгляд — это два города. Новый – застроенный, обрусевший, и старый – древний, персидский, с
минаретами и мечетями. Но на въезде через северные ворота христианская
церковь европейской архитектуры тотчас же выдает и присутствие европейцев.
ХАСАЙ-ХАН. Я думаю, что после вашего путешествия сюда
устремятся европейцы, и еще сколько будет построено!
ХУРШИДБАНУ. Главное, чтобы дух старого города был сохранен!
Вы видели новый сад, который разбили у въезда в город?
ДЮМА. О, да! Красота! В европейском стиле.
ХАСАЙ-ХАН. Расскажите, а как вас встретили на моей родине?
Вы ведь побывали на наших древних кумыкских землях?
ДЮМА. Конечно! Знаете, что самое потрясающее? Я находился
там, где столько раз мысленно путешествовал по карте! Я проехал по калмыцким и
татарским степям. Мы остановились на берегу той самой реки, которая берет
начало у подножия скалы Прометея и несется по земле, где властвовал сам царь Дарий!
ХУРШИДБАНУ. Терек!
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:
"Расступись, о старец-море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить был готов.
Я сынам твоим в забаву
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу
Стадо целое пригнал.
ХАСАЙ-ХАН (с восхищением смотря на жену, встретив ее
благодарный взгляд, с нежностью в голосе подхватывает).
Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит...
ДЮМА (с нескрываемым восторгом, любуясь дуэтом супружеской
пары). Браво! Лермонтов?!
ХАСАЙ-ХАН. Да... Мы дружили.
ДЮМА. Тогда вы знакомы и с Бестужевым-Марлинским?
ХАСАЙ-ХАН. Конечно, мы были большими друзьями.
ДЮМА. Меня потрясла его история любви, которую нам поведали
в Дербенте.
ХАСАЙ-ХАН. С Ольгой Нестерцовой?
ДЮМА. Да! Трагичная история!
ХУРШИДБАНУ. Какие только ошибки мы не совершаем из ревности!
ХАСАЙ-ХАН. И к каким только историческим исходам она не
приводит! Марлинский после того рокового выстрела очень изменился. Он стал искать
смерти, надеясь, видимо, что она соединит его с любимой. Он участвовал во всех
военных походах и, будучи всегда первым и последним в бою, возвращался
невредимым. Только в 41 году он нагнал свою смерть... Сразила ли она его? Тело
его так и не нашли...
ДЮМА. Да, мне рассказали об этом... Тело не было найдено,
несмотря на тщательные поиски...
ХАСАЙ-ХАН. Все, что было найдено – предмет, отмеривший тот
роковой час.
ДЮМА (задумчиво). Часы... Символично... (Пауза.) Но давайте
не будем о печальном! Я лучше расскажу вам о почестях,
с которыми нас встречали на вашей земле! Выехав из Хасав-юрта, мы вступили на
величественную кумыкскую равнину! Наши лошади по грудь утопали в траве! Там
царствовал суровый ветер, но и гостей принимали по-царски!
ХАСАЙ-ХАН (с гордостью). У нас это умеют!
ДЮМА. Вначале нас встретили грациозно бегущие серны и
степенно ступающие олени. А из-под копыт наших лошадей стаями вспархивали
куропатки! Но то, что нас ждало впереди, поистине наполнило мое сердце
гордостью! В двух милях от Хасавюрта гарцевали выехавшие нам навстречу
всадники. Клянусь вам, я не видел ничего живописнее этой вооруженной толпы!
Впереди скакал князь со своим сыном лет двенадцати. Оба были в богатых воинских
костюмах, сверкающих на солнце. Немного позади ехал
татарин дворянского происхождения, далее четыре всадника с соколами и шесть
пажей, за которыми гарцевало около шестидесяти татарских всадников в роскошных
воинских одеждах. С криками "Ура!", размахивая ружьями, они
приветствовали нас!
ХАСАЙ-ХАН. Тридцать лет служения искусству достойно царского
приема!
ДЮМА. Это правда! Я очень много страдал в жизни. Но великий
и милосердный Бог в одно мгновение доставил мне больше радости, чем все враги и
друзья вместе взятые причинили мне боли!
Хагверди вопросительно смотрит на Хасай-хана. Хасай-хан еле заметно
кивает головой, и Хагверди начинает тянуть мугам.
ДЮМА. Браво!.. Поистине – песня соловья!
ХУРШИДБАНУ. Голоса гарабахских
певцов неподражаемы! Спасибо, Хагверди!
МУАНЕ. Действительно, неподражаемо!
ХАГВЕРДИ (густо покраснев). Благодарю вас...
В это время Хуршидбану незаметно
жестом подзывает Гюльнар и что-то шепчет ей на ухо. Гюльнар выходит и через минуту возвращается с ярко расшитым
кисетом.
ХУРШИДБАНУ. Это вам, мсье Дюма. Вы, наверное, слышали, что
пару лет назад в Гарабах приезжал французский ботаник
мсье Жордан, собравший уникальные гарабахские
цветы. Это вдохновило нашего драматурга Мирзу Фатали
Ахундова написать пьесу, которую уже поставили в Петербурге. А меня – расшить
этот кисет, на котором я вышила эти цветы. В середине – уникальнейшая лилия, Хары-бюльбюль.
ДЮМА. О, дорогая! Такой ценный подарок! Благодарю! Я весьма
польщен! (Рассматривая узоры.) Какая красота! О мсье Жордане
я слышал, а вот про пьесу не слыхал.
ХАСАЙ-ХАН. Мирза Фатали большой
друг нашей семьи. Он пишет стихи под псевдонимом Сабухи,
что означает "рассвет". Кстати, Лермонтов брал
уроки азербайджанского у Мирзы Фатали. Если
заедете в Тифлис, обязательно встретьтесь с ним!
ДЮМА. Вы меня заинтриговали. (С трудом выговаривая.) Саг олун! Обязательно встречусь. Но до поездки в Тифлис меня
ждут Шемаха и Нуха.
ХУРШИДБАНУ. В Шемахе обязательно зайдите в древнейшую на
Кавказе мечеть VIII века. А красавица Нуха, уверена,
очарует вас великолепием дворца шекинских ханов,
построенным более 300 лет назад! Мне очень жаль, что вы не сможете заехать к
нам в Гарабах, в Шушу. Наша шушинская
крепость великолепна! Она была заложена первым ханом Гарабахского
ханства Али Ханом Джаванширом. Шушинская
мечеть, албанские храмы – все это вам будет интересно!
ХАСАЙ-ХАН (с любовью смотря на раскрасневшуюся
Хуршидбану, улыбаясь, говорит Хагверди).
Посмотри, как она пылко, с любовью рассказывает о вашей Шуше. (Тихо добавляет.)
Ты успел передать?
ХАГВЕРДИ (тихо). Да, все в порядке. (Громко.) О, да. Я, не
зная языка, сразу понял, о чем говорит ханым.
ДЮМА. Как жаль, что нам не по пути. Мне так хотелось бы
увидеть гарабахских золотых лошадок!
МУАНЕ. Я бы их нарисовал...
ДЮМА (Муане). Увы, Жан-Пьер...
(Бросив взгляд в противоположную сторону комнаты.) А кто у вас играет в нарды?
ХАСАЙ-ХАН. И я, и моя ханым.
ДЮМА. А я пока не одолел эту науку. Хотя у Пигулевских его очаровательнейшая
дочь объяснила мне суть игры. Я предпочитаю играть в шахматы!
ХАСАЙ-ХАН. Мы тоже любим играть в
шахматы, особенно моя ханым.
ХУРШИДБАНУ. Да! Я очень люблю эту древнюю восточную игру!
ДЮМА. Родина этой древневосточной игры – родина героя моего
романа "Граф Монте Кристо".
Аббат Фариа родом из Индии.
ХУРШИДБАНУ (лукаво улыбаясь). Тем не менее, индийская игра
имеет персидское название. "Шах" и "мат" – с персидского означает "властитель умер".
ДЮМА. Вот об этом мы с вами должны обстоятельней поговорить!
Приглашаю вас сыграть партию!
ХУРШИДБАНУ. К сожалению, мы находимся не дома. Здесь у нас
нет шахмат.
ДЮМА. У меня есть! Но не с собой. Завтра до выезда в Шемаху
я зайду к вам на партию. Не возражаете, Хасай-хан?
ХАСАЙ-ХАН. Конечно, мсье Дюма! Милости просим!
ДЮМА. Спасибо! А сейчас продолжим путешествие по ночному
Баку?
ХАСАЙ-ХАН. С удовольствием! Я вам покажу огни нашего города!
Прошу, господа, коней уже запрягли. Увидите, как мчат гарабахские
кони по узким улицам Ичеришехер!
С этими словами все встают из-за стола.
ДЮМА (обращаясь одновременно к Хасай-хану
и Хуршидбану). Надеюсь, мы поедем все вместе?
Хуршидбану едва заметно бросает
вопросительный взгляд на мужа.
ХАСАЙ-ХАН. Несомненно, вместе.
ДЮМА (обращаясь к Гюльнар). До
завтра, мадам.
МУАНЕ. Прощайте, мадам. Спасибо за вкусный чай.
Гюльнар, опустив глаза, тихо
благодарит гостей.
Все покидают гостиную.
Гюльнар, смотря вслед ушедшим,
смахивает слезу...
Третья сцена
Эта же гостиная комната. Ночь. Хуршидбану
что-то пишет при свете свечи. Входит Хасай-хан. Хуршид-бану, не замечая мужа, увлеченно продолжает писать.
ХАСАЙ-ХАН. Душа моя...
ХУРШИДБАНУ. Да, родной?
ХАСАЙ-ХАН. Извини, не хочу отвлекать... Пиши...
ХУРШИДБАНУ. Я уже закончила... Но это набросок. Послушаешь?
ХАСАЙ-ХАН. Конечно, любимая. Я готов слушать тебя ночами
напролет... (Она читает стихи "О разлуке")
ХАСАЙ-ХАН. Хуршидбану!..
ХУРШИДБАНУ. Да, душа моя.
ХАСАЙ-ХАН. Нам надо поговорить.
ХУРШИДБАНУ (улыбаясь). А мы разве молчим?
ХАСАЙ-ХАН. Я бы предпочел молчание. Но мне надо сказать. Я
уезжаю.
ХУРШИДБАНУ (расстроенно). Опять?!
ХАСАЙ-ХАН. Опять. Но на этот раз похоже, что надолго.
ХУРШИДБАНУ. А мы?
ХАСАЙ-ХАН. Я еду домой, но меня отзывают по долгу службы.
Вам ехать со мной небезопасно. Там очень неспокойно... Более того, нам нужно
пустить слух, что мы разводимся.
ХУРШИДБАНУ. Это ещё зачем?!
ХАСАЙ-ХАН. Так надо.
ХУРШИДБАНУ (ревниво). Решил слыть холостым?
ХАСАЙ-ХАН. Ну что ты, милая... Не спрашивай меня о причине.
ХУРШИДБАНУ. Хасай! Что стряслось?
Я должна знать!
ХАСАЙ-ХАН. Милая, я военный. Там сейчас неспокойно, и я
должен находиться там.
ХУРШИДБАНУ. Но там давно неспокойно!
ХАСАЙ-ХАН. Значит, пока обходились без меня.
ХУРШИДБАНУ. Как долго ты там будешь?
ХАСАЙ-ХАН. Не знаю, родная...
ХУРШИДБАНУ. Почему мы должны говорить, что мы разводимся?
ХАСАЙ-ХАН. Для вашей безопасности. Думай о детях, душа
моя... Скажи, ты мне веришь?
ХУРШИДБАНУ. Да.
ХАСАЙ-ХАН. Тогда доверься мне. Так надо: мы всем говорим о
том, что мы решили развестись. И я уезжаю к себе домой, в Дагестан.
ХУРШИДБАНУ. А я уезжаю к себе домой в Гарабах?!
ХАСАЙ-ХАН (обнимает жену). Тише-тише... Любимая... Я
вспомнил рубаи Мехсети Гянджеви, которые ты мне прочла в ту ночь... Помнишь?
ХУРШИДБАНУ (тихо читает):
Эта ночь нам дана для любви, не усни!
Пусть желанье бунтует в крови, не усни!
Томных глаз не смыкай, о, возлюбленный мой,
Прилетевшее счастье лови, не усни!
Свет гаснет.
Четвёртая сцена
На сцене журнальный столик и два кресла. В одном из них,
склонившись над книгой, сидит Хуршидбану в лиловом
платке, бирюзовом длинном приталенном платье, затянутом лиловым кушаком.
Подходит Гюльнар.
ГЮЛЬНАР. Хуршидбану ханым, мсье Дюма пришел.
ХУРШИДБАНУ. Проводи его в комнату.
Встает, идет навстречу Дюма.
ДЮМА. Бонжур, мадам.
ХУРШИДБАНУ. Бонжур, мсье Дюма.
ДЮМА. Вы очаровательно выглядите! Вам очень идут эти яркие
тона.
ХУРШИДБАНУ. Благодарю, мсье. Чай или кофе?
ДЮМА. Здесь я пью исключительно чай! Он у вас изумительно
вкусный!
ХУРШИДБАНУ. Гюльнар, принеси,
пожалуйста, нам чай. (Обращаясь к Дюма.) Хасай-хан
просил извиниться. Он будет чуть позже.
ДЮМА. Тем меньше шансов у него болеть за свою
ханым!
ХУРШИДБАНУ (слегка смущенно). Пройдемте?
Хуршидбану жестом приглашает Дюма
сесть.
Дюма достаёт из дорожной сумки небольшой футляр, в котором
находятся небольшие фигурки цвета слоновой кости и серо-голубого.
ХУРШИДБАНУ. Какие чудные фигурки!
ДЮМА (стихами, чуть пафосно). Их вырезали эти руки
(Раскрывая свои большие ладони.)
ХУРШИДБАНУ (подхватывая ритм). Ах, сколько в вас талантов!
Браво!
ДЮМА (чуть поклонившись). Таланту вашему нет равных.
ХУРШИДБАНУ. Мерси, мсье. Начнем?
ДЮМА. Начнем.
ХУРШИДБАНУ (взяв в руки одну из фигурок серо-голубого
цвета). Я выбираю голубые! Цвет неба...
ДЮМА. Пасмурного?
ХУРШИДБАНУ. Нет... Рассветного, но
при луне...
ДЮМА. Прекрасен выбор, дорогая!
Играют.
ДЮМА. Вы мне прочитаете одно из своих любимых стихотворений?
ХУРШИДБАНУ (читает стихи на азербайджанском).
ДЮМА. Какая прекрасная музыка! Мне кажется, я услышал стон
ветра, рокот каспийских волн...
ХУРШИДБАНУ (смеясь). И надвигающийся "шах"!
ДЮМА (положив руку на руку Хуршидбану,
держащую фигурку короля). Немилосердная шахиня!
ХУРШИДБАНУ (смотря смело в глаза). И гнев ее – одна
стихия!..
ДЮМА. А в наказании – есть страсть?
ХУРШИДБАНУ. В той страсти – избранным сгорать...
ДЮМА. Хуршидбану!
ХУРШИДБАНУ. Уи, Александр! (Смотря
в глаза.) Продолжим?
ДЮМА. Да, конечно. (Передвигает фигуру.)
ХУРШИДБАНУ. Какая быстрая ладья! (Смеясь.) Не в ней ли
капитан – Дюма?
ДЮМА. Он у штурвала! (Смеясь.) Он!
ХУРШИДБАНУ. Что ж... (Передвигает фигурку.) Мат!
ДЮМА (хватается за голову). Сойду сегодня я с ума!!!
ХУРШИДБАНУ. Теперь вы верите, что эта игра – персидского
происхождения?
ДЮМА (смеясь). Теперь я уже сомневаюсь и в своем
происхождении! (Пауза. Посмотрев на
часы.) Сейчас Муане подъедет.
ХУРШИДБАНУ. Да, и меня ждут дети. И князь вот-вот подойдет.
ДЮМА (протягивая шахматы). Примите этот скромный дар...
ХУРШИДБАНУ. Ну что вы! Благодарю...
ДЮМА. Не стоит! Вы заслужили их! Хуршидбану!
ХУРШИДБАНУ: Да, Александр?
ДЮМА (пауза). Вы счастливы?
ХУРШИДБАНУ (смутившись). У нас об этом ходят толки.
Перевирают мои стихи. Почему вы интересуетесь?
ДЮМА. Простите...
ХУРШИДБАНУ. Из любопытства?
ДЮМА. Не помышляя вас обидеть. Вы сегодня другая. Мне
показалось, что вы протестуете...
ХУРШИДБАНУ. Протестую?
ДЮМА. Да. В любом протесте есть корень недовольства,
несчастья...
ХУРШИДБАНУ. Вы хорошо разбираетесь в психологии...
ДЮМА. В этом часть моей профессии драматурга.
ХУРШИДБАНУ. Вы большой драматург. Мы решили расстаться с Хасай-ханом.
ДЮМА. Расстаться? Но вы такая прекрасная пара! Я любовался
вами вчера...
ХУРШИДБАНУ. Да, наверное... Мы любим друг друга.
ДЮМА. Тогда в чем дело?
ХУРШИДБАНУ. Хасай-хан уезжает в
Дагестан. Отзывают по роду службы. Я с детьми не поеду.
ДЮМА. Простите, что вмешиваюсь. Но почему?
ХУРШИДБАНУ: Прежде всего потому,
что я не смогу надолго оставить ханство.
ДЮМА. Не смею советовать. Но у нас, французов, есть такая
пословица – Chacun est l’artisan de son
bonheur.
ХУРШИДБАНУ. Да. Каждый кузнец своего счастья... А у нас
говорят: когда судьба против тебя ополчилась, собственная собака укусит.
Входит Хасай-хан.
ХАСАЙ-ХАН. Кого это собака собралась кусать?
ДЮМА (улыбаясь). Да вот, ханым
меня учит азербайджанским пословицам. Ваша жена обыграла меня в шахматы!
ХУРШИДБАНУ (улыбаясь). И вот что получила в награду!
(Показывая на шахматы).
ХАСАЙ-ХАН. Какая красота! Спасибо, мсье Дюма!
ДЮМА. Ну что вы! Позвольте мне и вам вручить мой скромный
дар, Хасай-хан. Это револьвер фабрики парижского
оружейного мастера.
ХАСАЙ-ХАН. О! Мне, право, неловко, но приятно – я
коллекционирую оружие.
ДЮМА. Я это уже успел заметить. Такого револьвера у вас не
было!
ХАСАЙ-ХАН. Не было. Спасибо, мсье Дюма. Весьма польщен. С
сегодняшнего дня он будет всегда со мной.
ДЮМА. Да хранит вас милосердный Бог! Ну что ж, мне пора,
друзья! Надеюсь, что мы с вами еще увидимся! Берегите себя!
ХАСАЙ-ХАН. Я провожу вас!
Прощаются. Свет гаснет.
Пятая сцена
Баку. Комната. Убранство восточное. Хуршидбану
сидит за столом и пишет.
Читает чуть слышно стихи. Заходит Хасай-хан.
ХАСАЙ-ХАН. Моя умница! Расскажи, как ты его обыграла в
шахматы?
ХУРШИДБАНУ (отрываясь от письма, улыбаясь). Ну, как? Не
знаю... Взгляни на фигурки! Разве не произведение искусства? А главное – эти
фигурки вырезал он сам!
ХАСАЙ-ХАН (немного с ревностью; подойдя к столу, взяв в руки
фигурку короля). Хмм... Да, изысканно!.. Талант!
(Украдкой взглянув на лист бумаги.) А ты что-то новое написала?
ХУРШИДБАНУ. Да, хочешь послушать?
ХАСАЙ-ХАН. Конечно, дорогая!
Хуршидбану читает вслух газель
"Гвоздика".
ХАСАЙ-ХАН. Прекрасно! Я бы рискнул перевести...
ХУРШИДБАНУ. О, неужели я тебя вдохновила?
ХАСАЙ-ХАН. Всего лишь гвоздика!
ХУРШИДБАНУ. Ах вот ты как!
ХАСАЙ-ХАН. Дорогая! Ты меня вдохновляешь второй десяток лет
(Обнимает.)
Хуршидбану ускользает из объятий.
ХУРШИДБАНУ. Хасай-бей!
ХАСАЙ-ХАН. Да, милая?
ХУРШИДБАНУ. Нам надо поговорить ...
ХАСАЙ-ХАН (улыбаясь). А мы разве не этим заняты?
ХУРШИДБАНУ. Александр интересовался нашими
взаимоотношениями.
ХАСАЙ-ХАН. Дюма? С чего бы это? И что ты ему ответила?
ХУРШИДБАНУ (иронично). Все по инструкции! Сказала, что мы
решили расстаться. Он поинтересовался причиной. Я ему ответила, что тебя
отзывают на родину, что там неспокойно, а я с детьми должна вернуться к себе на
родину.
Хасай-хан подходит вплотную к
жене.
ХАСАЙ-ХАН. Странно, что он этим интересовался...
ХУРШИДБАНУ. Странно все то, что происходит с нами...
ХАСАЙ-ХАН. Хуршидбану! Я не могу
не ехать...
ХУРШИДБАНУ: Понимаю... Я привыкла к твоим отъездам. И как
долго я буду всем говорить о нашем решении расстаться?
ХАСАЙ-ХАН. Мы... Мы должны официально развестись.
ХУРШИДБАНУ. Что?!
ХАСАЙ-ХАН (с нежностью прикрыв ей рот). Не спрашивай о
причине. Так нужно.
ХУРШИДБАНУ. Что? Но это невозможно! Это шутка?
ХАСАЙ-ХАН. Если бы...
ХУРШИДБАНУ. Нет!.. Сколько радости мы доставим нашим злопыхателям!
ХАСАЙ-ХАН. Меня это меньше всего заботит!
ХУРШИДБАНУ. А что тебя заботит?!
ХАСАЙ-ХАН. Не спрашивай. Но мне нужно срочно ехать. Похоже,
что очень надолго... Мы должны развестись, и все должны узнать о нашем разводе.
ХУРШИДБАНУ. Я ничего не понимаю.
ХАСАЙ-ХАН. Когда-нибудь ты все поймёшь... Я очень горжусь
тобой! Ты заслуживаешь... (Пытается обнять. Она ускользает из объятий.)
ХУРШИДБАНУ. Мне нужно собираться. Срочно!
ХАСАЙ-ХАН. Хуршидбану! Я люблю
тебя так, как никого никогда не любил!
ХУРШИДБАНУ. Хасай! (Бросается в
его объятия и плачет.)
Бьют часы. Час дня.
Шестая сцена
Май, 1867 год. Шуша. Гостиная. В кресле за журнальным
столиком сидит Натаван. Перед ней шахматы. Играет
сама с собой.
ХУРШИДБАНУ. О! Сегодня армия белых сильнее. (С этими словами
она передвигает белую фигурку.) Мат! (За окном гремит гром.) Гюльнар! (Входит Гюльнар.) Гюльнар, закрой, пожалуйста, ставни.
ГЮЛЬНАР (подходя к окну). Кто это к нам в такую непогоду
пожаловал? (Закрывает быстро ставни.) Пойду вниз, посмотрю. (Уходит.)
Хуршидбану встает, подходит к
окну, открывает ставни и смотрит в окно.
ГЮЛЬНАР. Хуршидбану ханым, Хагверди приехал.
ХУРШИДБАНУ. Хагверди? Давно он к
нам не приезжал... Пусть войдёт.
Входит Хагверди.
ХУРШИДБАНУ. Добро пожаловать, давно вас не было видно.
Забыли нас?
ХАГВЕРДИ. Ну что вы, Хуршидбану ханым. Просто давно не приезжал в Шушу. Сколько лет
беспрерывной службы с переводами из одного места в другое... Но я в курсе всех
перемен в Шуше. И хочу поздравить вас с победой нашего золотогнедого
гарабахского красавца "Хана"! Надо же, на
парижской конной выставке победил! Народ благословляет вас, Хуршидбану
ханым!
ХУРШИДБАНУ. Спасибо, Хагверди. Наш
жеребец и правда молодец — не подвел нас! А я выполняю
свой долг дочери. Благословлять надо нашу землю. А как там мой любимый город?
ХАГВЕРДИ. Из Тифлиса меня перевели в Баку три года назад, а
сейчас в Гянжду переводят. Я тоже скучаю по Тифлису.
По тем счастливым дням!
ХУРШИДБАНУ: Да... Дни пролетели... А как Мирза Фатали поживает, не знаешь?
ХАГВЕРДИ. Последний раз я его видел несколько месяцев назад,
когда он собирался в Константинополь. Он сейчас занят преобразованием нашего
алфавита. К Европе тянемся.
ХУРШИДБАНУ (задумчиво). К Европе? Интересно... Мирза Фатали всегда имел очень прогрессивные взгляды. Они с Хасаем часами беседовали... Сколько Мирзу Фатали не видела... Больше семи лет... Последний раз мы
виделись в Тифлисе. (Пауза.) Он все препятствовал нашему разводу. Говорил:
"Доченька, он – тебе опора, ты – ему... Подумайте о
детях – вы их так долго ждали"… (Хагверди
пристально смотрит в глаза Хуршидбану. Она
отводит взгляд. Зовёт Гюльнар.)
Гюльнар, принеси нам чай, пожалуйста.
ХАГВЕРДИ. К чему столько хлопот? Спасибо...
ХУРШИДБАНУ. Кстати, вы слышали что-нибудь о покушении на
царя?
ХАГВЕРДИ. Да. Два года подряд пытаются убить. Второй год –
весной! Удивительно...
ХУРШИДБАНУ. Как у Платона? Не удивляйся происходящему, ибо
ничто не происходит случайно...
ХАГВЕРДИ. Все идет так, как должно идти.
ХУРШИДБАНУ. Да... (Пауза.) Каракозов мусульманин был, не
знаете?
ХАГВЕРДИ. Не уверен. Имя Дмитрий. Хотя фамилия означает
"черноглазый".
ХУРШИДБАНУ. Ну так тюркские слова
всегда заимствовали соседи...
ХАГВЕРДИ. Это правда. Его сразу казнили, а вот Березовского,
совершившего второе покушение на царя пару дней назад в Париже, будут судить.
Его оправдание – месть за подавление Россией польского восстания. Мстил за свой
народ... Думаю, что в Париже его не приговорят к казни, как это сделали в
России с Каракозовым.
ХУРШИДБАНУ: В Париже... Мы с Хасаем
все мечтали вместе туда поехать. Нас и Дюма приглашал... Вот (указывая на
раскрытую дощечку с шахматами) – все, что осталось от тех грез... Погубит Хасая его верность империи!..
ХАГВЕРДИ. Хуршидбану ханым... (Пауза.)
ХУРШИДБАНУ (смотря в глаза Хагверди).
Нет... Ты с чем приехал?
ХАГВЕРДИ. Хуршидбану ханым!
ХУРШИДБАНУ. Неправда... Уходи!
ХАГВЕРДИ. Правда. Но... Вы должны меня выслушать...
Хуршидбану плачет. Хагверди ее успокаивает.
ХУРШИДБАНУ (вытерев слезы). Я в порядке. Хочу все знать.
Говорите!
ХАГВЕРДИ. Конечно... Помните тот день в Тифлисе, когда Хасаю пришло письмо? Ему пришло письмо от Барятинского. Его
отозвали в Дагестан. Ему предстояло возглавить ряд операций по окончательному
подавлению борьбы Шамиля и насильственному переселению горцев из Дагестана в
Анатолию. Он не мог отказаться, но и не мог выполнить это задание. Отказаться
не мог из-за вас, из-за семьи... Хасай-хан в тот же
день написал письмо, которое попросил меня передать в Баку для дальнейшей
передачи в Константинополь.
ХУРШИДБАНУ. В Константинополь?
ХАГВЕРДИ. Да. Он был знаком с Ибрахимом
Шинаси.
ХУРШИДБАНУ. Да, я слышала это имя... От Мирзы Фатали.
ХАГВЕРДИ. Возможно, они знакомы... Так вот, он написал
письмо, адресованное Ибрахиму. Но содержания письма я
не видел. Вернее... Я не должен был видеть. Но я прочел его...
ХУРШИДБАНУ. Вы не передали письмо?
ХАГВЕРДИ. Передал.
ХУРШИДБАНУ. Что было в письме?
ХАГВЕРДИ. Он писал о сложившейся ситуации, о его несогласии
с политикой царя по отношению к горцам. О его разочаровании. Глубоком разочаровании. И о согласии присоединиться к движению
"Свобода рвения".
ХУРШИДБАНУ. Что это за движение ?
ХАГВЕРДИ. Они строят новый мир. Так вот, две операции по
насильственному переселению горцев возглавлял Хасай-хан.
Но они, вопреки ожиданиям царя, были переселены не в центр Анатолии, а на северную
границу Великой Порты с Россией. Таким образом, планы царя по наполнению чрева
вражеской ему страны бунтарями не осуществилось. Они были расселены на границе.
Таким образом, в случае любого столкновения турков с
русскими, оружие переселенных горцев обернется против русских. Царь понял, что
к этому причастен Хаджи Хасай, поэтому и сослал его в
Воронеж.
ХУРШИДБАНУ. Его убили?
ХАГВЕРДИ (опустив глаза). Они говорят – самоубийство...
ХУРШИДБАНУ. Вы же понимаете, что Хаджи не мог убить себя...
(Плачет.)
ХАГВЕРДИ. Да...
ХУРШИДБАНУ. Почему он мне ничего не сказал?
ХАГВЕРДИ. Чтобы вы не ждали. Тогда вы не создали бы вторую
семью. Он хотел, чтобы вы были счастливы. Он очень гордился вами... Хаджи Хасай был великим человеком...
ХУРШИДБАНУ. Почему вы мне не сказали об этом?
ХАГВЕРДИ. Это изменило бы что-то?
За окном гремит гром.
Хуршидбану плачет.
Свет гаснет.
Эпилог
Темная комната. Та же обстановка, что в прологе. На столе:
исписанные листы
бумаги, ручка, пепельница с окурками, сигареты, зажигалка и
шахматы.
За шахматной игрой ОН и ОНА.
ОН – материализовавшийся "голос" в белом.
ОНА – Женщина в современной чёрной одежде.
ОН. Это изменило бы что-то?
ОНА (передвигая одну из фигур). По крайней мере, она успела
бы ему сказать, как она его любит. Все надо делать вовремя! Каждый день, каждый
час может оказаться последним.
ОН. Каждый миг. И каждый ход. (Передвигая фигуру.) Мат.
ОНА. Когда судьба против тебя ополчится, собственная собака
укусит...
ОН. Ты должна перестать себя обвинять. Как там у Платона?
"Не удивляйся происходящему, ибо ничто не происходит
случайно..."
ОНА. Подожди... А куда делись остальные фигуры?
ОН. Их давно нет. Мы с тобой играли этими.
ОНА. Странно... Послушай! Мне нужна твоя помощь. Он мне
часто говорил, что я похожа на нее, хотя она, Хуршидбану
Натаван, по каджарской
линии была его родственницей. А он – очень напоминал мне Хасай-хана!
ОН. Да. Похожи. И похоже, что убили
их из одного оружия! Правда, с разницей почти в два века!
ОНА: Именно! У меня есть доказательства этого!
ОН: У тебя их уже нет.
ОНА: Они отняли у меня телефон с его последним сообщением,
но они не могут отнять у меня память!
ОН: Могут. Что было в сообщении, помнишь?
ОНА: Да.
ОН: Что?
ОНА: Он написал мне, что им удалось всё отснять.
ОН: И всё?
ОНА: Да.
ОН (вплотную подойдя к ней и смотря в глаза): Повтори еще
раз.
В это время в комнату входит врач с инъекцией в руках.
ОНА (заметив врача). Я… Я… Не
помню… Я…
ОН: Бессмысленная затея.
ОНА (Плачет).
ОН. Успокойся. Как я могу помочь тебе?
ОНА. Помоги...
Врач, не видя ЕГО, направляется к ней.
ОНА подносит зажигалку к сигарете, делая вид, что
закуривает,
но поджигает исписанные листы бумаги.
Врач стремительно направляется к ней.
ОНА (вскакивая с места и прячась за ЕГО спиной). Нет! Нет!
Не трогайте меня! Где мой телефон?! Где остальные фигуры?!..
ОН, пытаясь ее защитить, обнимает ее.
ОНА: Все надо делать вовремя! Каждый день, каждый час может…
Первые аккорды "Танго смерти" обрывают ее слова.
Пламя растет, остальная часть сцены погружается в темноту.
ОН и ОНА в освещенной части танцуют танго.
Свет гаснет.
ЛЕЙЛА БЕГИМ
Литературный
Азербайджан.- 2019.- № 4.-С.17-33.