Становление и развитие драматического рода в азербайджанской литературе

После Ахундова, своими поисками мастерства больше всех привлекает внимание А.Ахвердиев. Первое драматическое произведение А.Ахвердиева — «Не попробовав ложку дегтя, не узнаешь вкуса меда» написано в 1892 году.

Знаменательным событием в драматургическом творчестве автора стала трагедия «Разрушенный очаг» (1896). Начиная с этой трагедии, в большинстве драматических произведений Ахвердиева понятие сцена и занавес выражают разное значение. Занавес по сравнению со сценой меньше и иногда называется «ниммеджлис» (как в «Ага Мохаммед шах Гаджаре»). В этом произведении автор уделяет место незначительным для традиционной театральной сцены до Н.Везирова пространствам — холму, роднику, горам, долине. Природа здесь представлена не только в безмолвном состоянии, но и в дождь, гром, под звуками сов.

Здесь нашло свое отражение также идущая от античной литературы и драматургии эпохи Возрождения особенность — наказание духов, осуществление проклятий соответственно национальным поверьям (проклятие Назлы-ханум), привидение (как дух Наджаф-бека привиделся Соне-ханум), подтверждение истиной греха Наждаф-бека при помощи природы (вой сов, гром). События здесь доходят до кульминации в проклятии Назлы-ханум, а затем начинается развязка — «разрушение имения» Наджаф-бека, и в его имении воет сова. Неслучайно произведение названо «Разрушенный очаг».

Один из наиболее распространенных в народе проклятии гласит: «Чтобы разрушился твой очаг». Как и трагедия Н.Везирова «Горе Фахреддина», «Разрушенный очаг» также начинается с монолога и заканчивается им (первый и последний монологи Наджаф-бека). Расстояние между этими двумя монологами — дорога в трагедию, пространство трагедии.

Перед тем, как подытожить события в трагедии автор впервые в азербайджанской драматургии использует монолог с повествованием. В четвертой сцене Наджаф-бек рассказывает Абдулу Исмаилу все то, что с ним приключилось в течение восьми лет. Под конец Наджаф-бек выходит на сцену и его жалкой судьбе приходит конец. В драме использованы также отрывки из песен и стихов. Они звучат не как фон, как в «Горе Фахреддина», а устами образов. Однако песня, исполняющаяся при последнем издыхании Сулейман-бека ребятами, которые при этом его не видят, выполняет художественную функцию, как и фон в «Горе Фахреддина».

Самым значительным в смысле поэтики и по занимаемому месту в истории драматургии является драма А.Ахвердиева «Пери Джаду» (1901). Поиски автора с точки зрения вклада в драматургию национальных поэтических элементов достигают в этом произведении своего пика.

М.Ф.Ахундов, оказав историческую услугу, создал в литературе новый жанр, этим он как бы выразил следующую мысль: «можно писать и так, а не только как мы привыкли». Ахвердиев же развил эту идею и стал создателем мысли о том, что эффективные сцены можно создать не только жизненными образами, видеть которые в театре мы привыкли, но и образами, о которых мы слышали и не желаем видеть (Иблис, призраки, дервиш, колдун и т.д.).

Как и образы, большинство событий имеют непривычный для театра вид. Впервые на сцене появляется огонь, напоминающий волшебные сказки. До Ахвердиева Ибрагимхалил-алхимик М.Ф.Ахундова также внес в сцену огонь. Но тот огонь был связан не с мистическими силами, а мастерством самого алхимика.

А.Ахвердиев первым принес в национальную драматургию затейника из народной драмы и Косу, лысого из сказок, героев анекдотов, образ шута, похожего на шута из «Тысячи и одной ночи». Шут, который высмеивает Шамама-джаду и забавляет остальных, вошел в драматическую литературу как предшественник Цыпленка в «Хромом Тимуре», Шута в «Вагифе».

Следует отметить, что в трагедии «Отелло» Шекспира также имеется образ Шута. Но здесь вместе с разоблачением проступков других, Шут и сам включается в тайные проделки — чтобы передать весть Эмилии от Кассио, он берет у него золотые монеты. Бывший уродливым внешне, он становится уродливым и в поступках, что и отличает его от традиционного шута-разоблачителя Востока.

Образ Дервиша в истинном понимании до «Шейх Санана» Г.Джавида мы видим в «Пери Джаду». Дервиши, участвующие в комедиях Ахундова «История моллы Ибрагимхалила-алхимика» и «История мсъе Жордана, врача-ботаника и дервиша Мастали-шаха, известного колдуна» — не тот Дервиш, который занимает особое место в восточной системе религиозного и философского мышления, а просто комические образы. В «Пери Джаду» Дервиш выступает в роли посредника справедливости. Он приглашает Пери на путь истины.

Условные образы в пьесе автор сам характеризует следующим образом: «В душе Пери борются два чувства. Желание в облике иблиса тянет в сторону борьбы, разум же в лице Шейха (Дервиша — Т.М.) советует терпение. Эти двое олицетворяют две основы в его душе. Мелкие же чертенята — его проявления. Скрытые желания сбивающие человека с верного пути, возникают в лице Шамама джаду. Эта старуха есть в натуре и Гурбана, и Хафизы-ханум, и Пери и ставит их в путь легкого достижения счастья, а затем уничтожает.»

С участием мнимых сил с драматическом жанре мы встречаемся в творчестве Шекспира, Лопе де Вега, Гете. Однако А.Ахвердиев использует эти силы соответственно национальной мифологии и памяти, в то же время психологической структуре нового этапа истории. Это было блистательное литературное открытие в истории азербайджанской драматургии, когда автор создает свою концепцию о человеческой психологии и психологические состояния вводит в образы. В азербайджанской литературе это настолько необычное событие, что в этом состоит ключ ко многим загадкам художественного мастерства драматургии, а также прозы XX века. Одновременно в этом стиле выражения можно найти и параллели с новшествами в мировом художественном творчестве, возникшими в конце XIX, начале XX века.

Впервые в азербайджанской драматургии в «Пери Джаду» использовано отдельное предисловие. Несмотря на то, что «Горе Фахреддина» и «Разрушенный очаг» начинались с монолога, похожего на предисловие, первое совершенное предисловие имеется именно в «Пери Джаду». Здесь описана жизнь Пери до ее превращения в колдунью и то, как перед силами зла в безвыходном положении она поддалась иблису. Настоящее же содержание пъесы — это приключения Пери-колдуньи.

Другим произведением А.Ахвердиева, ставшим событием в истории драматургии, является «Ага Мохаммед шах Гаджар» (1907). Хотя в начале пъесы предисловие не отделено отдельным заголовком, разговор ширазцев в первоначальной сцене и монолог Ага Мухаммед-хана о прошлых событиях носят характер предисловия.

Как и в «Надир-шахе», в этой исторической трагедии впервые создана драма в 9 действиях. И впервые на сцену выходит такое количество образов. Из-за большого количества участников в каждой сцене они представляются в отдельности. В первой сцене представлено 14 человек и дополнительно массовые образы — полководцы, пленные, воины; во второй — 10 человек и дополнительно слуги; в третьей — 11 человек и еще полководцы, гонцы, слуги, воины; в четвертой — 10 человек и еще воины, слуги; в пятой — 6 человек. Чтобы оживить сложные сцены, расширяются ее ремарки.

Как и Н.Везиров, А.Ахвердиев также писал краткие водевили и адаптировал водевиль «Кто виноват?» русского писателя С.Яковлева. Написанная в 1911 году пъеса «Привидение» интересна с точки зрения документальной драмы. Продолжив эту традицию, он затем написал документальную драму о Г.Араблинском.

В «Пери Джаду» и «Разрушенном очаге» видно, насколько сильным была тяга А.Ахвердиева к народным поверьям, мифологической памяти, сказочным сюжетам. Этот интерес в нем продолжался до конца творчества, и в пьесах «Красная старуха» (1921), «Двери справедливости» (1926) он использовал и условно-мифические образы, и сказочные сюжеты.

Другая традиция, стабилизированная в драматургии А.Ахвердиевым — это включение в нее элементов музыки, народных песен, отрывков их отдельных мугамов. Правда, и другие азербайджанские драматурги это делали, но Ахвердиев превратил национальную музыку в неразрывный компонент драматургии. Этим он как бы сформировал зачатки музыкальных театральных произведений, которые будут созданы в XX веке.

В общей картине поисков, проводимых для обогащения драматического жанра, ясно проявляется направление национализации структуры драматического жанра, входящее в литературу в XIX веке. Таким образом, драматурги XX века если и пользовались другими традициями, но еще и продолжали развивать готовые национальные традиции.

Окончание

Новое время.-2023. - 18 мая - С.13.