Физули глазами своих современников (XVI-XVII вв.)

Великий азербайджанский поэт, гениальный мастер слова Физули является одним из выдающихся корифеев мировой лирики.

В беспросветные годы феодального средневековья, когда средства связи находились в примитивном состоянии, стихи Физули облетали разные страны Востока, переходили из рук в руки и заучивались наизусть. В результате, его произведения приобрели широкую популярность далеко за пределами его родины — среди уйгур в Китае, узбеков и таджиков в Средней Азии, в Туркменистне, в Турции, Болгарии, Иране и Египте, и во многих других странах.

Когда Физули обрел славу мастера поэзии, его произведения стали читаться с любовью не только в той среде, в которой он жил и творил, но и далеко за ее пределами, на всем Ближнем Востоке, в частности, в тех странах, где азербайджанский язык был понятен.

Сила поэтических творений Физули, прославившегося еще в молодые годы, привлекла к себе внимание современных поэту ценителей изящной словесности. Этим объясняется тот факт, что еще при жизни Физули современные ему тезкиреписцы и литературоведы заговорили о нем, о его поэтическом мастерстве.

Начиная с середины XVI века все тезкирелисцы сообщают сведения, приводят образцы его стихов и со свойственным им красноречием восхваляют их.

Одним из таких тезкиреписцев, первым сообщившим нам о Физули, является Лятифи из Кастамону (умер в 1582 году).

В своем тезкире, законченном еще в 1546 году, Лятифи пишет: «Физули Багдади — один из признанных поэтов того времени. Он обладает пленительной манерой изложения, близкой к манере Навои, и изумительным стилем стихотворства. В манере изложения он зачинатель, а в способе сочинения — изобретатель».

Эти строки имеют в некотором отношении историческую и научную ценность. Прежде всего, из этих строк явствует, что еще с середины XVI века произведения Физули пользовались большой популярностью в Малой Азии. Вместе с тем османские литературоведы еще тогда рассматривали Физули как основателя своеобразного направления в искусстве, новой школы в поэзии, отличавшейся своей оригинальностью.

Весьма любопытен тот факт, что Лятифи отличает Физули, по языку и стилю, от малоазиатских поэтов. Лятифи подчеркивает близость манеры и стиля Физули к Навои, говоря, что «он обладает пленительной манерой изложения, близкой к манере Навои» и т. д.

Эту оценку, данную Лятифи, также повторяет современник и земляк Физули — Ахди Багдади, завершивший свое тезкире в 1563 году, т.е. спустя несколько лет после смерти поэта. Этот видный азербайджанский ученый, выросший вместе с Физули и друживший с его сыном Фазли, хотя и не так подробно сообщает о жизни своего гениального земляка, но очень высоко ценит его творчество и правильно определяет степень влияния и воздействия Физули на свою литературную современность.

В своем тезкире, озаглавленном «Гюльшен-и-шуара», Ахди Багдади характеризует Физули следующим образом: «Мевлана Физули-и-Багдади — совершеннейший муж, достигший зрелости в тончайших познаниях и превосходнейший эрудит, он жизнерадостный и приятный собеседник, достопочтенный знаток наук по геометрии, философии и астрономии, несравненный мудрец и бесподобный речист. Властитель в искусстве стиха на трех языках и искусный мастер поэтических шарад и стихосложения. Его стистическая выразительность и ясность слога подобны рифмованной прозе Хадже-и-Джахан; он душа современника и сливки эпохи; его сентенциозные правила и дифирамбические оды, сверкающие изяществом стиля наподобие Хадже Сельмана — разноязычны; душеприятный у просвещенных людей, испробуя свои силы по части месневи, он отшлифовал, словно сокровенную жемчужину, сказание о Лейли и Меджнуне и сочинил по нескольку тюркских и фарсидских трактатов; и еще он издал книгу «Хадикат-ус-суада» путем перевода сочинений Мевлана Хусейн Ваиза (Кашифи) «Ревзет-уш-шухада»…

И далее: «Истина такова, что он в манере изложения изобретатель, а в способе мышления — зачинатель; его ясные, лучезарные мысли разукрашены редчайшею россыпью изящных выражений; и его серебристое, как солнце, одеяние, полное глубоких смыслов и намеков, сияет своей ясностью среди вельможей. Его арабоязычные стихи популярны у арабских стилистов, его речь в стиле Навои — услада для тюрок и моголов, его диван на фарси весьма приятен в любой стране и государстве, а его тюркские стихи очень почитаются у малоазиатских ценителей изысканности…».

Эта краткая, но весьма содержательная характеристика свидетельствует о том, что современники Физули почитали его как зрелого ученого и мастера поэзии той эпохи. Отмечая, что «он в манере изложения изобретатель, а в способе мышления — зачинатель», Ахди Багдади, подобно Лятифи, подтверждает тот несомненный факт, что Физули был основателем новой поэтической школы.

Если Лятифи сообщает в своем тезкире о популярности Физули, которой он пользовался в Руме, Малой Азии, а Ахди — об известности поэта среди арабов, персов и тюрок в Ираке, то и принц Сам-Мирза (1517—1567 гг.) свидетельствует о том, что Физули был широко известен по всей обширной территории империи Сефевидов.

Принц Сам-Мирза, второй сын основателя сефевидской династии Шах Исмаила, известного под литературным псевдонимом Хатаи (1485—1524), по вкусам и наклонностям явно отличался от своего отца и от старшего брата, Шах Тахмасиба. Находясь под влиянием персидской феодальной знати и готовя частые восстания против брата, Сам-Мирза был одним из тех, кто слепо преклонялся перед персидскими традициями и «приматом» персидского языка.

Из произведений своего отца он поместил в своем тезкире лишь одно двустишие на персидском языке, ни единым словом, однако, не упомянув о его произведениях на азербайджанском языке, выразив тем самым свое пренебрежение к родному языку, родной культуре.

В своем тезкире «Тохфе-и-Сами», завершенном еще в 1550 году, когда Физули был уже в зените славы, Сам-Мирза не мог не коснуться его творчества. Тем не менее, он остановил свой выбор на тех, главным образом, сочинениях Физули, которые посвящены трагическим событиям в Кербеле, а о подлинном творчестве поэта он ограничился общими суждениями, говоря о нем лишь как о поэте, писавшем элегические мерсие.

Вот что он пишет о Физули: «Физули происходит из града пребывания мира — Багдада, где еще не появлялся лучший его поэт; он пишет стихи на двух языках т. е. на тюркском и арабском. Большинство его стихов составляет хвалебная панегирика в честь имамов религии».

Турецкие тезкиреписцы ничего ценного не прибавили к сообщениям Лятифи и Ахди о Физули. Из них, о Физули главным образом писали Ашиг Челеби, Хасан Челеби (1568 г.), Беяни (1592 г.), Али Языджи оглы, Риязи, Фейзи.

Персидские, и азербайджанские, и индийские тезкиреписцы не добавили ничего нового к тому, что сказано у Сам-Мирзы, В конечном итоге, и автор тезкире «Атешкеде-и-Азер» авторы таких тезкире, как например, «Шем-и-энджумен», «Хафт иклим» и «Нигаристан-и-сухэн», повторяют уже известные сведения о Физули.

Лишь Мирза Таги Несрабади, один из тезкиреписцев XVII века, разбирая поэтические шарады и логогрифы из произведений Физули, сообщает о нем нечто новое: «В поэзии и прозе он был сведущим и весьма обстоятельно написал трактат о «Красоте и Любви». Под упомянутым трактатом имеется в виду сочинение Физули «Рухнаме» («Книга о духе»).

Очень любопытны сообщения Садыкбека Афшара о Физули. Будучи одним из азербайджанских тезкиреписцев, он был придворным библиотекарем у Шах-Аббаса I. Как поэт и художник он вошел в историю азербайджанской культуры. В своем тезкире «Меджме-ул-хавас», законченном в 1598 г., Садыбек посвятил Физули и его творчеству несколько страниц.

Он писал: «Мевлана Физули происходит от племени баят. Он ездил в Багдад в свите Ибрагим хана. Когда же покойный хан возвратился в Ирак из поездки к султану Сулейману Худавендигяру, вышеупомянутый Мевлана уже поселился в Хилле. Занимаясь приобретением светских наук он их постиг в очень короткий срок. И в самом деле, ни одному человеку еще не улыбалось счастье столь феноменальной способности подобным образом стать могучим в тюркской, персидской и арабской речах. Он по-тюркски довел до конца диван газелей и касыд; «Шаха и нищего», «Лейли и Меджнун», «Гашиш и вино» и «Раскаяние»; по-персидски начертил диван газелей и касыд; «Босяка и Аскета», «Здоровье и Болезнь»; по-арабски же выгравировал диван газелей и касыд».

И далее: «Он оставил приблизительно 30 двустиший, которые этот ничтожный прочел, переписав их своим почерком. Хотя у Вышеупомянутого Мевланы имеется превеликое множество стихов, но этот недостойный, не умея переносить изобилие, сократил и ограничился приведением нескольких известных и неизвестных двустиший».

В сообщениях Садыкбека содержатся очень интересные данные о жизни и произведениях поэта, благодаря которым можно узнать, что Физули писал на азербайджанском языке «Шаха и нищего» и что Садыкбек сам читал это произведение. Садыкбек сообщает интересные данные и о личности Физули, в частности упоминая о происхождении Физули из племени баят и пребывании его в Багдаде в свите Ибрагим хана.

Хотя тезкиреписцы Ближнего Востока, с любовью пишущие о Физули, далеки от глубокого понимания силы и мощи его творчества, сведения, сообщаемые ими, служат основанием для исследователей в установлении подлинной биографии поэта.

В частности, имя поэта, имя его отца, год смерти и названия его произведений — все это стало известно благодаря сообщениям тезкиреписцев. Поэтому тезкире дают возможность не только определить сферу влияния поэта, но и решить всевозможные вопросы, относящиеся к его биографии. Что же касается научного изучения литературного наследия Физули, то это уже относится к позднейшим столетиям.

Новое время.-2025.- 29 января (№013).- С.13.