«Ее ночи прекраснее моих дней»

Балет «1001 ночь» на сцене Кремлевского дворца московская критика расценила как выдающееся событие

7 февраля на сцене Кремлевского дворца был показан балет азербайджанского композитора, народного артиста СССР Фикрета Амирова «Тысяча и одна ночь» в постановке народного артиста России, хореографа Андрея Петрова. Спектакль, премьера которого состоялась 16 апреля 2010 года, вновь дал возможность зрителям окунуться в волшебные восточные сказки и прекрасную азербайджанскую музыку, а критикам — высоко оценить совместную работу выдающихся мастеров культуры двух стран. Именно об этом и предлагаемая вниманию читателей рецензия, размещенная на сайте kremlin-gkd.ru.

Когда «1001 ночь» называют сборником арабских сказок, я не возражаю: принято, так принято. Однако в душе протестую всегда: «сказка вообще» не вдохновляет поэтов. Тогда как упомянутый сборник служит источником страстного стиха тому, кто по складу воин и путешественник, купец и авантюрист, мореплаватель и стрелок.

Восток творил утонченные метафизические концепции, когда европейские рыцари не умели читать. Восток создавал невероятно бессмысленные предметы роскоши, когда главное украшение европейского замка — гобелен — всего лишь уменьшало сквозняки. Восток учил Европу поэзии.

Ориентальную плутовскую притчу менее всего можно назвать «бытовой сказкой». Почти каждая такая история покоится на суфийской основе, и эта основа ничуть не спрятана. Тогда как древнейшая «сказка» Европы оторвалась от священных корней, превратилась в «бытовую» и ушла в балаган, благородным людям оставив лишь младших сестер: сказку волшебную и героическую.

Выражение «Восток — дело тонкое» не имеет смысла. Он прост, если вдохнешь его воздух полной грудью и не отравишься.

Восток пропитан любовным потом и кровью.

Как, скажите, этот терпкий аромат воплотить в балете?

Только обратившись к Востоку.

Скоро нам начнут рассказывать сказки

Каждый спектакль «Кремлевского балета» — попытка рассказать о чем-то, что лежит глубже фабулы. Если это «Снегурочка», то властно заявит о себе миф; если Андрей Петров, хореограф чуткий и бесстрашный, берется за проделки Фигаро, то ожидать от них нужно полного погружения в смеховую культуру; если театр обращается к «1001 ночи», то — будьте уверены — вас окутает знойное марево Бухары, Самарканда, Дамаска, Баку. И не оставит надежду на то, что за раскаленным дувалом спрятан тенистый сад.

Новая премьера театра — событие, выдающееся даже из ряда громких хореографических постановок последнего времени. «1001 ночь» может быть названа народной не только потому, что публике спектакль понравится. Его создавали лучшие представители народа.

Композитор — народный артист СССР Фикрет Амиров.

Среди авторов либретто — два народных писателя Азербайджана Максуд и Рустам Ибрагимбековы.

Хореограф — народный артист России Андрей Петров.

А сыгран спектакль в декорациях народного художника СССР Таира Салахова.

Амиров написал свой балет в 1979 году. Слушая его сегодня, понимаешь, что Страна Советов была бережлива к «народным» званиям отнюдь не из скупости. Музыка Амирова отважно мелодична, в ней слышны отголоски мугамов, но нигде композитор не опускается до искусства этнических резерваций. Он не пытается пересказать историю, в музыке если находишь быт, то вскоре чувствуешь кожей: это всего лишь позвякивают стаканчики «армуды». А чайхана — это уже метафизика! Ибо в реальности «армуды», плотно вжатые в подстаканники, не звякают никогда.

О Салахове нужно говорить не здесь. Я не являюсь специальным знатоком его творчества, но то, что известно мне из его наследия, вызывает глубочайшее почтение. Познакомиться с Таиром Теймуровичем было для меня большой честью.

И огромной радостью — еще раз насладиться танцем любимых балерин.

Трудно сказать о танцовщиках что-то определенное в «1001 ночи». Не потому, что они плохи или бесцветны, нет: техническим разговором о позициях и линиях не хочется спугнуть волшебное ощущение трагического эротизма, двигающего повествование. Ведь все начинается с супружеской измены, убийства, и вовсе не фигура палача, постоянно присутствующего на сцене, делает последнюю лобным местом, ежеминутно готовым к жертвоприношению.

Она соблазняет,

но это не страшно

Высокий градус священной эротики поддерживает Шехерезада — обещающая, соблазняющая, затягивающая. Жертва — сам Шахрияр, он умрет по всем законам мироздания, чтобы оплодотворить эту вечную женственность в ее царстве — подземном, мифологическом царстве мертвых, истинном «городе женщин». Балет о жизни, о возрождении.

Именно потому не замыкается он на том, чем единственно был очарован Михаил Фокин в «Шехерезаде». У Ибрагимбековых Аладдин чистит медную лампу, мореход охотится на птицу Рух, разбойников скопом отправляют туда, откуда и появляться-то им не было должно, а праздник с подменой «принц и нищий» уничтожает старый мир и утверждает новый.

Очарование в том, что нам не читают лекцию о том, что кувшин, в котором находит смерть разбойник, — традиционный символ женского лона, что преступнику не место в мире гармонии и он возвращается в хаос; что убийство птицы есть укрощение женщины; что если правитель перестает думать головой, то его следует перевернуть, ибо мыслящий центр обязан находиться наверху…

Кристина Кретова в роли Шехерезады обходится без букв. На книжную мудрость намекают декорации — тайные знаки неведомой вязи Таира Салахова не позволяют нам забыть о том, что мы пребываем внутри текста.

Балерина ведет ансамбль. Ее слова суть актеры. Поскольку миф Шехерезады — женский, то и главными членами каждого высказывания-предложения являются танцовщицы. Будь то Алия Хасенова в роли неверной жены или Наталья Балахничева как царевна Будур, Александра Тимофеева в роли возлюбленной Синдбада, невеста Алибабы Екатерина Ударцева, или жена глупого султана Валерия Побединская, все они — слова и буквы в причудливом монологе Кристины Кретовой.

Эту девушку критик Сергей Коробков показал читателю «Линии» через «Волшебную скрипку» Николая Гумилева. Наверное, тогда она играла.

Мне Кристина танцевала стихи.

Я покидал Кремль, мучительно чеканя грусть:

«И снова властвует Багдад,

И снова странствует Синдбад,

Вступает с демонами в ссору,

И от египетской земли

Опять уходят корабли

В великолепную Бассору».

Кристина и ночь — единое целое. Именно в ней я обнаружил истинное я — я возвышенных сновидений. И если мои дни хороши хоть чем-то, то нужно ли объяснять, в чем источник их случайной значительности? Сиюминутно и ослепительно!

Евгений МАЛИКОВ

Азербайджанские известия. – 2011. – 9 февраля. – С. 3.