Страсти по Ивану

Черти и бесы Русской драмы

Честно говоря, я не ожидал... ...не ожидал увидеть такую масштабную, хорошо скомпонованную, отлично прорепетированную постановку "Братьев Карамазовых" в Русском драматическом театре.

...Не ожидал подобной мастерской режиссуры от Ираны Тагизаде: ни одного мизансценического флюса; спектакль "дышит" полной грудью, равномерно и не допускает ни единого надрыва. Ведь это Достоевский, в многонаселенном мире которого копошится огромное число "болезненно страстных" чертей и бесов. В мизансценическом рисунке спектакля не к чему придраться: всем все видно, всем все слышно, не пропадает прелесть сконструированных Достоевским диалогов, не спадает напряжение, созданное конфликтным фактом инсценировки. Никто долго нигде зря не задерживается и не навевает скуку. Каждое волевое усилие художественно (светом, музыкой, своеобразными мизансценическими стоп-кадрами) акцентировано, актеры чувствуют себя удобно и комфортно: они на сцене не суетятся, не стараются перекричать друг друга, не ударяются в "клинику" и в аффекты. Режиссер медленно, но уверенно осваивает пространство сцены, как бы предлагая актерам временно прожить в церковном храме (или в зазеркалье) в окружении икон и проверить на себе ситуацию и коллизию романа Федора Михайловича Достоевского "Братья Карамазовы".

Но при этом, к сожалению, в отдельных кусках и эпизодах Ирана Тагизаде не смогла добиться полного живого контакта между персонажами. Поэтому иногда актеры, которые умеют солировать, выглядят более убедительно, чем те, которые зависят от своих партнеров.

Спектакль "Братья Карамазовы" в нашей Русской драме поставлен по инсценировке 85-летнего Павла Хомского, который и поныне является художественным руководителем Театра им. Моссовета. Хотя стоит только произнести словосочетание "братья Карамазовы", как перед глазами всплывают лица Михаила Ульянова, Кирилла Лаврова, Андрея Мягкова, Марка Прудкина из когда-то популярного многосерийного кинофильма Ивана Пырьева, соответственно в ролях Мити, Ивана, Алеши и Федора Павловича.

Поэтому не позавидуешь актерам (всем без исключения) Азербайджанского русского драматического театра: сравнение будет губительно. Но... Ирана Тагизаде вместе с художником-постановщиком Татьяной Мельниковой (Санкт-Петербург) поступили очень умно и разместили всех чертей и бесов Достоевского под купол церкви, чтобы уберечь мир от нечисти и тем самым несколько иначе акцентировали события романа. В художественном фильме Пырьева и Митя, и Иван, и Алеша равноценные герои: просто симпатичнее среди других выглядит, конечно же, в пырьевском видении, обуреваемый жаром любовной страсти Дмитрий Карамазов.

Но эти братья по силе внутренней энергии ни в чем не уступают друг другу. У них же у всех "горячая кровь", оставшаяся от тюркских корней!.. Но с другой стороны, ведь фамилия "Карамазов" от тюркского слова "кара", т.е. черный и почти означает то же самое, что и уничижительное слово "черномазый". Кармазовы-то не совсем русские и вот именно с ними, с людьми с не "чистой" кровью, т.е. с карамазами, и могло произойти нечто подобное. "Чудо" смешения наций с отрицательным знаком. Достоевский сам страдал от этого. Уже давно в России русских нет, одни россияне. Неспроста же Достоевский устами персонажа своего романа произносит: "Русский народ пороть надо". А за что? За сердобольность и юродивость.

Вот как раз между этими полюсами Федор Михайлович всегда расставлял огромное количество точек для "акупунктуры" эмоциональности русского народа в своих сочинениях.

Ирана Тагизаде, как мне думается, поставила спектакль не о драматической судьбе главных персонажей романа Федора Михайловича, хотя в программке жанр спектакля обозначен как "семейная хроника". В "психиатрическом сеансе" Достоевского режиссера увлекла борьба между богом и чертом за душу людей и прежде всего за душу братьев Карамазовых. Поэтому действующие лица "психиатрического сеанса" помещены в храм божий, где каждому дана возможность узреть себя в божьих зеркалах, взглянуть на собственную душу. Но в спектакле, как и у Достоевского, результат борьбы получается ничейным: души Ивана и Смердякова забирает черт; а души Мити и Алеши бог отстаивает.

Ничья и на женском фронте: Катерина своим поведением и предательством на суде доказывает, что душа ее принадлежит черту и давным-давно почернела. А Грушенька, женщина легкодоступная, следя за повозкой, везущей Митю на каторгу, как бы заочно заявляет, что в ней сильно божественное начало и она не подпустит черта к себе.

Сценическим пространством действия художник-постановщик Татьяна Мельникова обошлась просто играючи великолепно. Почти все эпизоды инсценировки решены с помощью роскошного лакированного обеденного стола на маленьких колесиках, который актеры с удовольствием передвигают, катят по сцене в любом направлении и тем самым как бы сообщают об изменении места действия. Этот стол то обозначает зал суда, то - дом Карамазовых, то - квартиру Грушеньки, то - комнату Катерины Ивановны, то - постоялый двор, а в финале вовсе превращается в обычную повозку. В тот день, когда я смотрел спектакль, слуги сцены в процессе превращения стола в повозку несколько замешкались и в результате эффект не произвел нужного впечатления, на который рассчитывали создатели спектакля.

Геометрический центр глубины сцены оформлен Т.Мельниковой таким образом, что сразу навевает на мысли о входе в мир зазеркалья. Там четыре замутненных и соединенных зеркала в человеческий рост: каждому Карамазову по одному. Они легко ворочаются и время от времени представляют зрителю кого-нибудь из персонажей инсценировки. В "зазеркалье" Достоевского, в отличие от керолловского, верховенствуют бесы, но герои не лишены возможности поискать бога в себе.

В режиссерской партитуре спектакля у Ираны Тагизаде идейным вождем драматического действа выступает Иван Карамазов, носитель сомнений и чертовщины. Это он, надменный интеллектуал, оборачиваясь сначала ярым безбожником, а потом и чертом, "вызывает" бога как бы на "дуэль", как бы на русскую рулетку.

.

Айдын ТАЛЫБЗАДЕ

Зеркало. – 2010. – 24 апреля. – С. 21.