Натиг Расулзаде: "Сегодняшнему читателю нужен мыслящий геpой"

 

Интервью с известным писателем, вошедшим в шоpт-лист Национальной книжной премии

 

В преддверии объявления победителя II Национальной книжной премии "Зеркало" поговорило с известным писателем, номинантом премии Натигом Расулзаде.

- Сейчас наиболее популярный жанр среди публики - бестселлер. Как вы считаете, хорошо это или плохо, и с чем это связано?

- Вы знаете, этому есть масса причин. И одна из них заключается в том, что читатель в наши дни стал менее серьезным, чем он был тридцать-сорок лет назад. Всякая литература (и об этом говорил еще Толстой) - это в первую очередь развлечение. Развлекая, читателя нужно поучать, передавать свою идею. Это хорошо понимали классики.

Хемингуэй, например, говорил: "Самое трудное для меня - написать первую фразу". Что он подразумевал? Что первая твоя фраза должна брать читателя за душу и все - он уже твой. Это принцип американского кино - с первых кадров они делают завлекающий шаг, и зритель на него "покупается". А дальше ему можно говорить самые серьезные вещи.

Причина, что читатель стал менее серьезным, в том, что он относится к литературе как к чтиву. И чтиво-то ему и предлагают. Потому как во всякой профессии, и в литературе, есть сильные авторы, которые пишут для вечности. Нам сейчас трудно судить, кто из нас, современников, эти мастера. Но ведь были и Толстой, и Достоевский, и наши великие поэты Низами, Физули. Они остались - они не думали о том, как бы побыстрее получить гонорар, премии, растиражировать свои книги.

Писатель-ремесленник думает в первую очередь именно об этом: как бы мне половчей "завинтить" сюжет, чтобы читатель проглотил до конца, купился. Суть этого успеха писателей-однодневок в том, что они умеют привлекать читателя низкопробного.

Ведь у каждого свой уровень: один читает "Мурзилку", другой - Набокова, и оба довольны. Писатель, как и читатель - они разные.

Сейчас много авторов, которые пишут в эдаком "легком жанре", и большинство иностранных литераторов честно признают: мол, я не писатель, я - человек, умеющий придумывать сюжет. И читатель по этим сюжетам "скачет". Но все дело в том, что литература - не один "голый" сюжет. Если в книге, кроме сюжета, ничего нет, значит, и произведения нет. Если вы прочитали интересный, захватывающий, допустим, детективный роман и "выжали" из него все содержание, а кроме него ничего там не было, то для вас это отыгранная история. И вы, как во многих развитых странах сейчас практикуют, выбросите по прочтении эту книгу в урну для мусора, как газету или какую-то брошюру.

А литература - это живые люди. Посмотрите, "Преступление и наказание" - в сущности, тот же детектив. В Америке в одно время из него делали покетбуки: исключали весь психологизм, подтексты и оставался только сюжет, действие. То есть они делали пищу на потребу публике. Но сам Достоевский сумел сделать из этой детективной истории настоящее произведение, которое читаешь - и в тебе происходит какая-то сильная, переворачивающая тебя работа.

И если в книге нет живых людей, а герои только действуют, это уже не литература. Но они хорошо продаются. И здесь мнения автора и книгопродавца, конечно, расходятся. Потому что настоящие писатели думают о том, чтобы книга жила и через пятьдесят лет. Но жизнь есть жизнь, автор должен заботиться о том, чтобы его книги покупали сегодня, иначе он будет осужден на безвылазную бедность, как Эдгар По или великие художники, которые всю жизнь материально нуждались.

Но, с другой стороны, по большому счету, это не главное. Может, они появились на свет для того, чтобы исполнить свое дело. Они ушли - а работы их остались.

- Кто, на ваш взгляд, определяет тираж - публика или грамотная издательская политика?

- В советское время, из которого вышли я и многие мои сверстники, было так: тираж определяла контора. Называлась она "Азеркитаб", был у нее "большой" и "маленький" начальники, и действовала она по принципу: так, эта книга неизвестного писателя, давайте-ка выделим ему трехтысячный тираж (тогда это был очень скромный тираж), а это известный писатель - ему полагается пятьдесят тысяч экземпляров. Но я знал много орденоносных, венчанных, маститых писателей, которых не читал никто, кроме их родственников. Но, так как в те времена "лесная промышленность работала хорошо и бумаги было навалом", контора этого не боялась: они делали пятьдесят тысяч книг, пятьсот из которых продавалось, а сорок девять тысяч пятьсот шло под нож.

Сейчас такой бесхозяйственности, слава Богу, нет. Сегодня тираж определяет читатель. И многие книготорговцы на это и ориентируются. В деле книгораспространения мы наконец встали на правильный путь, по которому уже не один десяток лет идут в развитых странах мира.

Книга - это тот же продукт, его нужно уметь продавать, чтобы что-то получил автор, издатель, распространитель - все те люди, которые работали над выходом этой книги в свет.

Я много раз это говорил, у нас таких специалистов нет - так же, как и специалистов по кинопрокату. Это наука, ее нужно изучить. Нужно знать, какая книга каким тиражом должна выйти, в какое время, в каких районах есть смысл ее продавать, а в каких она раскупаться не будет.

А у нас до сих пор это делается стихийно.

.

 

И.Мухтарова 

 

Зеркало.  -2011.  -1 июня. – С. 8.