"Непостое служение слову"

или "Вспоминают обладающие разумом"

К 200-летию со дня рождения Мирзы Фатали Ахундова прошла презентация романа "Фатальный Фатали" - книги о месте инородца в империи, которая начата автором в конце 70-х годов ушедшего века. И я помню, с какой болью читала этот роман в первый раз. Русский офицер тюркского происхождения и азербайджанский писатель Мирза Фатали Ахундов наблюдает за противостоянием трех империй на Кавказе. А недавно узнала, что есть авторитетное мнение доктора искусствоведения Рауфа Фархадова, в нашей литературе появился новый литературный жанр - "литмугам". Это интервью с автором романа "Фатальный Фатали", известным писателем Чингизом Гусейновым.

- Чингизмуаллим, вы посвятили свою жизнь служению Слову. Это произошло осознанно или все же случайное стечение обстоятельств? И, исходя из этого, что есть "Слово" в вашем понимании? (пожалуйста, отразите два момента: слово, как инструмент выражения мысли и любование словом...как звукорядом).

- Случайное стечение обстоятельств побудило к сочинительству, но в этом реализовалась и некая внутренняя моя потребность. Мне было 12 лет, когда началась война. Мы с двоюродным братом Энвером решили через Батум бежать непонятно куда и зачем, приключенческое такое стремление, почерпнутое из прочитанных книг о мушкетерах и прочее. Но прежде решили описать маршрут побега, разложили карту, и я стал что-то писать.... Сам процесс сочинительства, очевидно, меня заразил, как видно, на всю оставшуюся жизнь.

Потом пришло и продолжает по сию пору приходить понимание, что такое писательство и что есть Слово (тут и любование им как звукорядом тоже, употреблю ваше понятие, ощущение его в структуре произведения).

Слово - величайшая тайна, не только инструмент выражения мысли или средство общения, но и нечто единственное, что дано человеку для постижения себя, глубин своего бытия, психики, подсознания, внутреннего мира, а также всего, что вне него. Пока человек существует, в нем неизбывна тяга к самопознанию, а потому и Слово есть и будет всегда. Тайна Слова еще и в том, что обманчиво представление, что можно превращать слово в средство обмана, лжи, выражать им неправду, мол, соврал - и слово улетело, испарилось... Нет, оно никуда не исчезает, а собирается, накапливается в во внутренней и внешней атмосфере, и переизбыток лжи и неправды, чуждый божественному естеству человека, может не только разрушать личность, но и грозить наблюдаемыми сегодня социальными бедствиями, природными катастрофами, привести в конечном итоге к гибели человечества.

- Вы родились в Азербайджане, в Баку. Но с 17 лет, как поступили в МГУ имени Ломоносова на филологический факультет, живете вне родины. Что для вас значит мугам, как духовная составная нашей национальной культуры?

- Я с младенчества рос под звуки мугама, о чем немало говорится в моем мемуарном повествовании "Минувшее - навстречу".

На таре играл мой отец, помню, глаза его слегка бывали прикрыты, лицо обретало горестно-скорбное выражение, было ощущение, будто он звуками выговаривает свои думы, пытается избыть переживания. Так впоследствии играл, начиная со своего раннего детства, и мой старший брат Аликрам. Он ежедневно, постоянно, с учителем и без, играл и играл, пальцы его бегали, многократно повторяя всевозможные лады по шейке тара, крепко прижатого к груди, тар словно сросся с ним.... Со временем он вырос в выдающегося тариста - солиста оперы. А я, невольно слушая в детстве, отрочестве и молодости звуки мугама, впитал в себя все его нюансы и оттенки, знаю наизусть почти все мугамные сюжеты. Очевидно, мугамный стиль как-то отражается в моих произведениях. Помню, я спросил в Париже в 1984 году на презентации романа "Магомед, Мамед, Мамиш" у переводчика Ивана Миньо: "Все ли было доступно в сложном тексте?", и он неожиданно для меня ответил, что ему помогли понять мой текст поэзия Хлебникова, а главное - мугамы, к которым он тогда пристрастился.

Так что мугам - настрой моей души, то, что сохранило вдали от родины мою тюркскую этничность, восточную ментальность, в широком смысле азербайджанскость.

- Профессор, вы долгое время работали в Академии общественных наук при ЦК КПСС. То, что эта академия существовала при главном комитете огромной страны, говорит и о том, что работали там интеллектуалы высокого уровня. В мемуарном повествовании "Минувшее - навстречу" многое отражено, но оно ведь предназначено "Домашнему чтению для Дины". Динара - ваша дочь, с которой вы не так давно побывали в Азербайджане. Когда и как вы решили написать это произведение, и было ли это легким решением?

- Уточню, что Дина - моя внучка, дочь моего сына Гасана... Домашнее чтение - вроде метафоры, к тому же я любил рассказывать ей о прошлом... В мемуарном повествовании я вкратце изложил причины, побудившие меня к написанию воспоминаний. И тут, как во всех моих произведениях, есть момент протестности, подвигающий меня к возвращению в прошлое, условно говоря, политическое, социальное, но и литературное тоже. Сегодня всс это нещадно фальсифицируется, искажается, отдельным фигурам даются неоправданно высокие оценки, творятся идолы, и мое нутро всему этому противится. Создается порой впечатление, что история Азербайджана начинается чуть ли не с 1969 года... Я вспомнил лишь частичку своего прошлого, Иншаллах, постараюсь продолжить рассказ о прожитом и пережитом.

- Вы проводите некую параллель между вашей творческой судьбой и судьбой известного и почитаемого писателя Абхазии Фазиля Искандера. "Я русский писатель, но певец Абхазии", - вспоминая его слова, как бы продолжаете мысль "в моем случае - Азербайджана". Язык - это инструмент, а музыка его - есть настрой души. В историческом разрезе времени, что важнее для вас, что весомее? Если принимать за основу только национальный язык, мы потеряем существенную часть национального духовного наследия. Историю не изменить, не переписать, не переделать. Имеем то, что имеем! В связи с этим хочу задать вопрос, недавно вы презентовали свой роман "Фатальный Фатали" - книгу о месте инородца в империи. Вы пишете этот роман с конца 70-х годов ушедшего столетия. Что возвращает вас вновь и вновь к этой теме?

- Мы должны бережно относиться к языкам, на которых азербайджанская литература ныне созидается, - русскому и, прежде всего, азербайджанскому, который небывалыми темпами сегодня развивается, мощно контактируя с высокоразвитым как лексически, так и синтаксически турецким языком, с другими языками, демонстрирует великолепные способности для выражения всех оттенков чувств, мыслей, идей, ситуаций и т.д. И с этой точки зрения я очень переживаю и сожалею, что на азербайджанском бытуют лишь ранние мои рассказы и повести, а также роман "Фатальный Фатали" ("Fеtеli fеthi"), который существует - это я хочу особо подчеркнуть - в двух оригинальных вариантах. Все остальные мои романы существуют, увы, только на русском, и в случае их перевода на азербайджанский не мной, а кем-то другим, даже блестящим литератором, они, к сожалению, будут восприниматься как произведения неоригинальные, а переводные, рожденные иноязычным мышлением. Пишешь на русском, невольно опираешься на традиции русской литературы, творишь в ауре русского менталитета, если даже материал национальный. Когда пишешь на родном азербайджанском, возникают диктат языка и диктат читателя (на тему двуязычного творчества, в частности, о самопереводе автора, у меня есть, с опорой на собственный опыт, ряд публикаций), об этом в моих мемуарах тоже написано, отсылаю читателей к ним.

- На презентации романа "Фатальный Фатали" прозвучала мысль о боли и о рождении нового литературного стиля "литмугама" (Рауф Фархадов). "Мугам течет как медленная мука, и каждый нерв пронизывает дрожь, как будто на глазах хоронят друга, а ты бессильный плачешь и поешь" - написал поэт. Вы согласны с древним постулатом, что без боли нет очищения души?

- Тут как бы два вопроса в одном. На тему "литмугама" у Рауфа Фархадова есть большая статья - можно почитать в портале Культура.аз. Разумеется, без боли не может быть очищения души, тем более что сама жизнь - это постоянное преодоление болей, страданий, противоречий.

Я лично очищаюсь "джихадом пера", пишу правду, избывая социальные, гражданские, общественные, личные боли, утверждаясь в собственном человеческом достоинстве, ибо стыдно мириться с тем, с чем сталкиваешься в реальности, молчать и делать вид, что все прекрасно - это относится, кстати, и к России тоже! Как можно молчать, заглушая крик души, когда разлито столько неправды, лицемерия, лжи вокруг? Безмерное издевательство над здравым смыслом, оскорбительное отношение к человеку... Берешь, условно говоря, перо, и оно уже водит твоей рукой, побуждает к протесту. На этой волне родился тридцать лет назад и "Фатальный Фатали", и по сей день, я удивляюсь, как произведение, клеймящее мерзости самодержавной империи, могло выйти в те годы? Я ведь, в сущности, ничего в новое издание (пятое!) не добавил, не прибавил, да и боли тех лет, слегка видоизмененные, бытуют и сегодня, порой даже в более изощренной форме.

- Чингиз Гасанович, "Надо быть литератором, писателем и надо быть интеллигентным, думающим человеком, каким является ваш соотечественник", - прозвучало в ваш адрес от Евросоюза при вручении грамоты. Поздравляем! А каковы ваши дальнейшие творческие планы, 200-летие великого классика азербайджанской литературы только начинается?

- Пока рука держит перо - очищать душу... Доволен, что вышли в виде электронной книги мои "Сны Каляма", "Qеlеmin yuxulari" на азербайджанском и русском, но не покидает уверенность - в мои-то годы! - что главное произведение впереди, так что поживем - увидим.

Нелли АТЕШГЯХ

Зеркало. – 2012. – 26 мая. – С. 21.