Натиг Расулзаде: “Всегда найдется что-то важное…”

Интеpвью с писателем и кинодраматургом

Натиг Расулзаде: Всегда найдется что то важное...Признаюсь, взять интервью у мэтра, которого заслуженно называют живым классиком – для меня все равно, что прокатиться по катку Медео без страховки. Ну что ж, двум смертям не бывать, одной не миновать – наконец, решила я, и отправилась беседовать, имея смутное представление о том, каким получится интервью.Итак, прежде всего в интервью полагается представить собеседника. Хотя Натиг Расулович в особых представлениях не нуждается. И все же…Натиг Расулзаде родился в Баку в 1949 году. В 1975 году окончил Литературный институт им. Горького в Москве. Член Союза писателей СССР, член правления СП Азербайджана, член Правления Союза кинематографистов Азербайджанской Республики и Союза театральных деятелей. Автор более сорока книг, изданных в Баку, Москве, странах Европы. Автор сценариев художественных фильмов и пьес. Лауреат многих отечественных и зарубежных литературных премий. Заслуженный деятель искусств (1999), кавалер ордена “Шохрат” (2009).- Натиг Расулович, в одном из своих интервью вы назвали себя закоренелым пессимистом. Пессимизм, мистика и обреченность в ваших произведениях… Они как открытая рана. Вы видите в жизни мало позитивного, в ней нет стремления к ладу?- Начну с шуточного утверждения одного из моих любимых драматургов Бернарда Шоу: “Я пессимист, но часто об этом забываю”. Этот афоризм мне очень нравится. Видение мира у меня чаще всего пессимистическое, я жду, в первую очередь, плохого, но всегда надеюсь на хорошее. Трудно утверждать конкретно, кто ты – пессимист или оптимист. В разные моменты жизни человек совершенно меняется. Есть некие минуты, когда ты чувствуешь себя абсолютно счастливым, но это длится действительно минуту, может меньше. Нельзя нормальному человеку постоянно пребывать в состояние абсолютной эйфории. Последний раз минута абсолютного, упоительного счастья была у меня лет в 40, и я ее надолго запомнил, как видите. Когда казалось, что все прекрасно, все дороги перед тобой открыты и все впереди. Хотя в 40 лет не может быть все впереди, это огромный жизненный отрезок, когда многое уже за плечами. Но, тем не менее, я чувствовал это счастье. И потом, у творческого человека все зависит от настроения – это всегда импульс, порыв. Жизнь, к сожалению, показывает, что в ней больше негативных моментов, чем яркого, светлого и радостного. Но я всегда стараюсь верить в лучшее, в добро.- Т.е. вам близко утверждение Пушкина: “Жди плохого. Если случится хорошее, скажешь спасибо”?- Да, скорее всего. Тогда больше ценишь хорошее. Об этом говорит и народная мудрость: “Если не скажешь о плохом, хорошее не придет”. Подстрочный перевод мой (улыбается).- В одном из своих интервью вы заметили, что во всем стараетесь стоять за правду. “Подонка я называю подонком”. Вы радеете за справедливость. Однако есть утверждение, что “справедливость” – дьявольское слово, и что было бы, если бы Бог поступал с нами со всеми по справедливости, а не по милосердию? Скорее всего, ничего бы от человечества не осталось. Эта мысль отражена в некоторых ваших произведениях. Что вы думаете об этом?- Да… Это заставляет задуматься. Ведь что такое художественное произведение? Это сколок, схема реальной жизни, поданная живо и увлекательно. Но краеугольным камнем любого художественного произведения должна быть, прежде всего, искренность. Я глубоко убежден в этом. Но тут важно вот что. Писатель, если, конечно, мы говорим о настоящем талантливом писателе, все должен делать с позиций гуманности и справедливости, быть гуманистом в высшем смысле этого слова. Есть очень талантливые, но очень обозленные писатели, можно сказать – человеконенавистники. Вот этого я ни в коей мере не приемлю, как не приемлю писателей-фашистов, а такие есть: Иост, Пауль Эрнст, Ганс Гримм, Паульсен. Их было много во времена Третьей империи, проповедовавших в своих книгах насилие и смерть. Более того, это страшно. Злой талант страшнее, чем добрая глупость. Как Бог отделил сушу от воды, свет от тьмы, так и писатель, творец должен четко разграничивать добро от зла.- Но “Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или Пророку каждый выбирает для себя”.- Да. Каждый выбирает для себя. Я лично убежден, что цель писательства не в том, чтобы оставить после себя десятки умных книг, а в том, чтобы четко уяснить себе и донести до читателей, что такое добро, доброта, а что по ту сторону добра, разграничить свет и тьму. Ведь писатель так же, как Господь, сотворил этот мир, создает свой собственный мир. Не случайно многие выдающиеся писатели создавали свою выдуманную страну, свою территорию, которую заселяли живыми людьми, образами, героями, персонажами, в полном смысле слова живущими на этой территории. У Фолкнера – Йокнапатофа, у Маркеса – Макондо, можно много перечислять. Произведение – схема большого мира, и оно должно отражать жизнь, но направлено оно должно быть на добро.- Но ведь есть писатели, которые ничего не проповедуют и ни к чему не призывают. Они просто живописуют жизнь и делают это красиво, нежно и умиротворяюще.- А разве описание красоты, будь то природа, человек или яркое событие, не есть само по себе призыв к добру и гуманности? Мы можем просто восхищаться чем-либо, тем самым совершенствовать свою душу.- Одна из ваших ранних книг, наделавших много шуму, – “Всадник в ночи” вышла в 1983 году. Я тогда училась в 8-м классе. Помню, как мы тихо передавали вашу книжку под партами друг другу, читая, млели от запретных тем, и сразу же окрестили вас азербайджанским Мопассаном. Возможно, еще за некоторое сходство во внешности. А вам близко его творчество? Вообще, кто ваш любимый писатель, кто был для вас “путеводной звездой”, если можно так выразиться?- Мопассана я очень люблю. Это поистине глубокий трагичный художник, блестящий мастер слова. Мне лестно сравнение с ним. Но я никогда не зацикливался в своих пристрастиях на творчестве какого-либо одного писателя. В разные периоды времени у меня были различные авторы, которых я перечитывал с любовью. Путеводная звезда… Нет, пожалуй, нет. Я очень люблю русских и европейских классиков, вырос на них. Многие азербайджанские писатели мне тоже очень близки. Но сказать, что была какая-то одна книга, прошедшая со мной через долгие годы, не могу. В одно время настольной, а, вернее, придиванной (я обычно читаю, лежа на диване) книгой для меня была книга Чарли Чаплина, потом Габриэля Маркеса, потом Сервантес, потом книга Федерико Феллини. Во все времена я любил Чехова и Гоголя. В годы учебы в Литературном институте я зачитывался Борхесом, Астуриасом, Маркесом. Помню дискуссию, которая развернулась в те годы в “Литературной газете”. Маркес очень возмущался, что при переводе на русский язык из его романа “Сто лет одиночества” изъяли полторы страницы про любовь, точнее – про секс. Но тогда свирепствовала цензура, послаблений даже для Маркеса не делалось, а он к цензуре не привык.- У вас свой собственный неповторимый стиль. В свое время на это обратили внимание такие мастера прозы, как В.Катаев и Вл.Лидин. Известная писательница А.Маринина называет вас своим любимым писателем. Стиль вы вырабатывали, вас этому учили, или это свое “самостийное”?- Ну что вам сказать?.. Давайте я расскажу немного о себе и этим отвечу на ваш вопрос. Мне было 17 лет, я был, мягко говоря, сорвиголовой. В школе частенько попадал в переделки. Но переделки переделками, а поступать в институт надо. Вы, наверно, знаете, что означало раньше остаться без диплома. Это вроде волчьего билета по жизни. Парень без диплома даже не мог рассчитывать, что за него отдадут девушку из приличной семьи. Иметь диплом было необходимо, как надевать штаны. Я поступил в Политехнический институт (ныне Азербайджанский технический университет). Проучившись 3 года, понял, что это не мое. Гете как-то заметил, что настоящий человек “и в неясном своем стремлении имеет сознание прямого пути”. Могу сказать, что это относится ко мне. Учась в политехническом, я писал очерки и статьи для местных газет. И в 19 лет, бросив политех, поступил в Литературный институт в Москве.Вы спросили о стиле. Так вот, в Литературном институте со мной учились представители разных народов, тогда это очень поощрялось, чтобы все народы СССР имели своих писателей, получивших образование в Москве. Некоторые из этих представителей намеренно отказывались что-либо читать, чтобы не потерять свою самобытность и не впасть в грех подражательства. Мне кажется это абсурдом. Подражательство – это, наверно, неизбежно, это как детская болезнь. Было время, в начале 70-х, когда все повально подражали Хемингуэю, даже внешне старались походить на него. Но рано или поздно все встает на свои места, если, конечно, у тебя есть свое внутреннее творческое “я”, некий стержень, делающий тебя индивидуальностью, непохожей на других. Тогда, в конце концов, ты отряхиваешь с себя шелуху подражательства и разрабатываешь это “я”, свое видение мира. Но надо быть благодарным этой золотой шелухе.Невольно подражая, ты тем самым находишь и шлифуешь свой собственный стиль. Это – первая ступень к мастерству. Главное – не потерять себя. Вот вы упомянули о Мопассане. Повторюсь, я люблю его творчество. Но таких, как Мопассан, я могу назвать вам сотню любимых писателей. При этом у меня свой путь. Я – Натиг Расулзаде.- Натиг Расулович, сейчас довольно остро стоит проблема читаемости. Не секрет, что люди, в основном, падки на чтиво, на завлекательную, а не серьезную литературу, заставляющую думать.- Вы знаете, эта проблема не потеряла своей актуальности, но она не нова и появилась не сейчас. Сейчас она углубилась с ускорением ритма жизни и появлением в ней мощных средств информации, таких, как Интернет. Всегда были и конъюнктурные, и настоящие писатели. Но не упускайте из виду, что раньше была цензура. Она часто вмешивалась не в свое дело, иногда действовала довольно жестко в угоду существующему строю, но при всей отрицательности несла в себе нечто позитивное. Например, после “Всадника в ночи”, о котором вы говорили, меня стали приглашать на различные читательские конференции, я встречался с самыми различными читателями: от академиков и профессоров АН Азербайджана до шахтеров Донецка. И везде мне в первую очередь задавали один и тот же вопрос: “Как вам удалось это напечатать?” Признаюсь, тогда было нелегко. Эта книга о теневых цеховиках обсуждалась, и в КГБ., и в МВД и даже в ГАИ республики.Мои книги изымались из всех редакций и издательств; я в одночасье стал опальным. Тогда меня буквально спас первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиевич Алиев, светлая ему память. Тогдашний председатель Союза писателей Азербайджана Имран Касумов вызвал меня как-то к себе в кабинет и сказал: “Ну все, теперь можешь вздохнуть спокойно. Гейдар Алиевич прочитал твою книгу и ничего в ней крамольного не нашел. Наоборот, заметил, что в ней вскрываются негативные стороны нашей жизни, которые надо изживать”. И все. Как ножом отрезало. Те же самые чиновники, что еще вчера пугливо отворачивались от меня как от прокаженного, стали названивать и просить эту книгу с автографом. Так и говорили: “Натиг, я сейчас пришлю шофера с книгой, ты можешь надписать ее?” Я никому не отказывал. Бог с ними. Чиновники и есть чиновники… Но вернемся к вопросу о чтиве и литературе. Сказать, что сейчас вообще не читают, я не могу. Читают, возможно, меньше, и далеко не ту литературу, на которой мы выросли, но ведь это всегда так было. У каждого времени свои герои, свои бытописатели.Было время, когда писали гусиными перьями при свете свечей, потом появились пишущие машинки, сейчас – компьютер. Все меняется, но огульно говорить, что сейчас не читают нельзя. Мы привыкли читать книги, уютно устроившись на диване, сейчас предпочитают читать электронные книги в ноутбуках и на планшетах. В этом есть свои плюсы.- Вы сейчас сказали о том, что многие, отворачивавшиеся от вас, мгновенно изменили свое отношение после заступничества Гейдара Алиева. А как вы относитесь к проблемам совести, максимализма, если хотите?- Вы знаете, с возрастом становишься более терпимым к людям. Если в молодости я безоговорочно считал, что если человек подлец, негодяй и т.д., то это так и будет всегда, то сейчас – нет. Скорее всего,- нет. Я могу понять людей, которые могут совершить низкий поступок, пойти на подлость, потому что они иногда совершают это по слабости духа, по обстоятельствам.- Ведь сказано, что “трусость – самый главный из пороков”.- Да, но не казнить же человека из-за того, что он чего-то боится. Да и страхи бывают разными. Человек боится в основном не за себя, а за близких, особенно детей. Как его можно осуждать и не понять? А совесть?.. Иногда человек совершает что-то неблаговидное, неважно – случайно или намеренно, и потом может мучиться угрызениями совести всю жизнь. Раскольников не потому интересен, что решился на убийство, а потому, что в нем буквально взорвались муки совести после совершенного злодеяния. Счастлив тот, кто свободен от мук совести.- “И тяжелым сном спит твоя совесть, не хочешь разбудить? А? Попробуй, а вдруг вовсе умерла? Ведь Бог создает человека, а не профессию, это уже потом все дела и ремесла, многое от лукавого, а человек – от Бога…”. Мне кажется, что эта цитата из вашего рассказа “Спаси и помилуй!” как нельзя лучше определяет ваше отношение к проблеме совести.- Пожалуй, так.- Натиг Расулович, в последнее время в прессе муссируется известие о том, что вы стали миллионером.- Ничего подобного я не говорил. Не надо искажать мои слова. Я сказал о том, что каждый азербайджанский писатель, выставляя свои произведения на интернет-сайте, может заработать, потому что, не в пример бумажным книгам, выходящим тиражом в несколько сотен экземпляров, пользователей Интернета, заинтересовавшихся тем или иным азербайджанским автором, может быть в тысячу раз больше.. Я говорил о деятельности Пен-клуба, вице-президентом которого я являюсь. При Пен-клубе мы создаем свой электронный проект, чтобы наши азербайджанские писатели по примеру американских, европейских и российских писателей могли выставляться по всему миру и зарабатывать своим трудом. “Таким образом, – сказал я, – американские, европейские и российские писатели,- если на их произведения выходит достаточное количество пользователей, могут стать миллионерами в течение недели”. Автору почему-то захотелось переиначить мои слова и выдать желаемое за действительное.- А что бы вы сделали, если б на самом деле заработали вдруг миллион?- Ваш вопрос напомнил мне анекдот: пациента выписывают из психиатрической лечебницы, и напоследок врач решил задать ему вопрос на засыпку: “Вот вы выходите, все нормально, и вдруг вам по наследству достается миллион. Что вы сделаете?” Сумасшедший, не раздумывая, отвечает: “Половину отдам вам”. “Возвращайтесь в палату”, говорит врач. Людей, которые думают не только о себе, многие воспринимают как сумасшедших. А ведь вокруг нас так много нуждающихся – больных детей, одиноких стариков… Они нуждаются в помощи богатых людей. И вообще, во всем цивилизованном мире богатые считают своим долгом перед государством, перед людьми, перед своей совестью часть своих доходов тратить на благотворительность, помогать неимущим, помогать медицине, продвигать науки, искусства, кино, литературу. Конкретно: если б я заработал миллион, я бы вспомнил нуждающихся рядом со мной. Честно. Вспомнил бы. Когда заработаю, можете это проверить.- Вы очень активно работаете: как кинодраматург пишете сценарии, многие получили экранное воплощение, зарубежные премии из них, и как кинодраматург вы в свое время были удостоены высокого почетного звания “Заслуженный деятель искусств”…- Я в последнее время написал несколько сценариев короткометражных художественных фильмов для молодых режиссеров, есть новые сценарии полнометражных фильмов, недавно я (вместе с известным режиссером, имени которого я пока не хочу оглашать) закончил работу над очень интересным, необычным сценарием. Так что, слава Богу, работаю в кино я активно. Это мелкие чиновники от кино работают пассивно и все ищут поводы отклонять сценарии, но, как говорится, искусство вечно, а мелкие чиновники быстротечны.- Это ваше высказывание?- Это истина, которую я много раз наблюдал в жизни.- Натиг Расулович, я понимаю, что ваше время ограниченно. Вы позволите провести своеобразный блиц-опрос, где я буду задавать вопросы, а вы отвечать строками из своих произведений?- В таком случае дайте мне книгу, я, знаете ли, не помню свою прозу наизусть.- Ваше отношение к дружбе. Не устаревает ли это понятие?- “… И обо всех этих людях он думал тепло и немножко с грустью. Ослик думал, что все они – его друзья, хоть они этого и не знают. А потом наступила зима… ” (“Про ослика, ослика…”)- Что вы думаете о молодости и старости?- “… Наденьте кольцо на палец, – повторила она мягче. – Красивые вещи должны украшать молодость, а не старость… Которую уже ничем не украсишь, – прибавила старуха, – Ничем, кроме глупости”. (“Маешка”)- И напоследок?..- “Все когда-нибудь кончается, и хорошее, и плохое. Ну, прощайте, нам уже пора, нет, именно, прощайте, никто не знает, когда и как оборвется, и никто не считает, что жизнь его завершена и можно умирать, у каждого всегда найдется что-то важное, ради чего стоит еще немного пожить… Так пусть и этот наш разговор оборвется, как может оборваться любая жизнь”. (“Этапы неправедной жизни”)

Ляман Багирова .

Зеркало.- 2013.- 27 июля.- С.25-27