ЧИНГИЗ АБДУЛЛАЕВ. МОЙ МОЛОДОЙ СТАРЫЙ ДРУГ

Вот написал заглавие и задумался: можно ли назвать Чингиза молодым - 7 апреля 2009 года ему исполнится 50 лет? Но тут я вспомнил слова нашего общего с Чингизом друга - покойного Габиля: "В 50 лет писатель еще молодой, в 60 - маститый, в 70 - патриарх, в 80 - корифей, а вот в 90 лет - это уже гобустанское наскальное изображение".

Таким образом, я могу сказать, что Габиль был моим старшим другом, а Чингиз, дай Бог дожить ему до "гобустанского" возраста и дольше, навсегда останется для меня молодым другом.

Это не просто слова - наша дружба, начавшаяся более двадцати лет назад и продолжающаяся все последующие годы совместной работы в Союзе писателей, прошла через все лихолетия невероятно трудных времен и самых сложных жизненных и общественных ситуаций.

Но сначала о феномене Чингиза Абдуллаева. Чингиз не вошел в литературу, а ворвался в нее своим ярким талантом. Детективный жанр, самый популярный в мире и не самый популярный в азербайджанской литературе, имел в нашей словесности все же некоторые образцы. Но все они были, так сказать, нашими "местными радостями". Романы же Чингиза с почти его первых опытов подняли планку национального детектива сперва на всесоюзную (употребляю понятие той поры, когда он только начинал), а затем и на мировую высоту.

К сожалению, как всякое неординарное явление, у нас поначалу приняли его в штыки. Чего только не измышляли штатные недоброжелатели - даже то, что якобы за него пишет кто-то другой или другие. Возникал законный вопрос: почему этот другой или другие пишут не за себя, а за Чингиза? Еше один упрек - это легковесная литература. Утверждая это, как бы забывали, что литература как раз-таки богата разнообразием жанров. В сокровищнице мировой литературы не только творения Сервантеса, Толстого, Достоевского, Чехова, Бальзака, Стендаля, Марселя Пруста, но и романы Дюма-отца, Жюля Верна, Майна Рида, Фенимора Купера, Роберта-Льюиса Стивенсона, Герберта Уэллса, Джека Лондона - классиков приключенческого, научно-фантастического жанров. И если обратиться к чисто детективным произведениям, то, помимо рассказов Эдгара По, считающегося предтечей этого жанра, миллионы читателей во всем мире зачитываются книгами Конан Дойла, Агаты Кристи, Жоржа Сименона. И если Шерлок Холмс, Пуаро, комиссар Мегрэ, Ниро Вульф стали персонажами нарицательными, то и Дронго, созданный фантазией нашего земляка, стал такой же знаковой фигурой.

Но, в отличие от перечисленных западных персонажей, принципиально далеких от политических страстей, Дронго - целиком политизированный образ. Более того, он вписан в фон острейших политических коллизий нашей современной действительности.

Мне приходилось полемизировать с теми, кто недооценивал работу Чингиза Абдуллаева. "Представьте, - говорил я, - что в России, на всем постсоветском пространстве, да и в Турции, во многих странах Запада такой же популярностью пользовался, такими же фантастическими тиражами издавался, так же много переводился, скажем, армянский писатель. Мы бы сетовали: ах, армяне, у них везде рука, вот они и делают имя своему сородичу. А мы вместо того, чтобы гордиться успехами своего земляка, стараемся как бы побольнее его куснуть".

Впрочем, Чингиз не очень тяготится этими наскоками. Он не отвечает своим так называемым "оппонентам", чем, признаюсь, порой грешу я. Чингиз отвечает им своими книгами, которые выходят систематически, планомерно, один за другим и моментально завоевывают все новых и новых читателей и почитателей. Как-то меня спросили, как называется последний роман Чингиза Абдуллаева. Я отшутился: "Вы имеете в виду роман, написанный на этой неделе или на прошлой?"

И если не каждую неделю, то, по крайней мере, каждые два-три месяца Чингиз выдает новое произведение. Исключительный талант его в сочетании с его же феноменальной работоспособностью творят поистине чудеса плодовитости...

Помимо его подаренных книг, которые я храню в служебном кабинете, в моей квартире его романы с автографами занимают целую полку. И вот когда несколько лет назад произошло землетрясение, эта полка обрушилась на музыкальный центр и раздавила его. "Так что ты мне должен один музыкальный центр", - шучу я с ним.

Помню, как мы с Чингизом ездили ночным автобусом из Мадрида в Барселону. Всю ночь, всю дорогу я честно спал, а он писал на своем ноутбуке. Весь день мы провели вместе в Барселоне, ходили по городу, посетили музеи, пообедали и ночью опять автобусом возвратились в Мадрид. И снова в ночном автобусе я спал, а Чингиз работал. Это невероятная способность без сна и отдыха писать заслуживает и уважения, и восхищения. Ведь это не только умение подбирать слова и строить фразы. Придумать столько острых, захватывающих сюжетов, оперировать со столь разным, увлекательным материалом - это же уметь надо. "Я не уверен, что ты можешь пересказать фабулу всех своих ста книг, - говорю я ему, - но хоть названия-то их всех ты помнишь?"

А он, оказывается, помнит, и не только помнит, но и продолжает следить за жизненными перипетиями своих когда-то созданных персонажей.

И вот когда феномен Чингиза Абдуллаева стал неоспорим, некоторые, наиболее совестливые и объективные из его оппонентов, вынуждены были признать и принять этот очевидный факт.

Объектом необузданной фантазии Чингиза являются не только его книги, но и его собственная жизнь, и порой трудно определить, что в его биографии подлинная версия, а что - плод его неуемного воображения. Один из наших общих друзей как-то удачно сострил: если все факты, указанные в его биографии, выстроить в ряд, то Чингизу, по крайней мере, сто лет. Когда Чингиз рассказывает какой-нибудь случай или передает чьи-то слова, я неизменно делаю скидку на коэффициент его преувеличений. Порой даже называю его Тартареном из Тараскона. Все, кто читал роман Альфонса Доде, знают, что этот весьма симпатичный персонаж был склонен к некоторым преувеличениям.

Уважая художнический дар Чингиза, я также высоко ценю его человеческие качества: доброту, улыбчивость, верность в дружбе, чрезвычайную коммуникабельность, принципиальность и неуступчивость в убеждениях. Готовность протянуть руку помощи всем, кто в этой помощи нуждается, почтительное отношение к старшим. Конечно, к тем, кто это отношение заслуживает.

Чингиз - преданный семьянин. Я знаю, с какой заботой он относился и относится к своим родителям, как свята для него память о покойном отце, как он внимателен к матери. Я как-то писал, что жизнь - это долг, который мы берем у родителей, но возвращаем своим детям. Будучи в вечном долгу перед достойными родителями, Чингиз делает все, чтобы эти высокие качества передались его детям. С его замечательной супругой Зулейхой ханум Чингиза связывают романтические отношения с самых юных лет - они жили в одном доме, чуть ли не в одном подъезде. Соседские симпатии переросли в большое чувство. А красивые дети, как известно, рождаются от настоящей любви.

Чингиз - человек с сильным чувством юмора. Помню, был очень трудный период в моей жизни, я не мог ничего писать, не мог работать, не мог даже ничего читать, кроме книг Чингиза Абдуллаева. Своими острыми сюжетами (невозможно было их отложить) они спасли меня от тяжких дум хотя бы на время, от мрачных предчувствий. И тогда - вот парадокс - я написал нечто в стиле чингизовских детективов, но в юмористическом ключе. Это не было пародией, это был некий парафраз тем, образов, идей, стилистических особенностей, доведенных мной, однако, до абсурда. И я знал, что он не обидится. Во-первых, зная мое теплое, дружеское отношение к себе, и, во-вторых, я рассчитывал на его чувство юмора. Ведь чувство юмора проявляется не только тогда, когда шутишь по отношению к другим, но и тогда, когда с пониманием и улыбкой принимаешь шутки в свой адрес.

Мой опус "Приказы призраков в погонах" был опубликован в "Литературной газете", и когда Чингиз в очередной раз поехал в Москву, я попросил его получить мой гонорар в газете. Он сделал это, но не преминул заметить: "Мало того что вы меня ославили на весь Союз, но еще и поручили мне получить гонорар за это".

Разумеется, это тоже было шуткой, и я воспринял это как шутку, ибо полагаю, что и я не лишен чувства юмора.

Я считаю эти заметки неюбилейными, и для того, чтобы мой текст не выглядел сплошным елеем, решил добавить ложку дегтя в бочку меда. Впрочем, это тоже своеобразный штрих к милым и порой забавным чертам характера моего друга.

Итак, я как-то прочитал в какой-то газете, что перед расстрелом Чаушеску сказал: "Ах, этот проклятый Карабах". Я рассказал об этом Чингизу. И вот проходит какое-то время, Чингиз говорит мне: "Анар муаллим, а вы знаете, что сказал Чаушеску перед казнью?" Сразу догадавшись, в чем дело, я слукавил: "А что он сказал?" "Чаушеску сказал: "Ах, этот проклятый Карабах" - говорит мне Чингиз. "А ты откуда это знаешь?" - спрашиваю я. "Не могу же я открывать все свои источники", ответил мой друг.

И последнее, что я хотел бы сказать. Три года назад я представил Чингиза Абдуллаева в числе некоторых других писателей на получение звания заслуженного деятеля искусств. Тогда ему было 47 лет. Президент Ильхам Алиев посчитал нужным присвоить ему еще более высокое звание - Народного писателя. Я, конечно, был очень рад этой коррективе нашего уважаемого президента.

Таким образом, Чингиз Абдуллаев стал самым молодым народным писателем Азербайджана и первым, кто удостоился этого звания задолго до того, как ему исполнилось 50 лет.

Дорогой Чингиз! Я знаю, что в твои юбилейные дни появится немало статей, ты получишь много поздравлений со всего света. Я же, написав эти заметки еще год назад, но публикуя их только сейчас, хотел быть первым среди поздравителей, пожелать тебе новых свершений, новых книг, новых путешествий и новых интересных встреч, а также больших семейных радостей и, конечно же, "гобустанского" долголетия.

АНАР

Зеркало.- 2009.- 1 апреля.- С. 8.